Игорь Вардунас - S.W.A.L.K.E.R. Конец света отменяется! (сборник)
Когда донеслись голоса и наверху затопали ноги, Ким зарылся в солому и замер. Громыхнуло металлом о металл, зашаркали.
– Мне тут плохо: голова тошнит… то есть тошнит, и голова не варит, – сказали незнакомым голосом. – Его тут нет. Уходим отсюда. Гиблое место!
– Подожди, – проговорили тихо, но уверенно. – Давай-ка посмотрим тут.
Ким сглотнул. Вот и всё. За меч он решил не браться, чтобы не убивать невинных. Он сдастся на их милость. Но внутри, протестуя, шевельнулось чужое, будто огромная рыбина в омуте, и Ким понял – он будет убивать. Мало того, он жаждет их смерти. Резать податливую плоть, чтобы пасть на колени и лакать солоноватую горячую жизнь.
Протопали мимо, завозились, выругались.
– Ничего? – спросил первый.
Ему ответили:
– Пусто.
– Я же говорил. Пойдем. Тут еще два дома.
– Да, надо успеть несколько ходок сделать за кальмаркой. Мужики, у нас чисто!
Ким зажмурился и понял, что не хочет отсюда уходить, – он плод в материнской утробе. Он растет и набирается сил. Чтобы ночью… Он дождется.
Раньше он был маленьким и слабым. Теперь он сильный. Он огромен. Один его шаг – и не останется Балаклавы.
Потянувшись, он перевернулся на живот и задремал.
Когда проснулся, откуда-то знал, что на улице такая же благословенная тьма и черный бархат неба вышит звездами, а вечерний бриз колышет рыжую шерсть травы. Вдох-выдох, вдох-выдох. Чужое уже не пугало. Оно поселилось внутри и теперь питало, давало силы, вселяло уверенность. Взамен оно просило одного – есть.
Снаружи было что-то еще. Огромный темный силуэт двигался сюда, подпирая небосвод. Шаг, еще шаг. Чужое внутри заметалось в поисках выхода, откликнулось на безмолвный, наполненный отчаяньем зов, похожий на плач огромного горна.
Шаг, еще шаг…
Почти беззвучные женские шажки. Стройная девушка с косичками, похожими на десятки змеек, тонкими запястьями и миндалевидными глазами. Она идет сюда, чтобы утолить его голод.
* * *Я понимаю, что обратного пути не будет. Да и «обратный путь» – это не для меня. А для того, кому есть куда возвращаться. Мне бы исчезнуть, чтобы не видеть никого из них. Эна то, Эна сё. Принеси, подай, поклонись, убери. А если что не так… вывихнутая рука до сих пор болит. С собаками и то лучше обращаются. Если бы мама не умерла, все было бы по-другому.
Я долго, очень долго пыталась быть хорошей. Все равно они меня ненавидят. К чему из шкуры лезть, когда есть такой простой выход?
Обернувшись, я посмотрела на ферму: черный нарост на белесом склоне горы, две свечки тополей, свет в окнах погашен, все спят. Хорошо.
Все пока идет, как надо. Меня одно волновало – Рыцари. Особенно мордатый, который меня вел на допрос. Уж очень он смотрел… Так, будто что-то знает. И безгубый так же смотрел – подозрительно, с осуждением. Вдруг они вздумают за мной следить и заберут Гостя?
Поведя плечами, я обернулась. Хрустнул камешек под ногой, в кустах зашуршала ночная птица, выпорхнула, расправив крылья, похожие на два ножа.
Над самым морем висела полукруглая нить молодого месяца, серебрилась гладь бухты. Вон там, у подножья, в покинутом доме, меня ждет Гость. Кровь прилила к щекам, стало жарко, потом будто морозом дохнуло, я поежилась и прислушалась к чувствам: грязно, тошно, хочется вымыться. Трусость пищала, что не надо туда ходить, пусть все остается по-прежнему, ведь неизвестно, как поведет себя Гость. Или не трусость это, а дурное предчувствие?
Надо быть осторожной. Хотя даже если они меня схватят, я скажу, что просто гуляю, и никто ничего не сможет доказать.
Спуститься по ступеням между двумя стенами. Перебежать дорогу, спрятаться в тень. Замереть, осмотреться. Вроде, никого. Я собралась выходить из убежища, но услышала шумное дыхание и попятилась за ствол платана.
Донесся цокот когтей. Собака. Старая крупная собака с мордой, похожей на щетку. Пробежала мимо, уселась и принялась с клацаньем выкусывать блох.
Сердце частило. Изо рта шел пар, но рубашка прилипла к спине, а щеки пылали. Надо успокоиться, иначе можно наделать глупостей. Эна, возьми себя в руки, ты так долго ждала эту встречу! Здесь нет никого. Все про тебя забыли. А чужой взгляд на спине мерещится от страха.
Вдохнув и выдохнув, я поспешила на старую набережную, к разваленным дворцам.
* * *Загрохотал стальной лист. Ким улыбнулся: время пришло. Наверху обозначился квадрат выхода, и он зашагал по ступеням. Рука непроизвольно сжала эфес меча. Его влекло наружу, где столько горячих существ, полных жизни. Он жаждал этого тысячи лет!
Ким зацепился за проржавевшие балки перекрытий, подтянулся и ступил на пол, замусоренный обвалившейся штукатуркой. Уверенно зашагал к выходу, где его ждала девушка со змеями-косичками. Хозяйка.
Завидев Хозяйку, он склонил голову.
– Пробудись, Гость, это я звала тебя, – прошипела она и указала на склон горы, где находилась овечья ферма. – Убей их!
В сознании Кима кто-то будто открыл заслонку, и чужое, приготовившееся к атаке, хлынуло наружу. Но перед затмением он видел лица тех, кого надо убить: крепкого старика с рыжей кудрявой бородой, его пухлую улыбчивую жену с плоским лицом, такую же плосколицую рябую девицу, девочку помладше и мальчишку с огненно-рыжим чубом.
* * *Половину пути в Балаклаву из Инкермана пришлось проделать под мелким дождем, и мой плащ отсырел, да и сам я озяб. Срочный вызов, кровавая резня. Так и знал, что этим закончится.
Я спешил, но на подъезде к Утесу, где всегда мутило и голову сжимало тисками, остановился, ощутив неописуемую легкость, и попытался осмыслить странное чувство.
Гиблого места на Утесе больше не было. Даже конь больше не фыркает и не прядет ушами. Каменный монстр, уткнувшийся мордой в море, испустил дух.
В перевернувшемся с ног на голову мире и не такое бывает. Но, как утверждал Магистр, обладавший мудростью прошлых, ничто не исчезает бесследно. Даже брошенное в сердцах злое слово падает в благодатную почву и прорастает.
Обязательно надо будет изучить окрестности внимательнее. Конь перешел на рысь, устремляясь на тропинку, ведущую к Голове Источника. Со всех сторон тропинку окружали заросли ежевики, оплетшей стволы вишен.
Сначала я услышал возмущенное овечье блеянье. Потом в просвете ветвей показалась ферма. Вокруг дома бродило пятеро рыбаков – кто с топором, кто с вилами. Завидев меня, они устремились навстречу, заговорили, перебивая друг друга. Не слушая их, я спешился, привязал коня к ограде и поморщился. Я уже знал, что увижу, и в горле свернулся соленый комок.
– Это порченая навлекла беду, – тараща глаза, орал прыщавый юноша в волосами-сосульками. – «Мутная» наша!
Заведя руки за спину, я по овечьему помету зашагал к распахнутой двери, бросив на ходу:
