Темноводье - Василий Кленин
Конечно, прежняя идиллия нарушилась: приходилось уживаться с кучей новых людей, которым многие здешние порядки казались странными. Наконец, Старик не выдержал первым и ухватил Дурнова за локоть.
— Сашко, ты скажи уж толком: кто мы теперь? Ежели замирились с Кузнецом — то не воры, выходит? А кто? Опять служилые?
И Санька понял, что надо поговорить. На вечер, у большого костра собрали круг. И беглец вышел пред всеми.
— Тем, кто провел тут зиму, скажу: Кузнец согласился забыть наши вины и непокорство за то, что волю государеву исполняли. Это я про острог Темноводный, про пашню. И велел это продолжать. Выходит, мы теперь тут по воле приказного…
Он задумался.
— Но это ничего не значит! — вдруг крикнул Известь, разгоняя нерв. — Мне дорог тот уклад, который мы вместе создали! Я хочу жить здесь дальше, хочу строить и пахать… с нашими новыми братьями. Но только на тех же условиях! Мы все здесь стоим друг за дружку! И всё делаем сообща!
— Любо! — весело крикнул Тютя.
— Так ты тут, что ли, вольный атаман? — выкрикнул кто-то из кашинских.
— Воля — понятие относительное, — улыбнулся Санька. — За волю еще бороться надо, казаче… Да и атаманом меня не выкликали… Кстати.
— Дурнова — в атаманы! — заорал зычно Рыта.
— А чой-то? — загалдели кашинские, которых было побольше. — Якуньку в атаманы! Якуньку Никитина сына!
— Куда прешь, сопля стылая! — ощерился Старик. — Сам тут без году неделя, а ужо горло драть учал!
— Нешто нельзя, дедок ты гнилой? — не полез в карман за словом новичок. — Мы на кругу, тут все пасти равные! Понял?
И казацкая толпа загудела, заревела, сталкивая два акустических вала: «Дурнова» и «Якуньку». Выкликали и другие имена, только их сразу затерли в самый низ. Вольница, пробужденная речью Саньки, бурлила уже нешуточно, почти готовая вскипеть кровавыми пузырями. Но тут с бревна поднялся жидкобородый Якунька сын Никитин.
— СашкА Дурнова — в атаманы! — крикнул он и рассмеялся. — Вы борзость-то умерьте, мужики! Глянь-ко, что при нём тут наделать успели.
— Это ты еще половины делов не знашь! — гордо выкрикнул раскрасневшийся от криков Тимофей.
Старая ватага орала в восторге. Наверное, не будь на кругу «конкурирующей фирмы», они бы еще сто раз подумали: а нужен ли им такой командир? Но сейчас они были счастливы, что победил «свой».
«Вот и стал ты, Санька, атаманом, — улыбнулся беглец из будущего. — Правда, атаманство такое… пока Кузнец не узнает и бровь в удивлении не поднимет. Но это ладно, пока наши цели и задачи совпадают, думаю, претензий не будет. Главное — отпущенное время потратить с пользой».
А что это значит? Дурной с ужасом понял, что уже вовсю вынашивает стратегические планы. Нужно хорошенечко укрепиться, сплотить народ. Нужно сблизиться с местными родами дауров, тунгусов и не дать им уйти в Маньчжурию. Очень нужно найти каналы поставки ресурсов, которые самим не добыть: железо, порох, свинец. Хотя, над железом еще можно подумать…
Но самое главное — надо стать незаменимыми для Онуфрия Кузнеца. Как? Прежде всего, хлебом. Смогут ли 40 человек прокормить полтысячи? Вряд ли… Но потенциал тут огромен. Зейская пойма для земледелия еще удобнее, чем амурская в своем верхнем течении, где, в основном казаки дауров и грабили. И свободных земель валом! Только вот людей где найти… и семенного материала побольше.
Вторая нужность для Кузнеца — ясак. И не 30 соболей, а хотя бы 300. Если с Зеи Кузнецу давать приличный выход, то он оставит этот край в покое и на многое закроет глаза. Значит… Значит, придется как-то уламывать Галингу и прочих на выплату дани рухлядью. Получается, и их тоже чем-то надо заинтересовать.
Каждая задача порождала только новые задачи. Пока ватажники вокруг весело догуливали вечер, Дурной сидел и мрачнел вместе с темнеющим небом.
Он ведь прекрасно понимал, что на все эти чудесные игры в стратегию ему отпущен ограниченный и весьма конкретный срок. Почти ровно четыре года. Летом 1658 года нингутский воевода Шархуда перейдет в наступление, выйдет на Амур и в первом же сражении, имея подавляющее превосходство в кораблях, пушках и людской силе, наголову разгромит русских. Кузнец, видимо, погибнет в бою. Из всех больших людей уцелеет, кажется, только гнида Артюха Петриловский.
— Четыре года… Четыре года… — несколько раз под нос проговорил Санька и машинально напел. — Это много или мало…
Вообще, он в этом мире уже почти два года. И каковы результаты?
«Атаманом вот стал!» — невесело усмехнулся он сам себе. Хотя, перемены есть — острожек Темноводный. Первые пашни. Этого в реальной истории не было.
«Или было? — ужаснулся он. — Был какой-то непутевый толмач Дурной, которого даже в отписках не упомянули. Что-то пытался созидать… Но всё равно в 58-м Шархуда придет на Черную Реку и уничтожит и флот Кузнеца и его, Дурнова, начинания…»
Можно ли вообще что-то изменить в уже давно случившемся? Санька вдруг почувствовал, что голова его от всех этих мыслей начала трещать и раскалываться. Он вскочил и побежал прочь от жаркого костра. Вечерняя прохлада раннего лета остудила лицо, и стало немного полегче.
— Да какая разница! — бросил он злобно в темноту. — Получится. Не получится. Всё равно ведь буду пытаться.
С этими мыслями он и ушел в башню, чтобы зарыться в пахучую постель из шкур. Уснул непривычно рано даже для этого времени. А когда проснулся…
Когда проснулся, стало уже не до сложных теоретических мыслей.
Война началась.
Глава 51
Конечно, не прямо с утра началась война. Сначала перед свежими стенами Темноводного загарцевали всадники, неприятно удивленные возникшим препятствием. Злобно выругались не по-русски. А затем, самый здоровый из них подъехал к узким тяжелым воротам и заорал во всю глотку:
— Лоча, вставай! Воевать пора!
Казаки поднялись, некоторые признали смешной русский язык Делгоро. Дурной с Козьмой пошли отворять ворота. И едва оттащили первую створку, как легкая фигурка ринулась в проем и буквально врезалась в Саньку.
Чакилган.
Вот прямо так, при всех. Дурной на миг растерялся, а потом сжал девушку в объятьях, зарывшись лицом в ее густые черные волосы.
…В общем, в обещанный поход на коварных дуланов казаки собирались очень долго. Посмеиваясь и похихикивая, чинили ремни и прочую справу, латали парус на дощанике. Потом решили переждать непогоду… Потом
