Варвара Шихарева - Чертополох. Излом
– Я этого не забуду… – вежливо ответила я, и на том наша встреча завершилась.
Уже на следующее утро я покинула постоялый двор, и хотя в глубине моей души жило некое сомнение в правильности того, что я назвалась настоящим именем, подаренная «карающим» пряжка все же скрепила теперь мой серый плащ служительницы Малики. Как известно, снявши голову, по волосам не плачут, но если я лишена возможности носить герб Ирташей, никакой указ крейговского Владыки не помешает мне носить на своем плече похожий на родовую эмблему знак…
Как вскоре выяснилось, это была последняя длительная задержка на моем пути, и через три дня я увидела Мэлдин. Смутная тревога и какое-то инстинктивное неприятие этого места зародились во мне еще тогда, когда я, ведя усталую лошадь под уздцы, ступила на главную дорогу, ведущую к воротам святилища. Добротная, мощенная камнем, с деревянными, покрытыми тонким медным листом изваяниями Милостивой на обочине… Статуи, похожие одна на другую, словно близнецы, располагались вдоль дороги через каждые сто шагов, но я, едва взглянув на них, поспешила отвести глаза. Они сразу же стали мне неприятны, и виной тому была не только нарочитая пышность, идущая вразрез с уставами Малики, но и застывшее на лицах изваяний холодное, надменное выражение.
Такие поджатые в тонкую ниточку губы и высоко вздернутый подбородок могли бы быть у спесивой и жестокосердной знатной госпожи, но никак не у заступницы и покровительницы матерей и малых детей. Не могло быть такого лица и у Скорбящей, символизирующей память…
Но хуже всего было то, что я не могла списать эти изображения на иные, чем в Крейге, амэнские традиции – на моем пути мне попадалась пара святилищ Милостивой – они отличались от Дельконы лишь малолюдностью да весьма скромными размерами, изображения Малики в них были именно такими, какие я привыкла видеть в родном Крейге – одухотворенные, готовые внимать и защищать… В отличие от этих, созданных лишь для того, чтобы ничтожные люди склоняли перед ними колени.
Впрочем, как бы ни неприятна оказалась подъездная дорога с надменными изваяниями, одну задачу она, без сомнений, выполнила, подготовив меня к тому, что чуть позже открылось моим глазам – белые стены Мэлдина казались еще неприступнее и суровее, чем ограда Дельконы, а ворота святилища, украшенные богатой резьбой, были затворены – путников и паломников здесь, похоже, не жаловали…
Несколько мгновений я колебалась – закрытые ворота послужили еще одним молчаливым доводом для разыгравшихся нехороших предчувствий, но потом совладала с собою. Что бы ни ждало меня в Мэлдине, я должна была встретиться с этим лицом к лицу и получить так необходимые мне знания, а кроме того, глупо поворачивать обратно, проделав такой путь.
Упрямо тряхнув головой, я взялась за тяжелое кольцо, но едва сделала пару ударов, как крошечное окошечко в воротах открылось и на меня строго взглянула привратница Мэлдина.
– Доброго дня и заступничества Милостивой.
– И тебе заступничества… Ищешь приюта и хлеба? – Хотя голос жрицы звучал устало и спокойно, ее взгляд меня не обманул. Пристальный, оценивающий… И отнюдь не дружелюбный…
– Разве что на эту ночь. У меня письмо для Матери Мэлдина от Старшей храма Дельконы.
– Вот как… – Губы привратницы недовольно поджались, а взгляд переместился на мои покрытые пылью ноги. Я решила, что жрица, скорее всего, сейчас потребует показать письмо, но она лишь, велев обождать, закрыла окошечко.
Удивительно, но слишком уж долго любоваться искусной резьбою ворот мне не довелось. Я не успела даже как следует заскучать, как окошечко вновь открылось, и я увидела лицо уже другой жрицы – судя по смуглой коже, урожденной южанки. Несколько мгновений мы просто смотрели друг на друга, а потом она приказала привратнице впустить меня в святилище.
Оказавшись во дворе, я даже не огляделась толком, а смуглянка уже подступила ко мне с разговорами и расспросами. Она, казалось, излучала дружелюбие, когда, идя рядом, расспрашивала меня о том, как обстоят дела в Дельконе, попутно извиняясь за излишнюю суровость привратницы и закрытые ворота – времена нынче неспокойные, крестьяне недавно опять бунтовали, так что поневоле приходится быть осторожными.
Поток слов лился плавно, точно река, и запнулась моя проводница лишь один-единственный раз – когда наткнулась на загодя выставленный мною ментальный щит.
