Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
– Верно. Порой, чтобы узнать что-то новое, нужно глядеть глубже, – загадочно ответила она, переводя взгляд с одного Шаттенбарта на другого.
– У меня есть кое-что для вас, – неуверенно проговорил Карлман. – Я нашел эту вещь на ветке возле канавы. Теперь я знаю, что она принадлежит вам. – С этими словами он вытащил из-под куртки вуаль, которую прежде аккуратно свернул и спрятал. – Я бы с радостью оставил ее себе, – добавил он, по-прежнему удивляясь своей внезапной смелости.
Вдруг позади раздался возмущенный возглас, и кто-то энергично проложил себе путь через толпу.
– О-хо-хо, поганки да гнилушки, как вы смеете так небрежно обращаться с драгоценной мантией? Она же порвана и испачкана! – возмущенно воскликнула старая Армиллария, не испытывая ни малейшего уважения к Зимней королеве и ее юному поклоннику, и с громким фырканьем взяла вуаль. – Мне придется трудиться ночь напролет, чтобы все починить!
Она отмахнулась от Гризельды, как курица от шального птенца, и вышла из зала через дверь рядом с камином. А хозяин Фишбурга тем временем отдал распоряжения, приказывая проводить гостей и помочь им расположиться на ночь.
Путникам отвели очень уютную комнату в западной башне, и на этот раз Гортензия не возражала против того, чтобы поселиться всем вместе. Это была не просто комната, а просторный круглый зал с большим камином, в котором потрескивал огонь; пол и стены покрывали разноцветные ковры, способные уберечь путников от холода. Здесь было много мягких кресел и стол с удобными скамьями, на сиденьях лежали толстые подушки. Повсюду мягко мерцали лампы из красного и зеленого гоблинского стекла, а на каминной полке светился фонарь из полированного алебастра, который, должно быть, привезли издалека. У стен три ступеньки вели вверх к пяти нишам, где уставших квенделей ждали уютные кровати. Оставалось лишь забраться под теплые одеяла и сладко уснуть вдали от дождя и ветра. Пут- ники никак не могли насытиться этим великолепием и, хотя Энно так и не нашелся, были счастливы. Судя по необычному приему у Жабьего Моста, Блаулинги вряд ли по ним скучали. Да и Левин пообещал сообщить на следующее утро о произошедшем в деревню.
– Клянусь заплесневелыми сморчками, кто бы мог подумать, что такой ужасный день завершится так прекрасно! – воскликнула Тильда с облегчением. – Ночь может быть темной и полной чудовищ, но здесь мы в безопасности!
Они вымылись и переоделись в сухое. Едва закончили, как открылась дверь и несколько слуг из замковой кухни внесли котел, от которого поднимался пар, и корзины с посудой и накрыли стол перед камином. Путники поужинали горячим супом из каштанов со свежими сливками, закусили ржаным хлебом и ароматным сыром, который созревал в глубоких подвалах Фишбурга и теперь таял во рту. Запивали все ягодным пуншем и горячей лавровой настойкой, которую принесли для желающих.
Уют и тепло окутали их, будто утешая и обещая, что все будет хорошо, по крайней мере этой ночью, и завершится благополучно даже для самого несчастного из путников, который, к их огорчению, все еще бродил где-то снаружи. После сытной и вкусной трапезы квендели осоловели, и сил им достало лишь на то, чтобы разбрестись по своим спальным местам. Дядя и племянник расположились в одной нише, в следующей – Биттерлинги; мельник, конечно же, рядом со стариком Пфиффером и его котом. Гортензия даже согласилась устроиться на ночь с Хульдой, которая была ей очень благодарна, потому что за стенами старой башни завывал ветер, а окна смотрели на запад, где таился источник зла. И хоть ужасный мрак не был виден из замка, но Хульде чудилось, что она его ощущает.
Путники погасили все лампы, кроме одной, и с благодарностью улеглись в мягкие постели. Наступила тишина, огонь медленно догорал, оставляя лишь светящийся пепел, такой же красный, как гоблинское стекло, за которым не гас свет.
* * *
Энно шел по лугу, залитому непрекращающимся дождем. С каждым шагом грязь налипала на подошвы и не- охотно, с чавканьем, падала, когда он поднимал ногу. Фонарь Уилфрида освещал казавшееся бесконечным поле, своим светом превращая лужи в черные зеркала. Трава была размокшей, вода больше не впитывалась во влажную землю. Энно уже дважды поскользнулся, но ему повезло: фонарь уцелел, это было куда важнее, чем синяки и испачканная одежда.
Молодой конюх обыскал дорогу с обеих сторон, но безрезультатно, и уже подбирался к мосту, когда сзади застучали копыта. Он разглядел двух всадников, у каждого в руках – по зажженному фонарю. Это были такие же молодые квендели, как и он, которые явно кого-то искали. Энно с тяжелым сердцем погасил свет, как только те выкрикнули его имя. Он сразу узнал форель между волной и луной, вышитую на прекрасных плащах, – герб Винтер-Хелмлингов. Спутников Энно, должно быть, обнаружили владельцы Фишбурга.
Молодой конюх уже и не помнил, когда покинул повозку. Он утратил чувство времени и, должно быть, уже давно бродил по полям. Огни в деревне у Жабьего Моста погасли, горел лишь большой костер, но и тому осталось недолго. Плясуны в масках ушли, может, решили, что ужасные события на время прекратились, или просто очень устали, как и те, от кого они успешно избавились. Вряд ли ряженые подозревали, что отпугнули жителей соседней деревни – друзей.
Энно очень тихо и незаметно отступил к мосту и спрятался под аркой, где оставалось немного места до воды. Там он дожидался, пока стихнет топот копыт и погаснет свет фонарей. Только убедившись, что всадники повернули назад, Энно выбрался из-под моста, чтобы продолжить поиски Муни. Он предпочитал делать это без помощников, не любил, когда его отвлекали.
Наступила холодная ночь, свистящий ветер гнал густые тучи по безлунному и беззвездному небу, обещая принести снег на смену дождю. Глаза Энно привыкли к темноте, свет ему больше был не нужен, и он незаметно сновал по дороге. Звать Муни молодой конюх давно перестал. Вместо этого он навострил уши и положился на то, что казалось самым надежным в непредсказуемой ситуации: на свое шестое чувство, врожденный дар сродни сильному животному инстинкту. Квендели, обладающие им, «ощущали растущие под землей грибы» – так объясняли эту загадочную способность в Холмогорье, не всегда доверяя тем, в ком просыпалось шестое чувство. Непохожие на других часто остаются одинокими. Такова была и судьба Энно, хотя, к примеру, мельника за его умение читать знаки, особенно в повседневных делах, уважали и высоко ценили.
В последнем отблеске костра возникла каменная арка. Энно пристально вгляделся туда, высматривая зловещую фигуру, тень, которую увидел еще из повозки – тогда она внезапно выросла, будто одинокое
