Рене Ахдие - Ярость и рассвет
Гадая, не слишком ли поздно.
Проглотив измученный крик, Шарзад отбросила рукав и его содержимое по сияющему ониксу.
Ее собственное осознание поднималось, как и рассвет за спиной девушки. Будто свинцовый восход солнца, окутанный вихрем грозовых туч. Теперь было недостаточно иметь ответы во имя Шивы. В самом деле, это перестало быть просто местью, когда губы Халида коснулись ее губ в переулке на базаре. Она хотела, чтобы у этого безумия была причина, у него просто должна быть причина, чтобы она могла оставаться с ним. Чтобы могла быть рядом, заставлять его улыбаться от того, как она смеялась, плести рассказы в свете лампы и делиться секретами в темноте. Чтобы она могла засыпать в его руках и пробуждаться в восхитительном завтра.
Но было слишком поздно.
Он являлся Мердадом из ее кошмаров. Она открыла запретную дверь. Она увидела тела висящих на стенах девушек, убитых без объяснения. Без оправдания.
И без этого Шарзад знала, что должно быть сделано.
Халид должен ответить за такие гнусные поступки. Такие жестокие смерти.
Даже если он был ее воздухом.
Даже если ее любовь к нему невозможно передать словами.
* * *Его охранники были взвинченными и находились слишком близко к нему.
Их ярко сверкающие факелы и гремящая поступь делали его мучительную головную боль еще более сильной. А их огонь стремился захватить власть над его глазами.
Когда нервный сторожевой уронил свой меч с шумом, разбудившим бы и мертвого, Халиду пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не вырвать руку юноши из плеча.
Вместо этого Халид остановился в потемневшем коридоре и прижал ладони ко лбу.
– Уходите, – проворчал он своим стражникам.
– Сеид…
– Уходите! – От того, как слово разнеслось по коридору, в висках Халида застучало.
Охранники переглянулись, перед тем как поклониться и уйти.
Джалал остался стоять у стены, пребывая в мрачной настороженности.
– Это было довольно по-детски, – отчитал он Халида, когда солдаты скрылись за углом.
– Ты тоже можешь идти. – Халид возобновил путь к своей комнате.
Джалал резко стал перед Халидом.
– Ты ужасно выглядишь. – Его глаза блестели, а лоб наморщился от волнения.
Халид уставился на него, спокойно и отчужденно.
– Полагаю, ты ожидаешь, будто я доверюсь тебе после твоей честной оценки довольно очевидного состояния. Простите, но у меня выдался сложный вечер, капитан аль-Хури.
– Я действительно обеспокоен.
Халид изобразил потрясение.
– Не стоит.
– Если ты будешь отказываться говорить о том, что произошло сегодня ночью, мне придется настаивать.
– И ты будешь приговорен к разочарованию на каждом шагу.
– Нет. Не буду. – Джалал скрестил руки на груди. – Ты ходячая катастрофа. Ты вздрагиваешь от малейшего шороха и чуть не оторвал тому бедняге голову за то, что он выронил меч.
– Мальчишка споткнулся, держа в руках обнаженный клинок. Я считаю, ему повезло, что он не упал и не проткнул себя холодной сталью из-за своей собственной глупости.
– С возрастом твой сарказм становится все более жестоким. И высокомерным. Сейчас он уже совсем не забавляет.
Халид сердито посмотрел на своего брата. Кровь пульсировала вдоль его шеи и гудела в висках. Каждый удар размывал границы его зрения.
Он оттолкнул Джалала и пошел дальше.
– Что ты сделал сегодня ночью, сеид? – сказал ему вслед Джалал. – Ты понимаешь, что, отбросив оружие, повинуясь требованию этого наемного пса, ты рисковал всем королевством. Он мог убить тебя, и ты оставил бы Хорасан без правителя. Ты мог позволить наемникам Салима лишить нас лидера, на грани возможной войны с Парфией. – Он сделал многозначительную паузу. – И все ради девушки – одной из многих.
После этих слов потертые нити хладнокровия Халида разорвались и он направил всю силу своего гнева на Джалала, вихрем развернувшись и вытащив шамшир из ножен в одном плавном движении. Он поднял изогнутый край лезвия, пока оружие не оказалось на волосок от сердца Джалала.
Джалал остался неподвижным, его спокойствие не соответствовало ситуации.
– Ты, наверное, сильно ее любишь, Халид-джан.
Через несколько ударов сердца Халид опустил меч, его лоб исказился от боли и ужаса.
– Любовь – это лишь тень того, что я чувствую.
Джалал улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз.
– Как твой брат, я рад это слышать. Но, как капитан твоей стражи, я солгал бы, если бы сказал, что не встревожен сегодняшними событиями. Ты ответственен не только за одну девушку.
– Я знаю. – Халид вложил меч в ножны.
– Не уверен, что это так. Если ты планируешь продолжать вести себя в подобной необдуманной манере, то, думаю, пора рассказать Шарзад правду.
– Не согласен; поэтому разговор окончен. – Халид снова зашагал по коридору, Джалал шел рядом с ним.
– Она теперь часть семьи. Коль ты готов умереть за нее, настало время доверить ей наш секрет, – настаивал Джалал тихим голосом.
– Нет.
Брат протянул руку к плечу Халида.
– Расскажи ей, Халид-джан. Она имеет право знать.
– И как бы ты отреагировал на такую новость? – Халид сбросил его руку в сторону. – Узнав, что твоя жизнь висит на волоске во власти изменчивого проклятия.
– Моя жизнь в опасности каждый день. Так же, как и твоя. Что-то подсказывает мне, что Шази не живет в параллельном мире, отрицающем этот факт.
Брови Халида сдвинулись.
– Это не имеет значения. Я не готов рассказать ей.
– И никогда не будешь готов. Потому, что ты любишь ее и мы боремся, чтобы защитить наших любимых.
Джалал остановился в коридоре, ведущем к комнате Халида, а халиф продолжил свой путь вдоль мрамора и камня, даже не глядя в его сторону.
– Сеид! – снова обратился к нему Джалал, идя позади него. – Удостоверьтесь, что сегодня ночью к вам придет факир. Вы словно готовая лопнуть тетива.
Халид миновал первые двери, ведущие в приемные покои, и направился к входу в свою комнату. Он остановился, перед тем как кивнуть одному из стражников, который повернул одну из бронзовых ручек и открыл перед ним полированную дверь.
Когда Халид пересек порог, в комнате было абсолютно тихо. Все казалось совершенно неподвижным. Единственным, что было не так, – окровавленные полоски ткани и кувшин с водой, стоящий у подиума кровати…
И девушка, спящая в его постели.
Шарзад лежала на боку. Ее темные волосы растянулись по мрачному шелку, а колени были прижаты к одинокой подушке. Бахрома черных ресниц изгибалась над веками, а гордый острый подбородок уткнулся в складки шелка рядом с ее ладонью.
Халид осторожно присел и старался не смотреть на нее долго. Вариант прикоснуться к ней он просто не рассматривал.