Впрочем, через несколько мгновений она совладала с собой, вновь заговорив о всяких мелочах – погоде, трудностях в дороге и ярмарочных слухах…
Я же отвечала хоть и вежливо, но односложно – мне не хотелось отвлекаться на пустопорожнюю болтовню, да и каждое произнесенное в этом святилище слово следовало очень тщательно взвешивать – храм Мэлдина не был ни убежищем, ни спасением… По крайней мере, для меня, чуждой самому его духу…
Пока я так размышляла, мы с проводницей успели не только пристроить мою уставшую лошадь в храмовую конюшню, но и, миновав широкий внутренний двор, ступили за вторую ограду – именно за ней располагался сам храм и жилища жриц в окружении роскошного сада.
В отличие от дельконских, отданных на откуп целебным растениям грядок, здешние клумбы, дорожки и даже искусственные крошечные ручьи с выложенным камнем неглубоким руслом служили лишь красоте, являясь усладой для глаз.
Я невольно залюбовалась этим великолепием и даже собралась спросить у своей сопровождающей название причудливых и роскошных белых цветов, которые никогда не видела прежде, как смуглянка резко остановилась и произнесла:
– Прежде чем сопроводить тебя к Старшей, я должна узнать, освободилась ли матерь Ольжана от бремени молитв. Думаю, это место подойдет для ожидания гораздо больше, чем клочок земли перед воротами. К тому же здесь можно присесть и передохнуть.
Я уже заметила расположенные в тени причудливо подстриженных кустов небольшие деревянные скамеечки – многие из них были заняты погруженными то ли в молитвы, то ли в размышления жрицами – и согласно кивнула головой.
Смуглянка, заверив меня, что вскоре вернется, поспешила в святилище, а я, выбрав местечко поуютнее, устроилась на окруженной с трех сторон розовыми кустами лавочке.
Сквозь просветы в листве мне были хорошо видны и посыпанные светлым песком дорожки, и горбатые, перекинутые через ручьи мостики, и сами жрицы – как отдыхающие, так и занятые садовой работой… Но, наблюдая за течением открывшейся мне чужой жизни, я совершенно не подумала о том, что уже и сама привлекла чье-то пристальное внимание, а потому едва слышный хруст ветки за спиной заставил меня взвиться с места и ухватиться за травнический нож…
Впрочем, уже через мгновение я, разглядев нарушителя своего покоя, убрала руку с оплетенной шнуром рукояти. Передо мною стояла одна из послушниц – совсем молоденькая, еще подросток, да к тому же напуганная больше, чем я сама. Страх – застарелый, почти что осязаемый – читался в каждом ее движение, в каждом взгляде… Улыбнувшись, я сделала было шаг вперед, но девчушка тут же отступила назад, практически скрывшись меж ветвей кустарника. Взгляд ее из испуганного стал затравленным – точно у малого зверька.
– Прости, я не хотела тебя напугать. – Я вновь улыбнулась, пытаясь успокоить послушницу, но она лишь мотнула головой:
– Не говори им, что видела меня здесь, пожалуйста…
– Я и не собиралась… А ты здесь прячешься?.. – Теперь, рассмотрев послушницу получше, я не могла не отметить её крайне бледное, без единой кровинки, лицо и залегшие под глазами глубокие тени. Девчушка смотрелась крайне изможденной, особенно если сравнивать ее с приведшей меня в сад смуглой жрицей, которая, казалось, излучала здоровье и красоту… И это наводило на вполне определенные мысли, которые немедля вылились в вопрос: – Тебя наказывают излишне строго? Плохо обращаются?..
– О нет… Совсем нет… Сестры добры ко мне. – Из-за моего вопроса глаза у послушницы стали точно плошки, губы мелко задрожали, а еще через миг она, насторожившись, тряхнула головой и скрылась между ветвями кустарника, а я, с опозданием заслышав приближающиеся шаги, устроилась на лавке с самым безмятежным видом.
– Матерь с радостью готова принять тебя и узнать вести из Дельконы. – Появившаяся на дорожке смуглянка была довольна, точно объевшаяся сливок кошка. – В последнее время у нас нечасто бывают гостьи из Крейга… Эта извечная вражда наших Владык…
– Прискорбно, но война не должна разделять служительниц Милостивой. – Заметив, что, разговаривая со мной, жрица старательно осматривает окружающие лавку и кусты, я поспешно встала и направилась прочь, произнеся: – Негоже заставлять старшую ждать.
…Пока мы шли по коридорам святилища к покоям Старшей, я невольно вспоминала сон, привидевшийся мне в капище Седобородого, потому что все, увиденное мною в храме, походило на давнее видение до последней капли. Статуи в нишах, блеск позолоты, смуглая жрица, ступающая впереди, дабы показывать мне путь…
