Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли
– Да, хочу. Если… – девушка замялась, – если я все еще нужна Богине, Она ведь знает, что любовь моя была отдана сперва мужчине, а уж потом Ей.
– Это не имеет значения! – Кейлин просияла улыбкой. – Богине дела нет до того, что с тобой случилось прежде, чем ты принесла обеты. Так объяснила мне Лианнон – я ведь наконец-то рассказала ей о своей беде! Этой благодатью я обязана тебе, родная, и я рада в свой черед поделиться ею с тобой!
– Не все с тобой согласятся, – горько отозвалась Эйлан.
– Пусть это тебя не тревожит. – Кейлин положила руки на плечи Эйлан, заглянула ей в глаза, и девушке померещилось, будто в темных очах жрицы, словно в священном озере, можно увидеть прошлое и будущее.
– Послушай, сестричка, я поведаю тебе истину, что сокрыта в самом сердце Таинств. Все боги, равно как и все богини, едины, будь то Арианрод, или Катубодва, или Дон. Свет Истины един, но мы видим, как свет этот отражается в гранях кристаллов и распадается на многоцветье оттенков. В том, как мужчины и женщины видят своих богов – или богинь, – есть некая доля той истины. Мы, живущие в Лесной обители, удостоены чести лицезреть Великую Богиню во многих ее ипостасях, мы знаем Ее под многими именами, но нам ведома эта первая и величайшая из всех тайн: боги, как их ни называй, все едины.
– Значит ли это, что римляне почитают тех же самых богов и богинь, которым служим мы?
– Воистину так – вот почему, возводя здесь, в Британии, жертвенные алтари, они наделяют изваянные образы своих богов атрибутами наших. Здесь, в Лесной обители, мы отождествляем каждого из богов с тем именем, каким к нему обращаемся, и однако ж мы верим, что поклоняемся Великой Богине в ее первозданной незамутненной ипостаси как божественной сущности, заключенной во всех женщинах. Вот почему мы даем обет служить Ей как Матери, Сестре и Дочери. Вот почему мы порою говорим о том, что Лик Великой Богини отображен в лице каждой из женщин.
На миг воодушевление Кейлин передалось и юной послушнице, но тут же накатил гнев. С какой стати всех так возмутило ее неравнодушие к римлянину, если боги у них одни и те же? Кейлин присутствовала при ее разговоре с Гаем, она знает, как сильно девушка его любит. Как же у нее язык повернулся заявить, что чувства эти утратят всякое значение, едва послушница принесет обеты? Ведь чувства эти – неотъемлемая часть ее души, они так же священны, как и мистический восторг, что порою подчинял себе Эйлан, когда присутствие Богини переполняло ее точно лунный свет, мерцающий на водах заповедной заводи.
– Что от меня потребуется?
– Ты дашь обет жить в целомудрии, если только не станешь избранницей бога. Ты поклянешься, что не станешь выбалтывать тайны святилища непосвященным и что всегда будешь стараться исполнить волю Великой Богини или тех, кто вправе приказывать тебе от Ее имени – а имен у Нее множество.
Кейлин умолкла, не сводя с нее взгляда. Эйлан думала про себя, как сильно ее любит, как привязалась ко всем прочим жрицам и как много значит для нее жизнь в обители. Она посмотрела в темные глаза Кейлин.
– Я охотно дам все эти клятвы.
– Готова ли ты доказать, что в совершенстве овладела искусствами и умениями, которым мы тебя учили, и что Великая Богиня согласна принять твое служение? Как ты понимаешь, описать тебе ритуал посвящения я не могу – более того, говорят, что испытания для всех послушниц разные, так что, даже если бы моя клятва не запрещала мне этого, я все равно ничего не смогла бы тебе поведать сверх уже сказанного.
Эйлан похолодела от страха, но усилием воли сдержала дрожь. Живя в Доме дев, она наслушалась россказней о послушницах, которые не выдержали испытания и были отосланы прочь или, того хуже, исчезли бесследно.
– Я все понимаю, и я готова, – тихо проговорила она.
– Да будет так, – промолвила Кейлин. – От Ее имени я допускаю тебя к испытаниям. – Она поцеловала Эйлан в щеку; девушка вспомнила, как она впервые переступила порог Лесной обители и ее точно так же поприветствовала одна из младших жриц. На какой-то миг два поцелуя слились в один. Эйлан заморгала, голова у нее шла кругом от ощущения, что все повторяется и она уже переживала это мгновение бессчетное множество раз.
– В ночь полнолуния накануне Самайна ты произнесешь свои обеты в присутствии жриц. Лианнон и твой дед будут очень довольны.
Эйлан воззрилась на нее во все глаза. При чем тут Лианнон или дедушка? Кейлин предложила ей выбор, и девушка приняла решение, но потому ли, что именно этого ждут от нее родные – или, может, ее направляют иные силы, те, что смутно мерещатся в непроницаемом мраке?
– Кейлин, – прошептала она, завладев рукою жрицы. – Если я дам обет Богине, то не потому, что я – дочь и внучка друидов, и даже не потому, что Гай для меня навеки потерян. Должно быть нечто большее!
Кейлин неотрывно глядела на нее.
– Когда я впервые тебя увидела, мне почудилось, что тебе предначертана особая судьба среди нас, – медленно произнесла она. – Сейчас я ощущаю это еще более ясно. Но не могу обещать, что ты будешь счастлива, дитя.
– Я этого и не жду… – Эйлан со всхлипом перевела дух. – Лишь бы только во всем этом был хоть какой-то смысл, какая-то высшая цель!
Кейлин вздохнула, обняла девушку, и Эйлан прильнула к ней. Ирландка гладила ее волосы; юная послушница проглотила наконец ком в горле и постепенно успокоилась.
– Высшая цель есть всегда, родная, хотя порою мы далеко не сразу понимаем, ради чего поступаем так, а не иначе, – вот и все утешение, какое я могу тебе предложить. Если Великая Богиня сама не ведает, что творит, то что смысла в этом мире?
– Мне и довольно, – прошептала Эйлан, слушая, как бьется сердце старшей жрицы – ровно, размеренно, у самого ее уха. – Если только ты меня любишь.
– Люблю… – Голос Кейлин звучал еле слышно. – Люблю так же, как любит меня Лианнон.
Полная луна глядела с небес недреманным оком, как если бы Арианрод решила самолично проследить за церемонией. Тягучее пение жриц, которые привели сюда Эйлан, смолкло вдали. В груди у девушки холодело, по рукам пробежали мурашки, хотя ночь выдалась теплая. Уж не надеялась
