Роберт Сальваторе - Древнейший
Брат Джавно прекрасно понимал его состояние. За что они в конечном счете боролись? За души четырех человек, которые у них отобрали. Альпинадорцы добились своего магией, простым упорством или же…
Подумав о перерезанных веревках, о странном объяснении брата Кормика, которое его никто не просил давать, Джавно тихонько улыбнулся.
— Как я могла в тебе усомниться! — прошептала Милкейла, задыхаясь в объятиях Кормика, когда они стояли на песчаной отмели под сверкающим звездным небом.
— Давай не будем об этом, — попросил ее он.
— Андрузис уже сочинил песню в твою честь.
— Прошу тебя. — Кормик приложил палец к ее губам. — Я хочу поскорее забыть об этих сражениях, об осаде, обо всем.
— Тебе было больно узнать, каковы на самом деле твои собратья, и предать их.
— Еще я увидел, что твой народ не менее упрям.
— Мы не держали людей против их воли, — напомнила юноше Милкейла, отстранившись и строго взглянув на него. — Не вторгались на ваши земли, требуя принять нашу веру.
Кормик попытался успокоить ее поцелуем, но девушка отвернулась.
— Я знаю. Да и ты понимаешь, что я чувствую по этому поводу, — сказал он.
Милкейла начала было спорить, но он не дал ей сказать ни слова.
— Разве ты забыла, что я только что сделал?
— Конечно нет!
— Тогда поцелуй меня! — игриво попросил Кормик, стараясь перевести разговор на другую тему.
Милкейла поняла это и улыбнулась. Она прильнула к нему губами и позволила увлечь себя на песок. Когда они раздевались, Кормик протянул ей ожерелье из самоцветов, и девушка послушно надела его.
Брат Джавно сидел в маленькой лодке посреди озера и слышал их любовные ласки так же хорошо, как перед тем разговор, поражаясь, насколько же далеко в ясную ночь передаются по воде все звуки.
Он не удивился, узнав, что предателем оказался Кормик, но это его задело до глубины души. Молодой, красивый, талантливый и полный огня, сильный в бою и в магии самоцветов, как он мог не понимать миссии каждого абелийца в канун столетия их религии? Кормик выбрал путь компромисса, столь опасный в мире, где полно врагов, для которых подобные уступки выглядят лишь притворством жаждущих господства монахов.
Абелийцы вели в эти годы тяжелую борьбу с самхаистами, которые не собирались отказываться от своих древних и жестоких заветов. Если бы не они, то орден мог бы закрыть глаза на чрезмерную терпимость Кормика к остальным, даже к поври. Но не сейчас. Весь Хонсе был охвачен жестокой борьбой за власть. Один владыка против другого, абелийцы против самхаистов. Никто не имел права оставаться в стороне. Нейтралитет, как и терпимость по отношению к варварам, отказавшимся узреть прелесть блаженного Абеля, были невозможны.
Брат Джавно всегда любил Кормика, но слышать, как юноша милуется с варварской шаманкой, было выше его сил.
Нос лодки мягко зашуршал по песку. Кормик вылез из нее и аккуратно втащил на берег. Рядом вверх дном лежал еще один челнок. Здесь же отдыхали двое монахов, в чьи обязанности входило следить за тем, чтобы лодки хранились надлежащим образом.
Завидев Кормика, они поспешили ему на помощь.
— Отец де Гильб хотел поговорить с тобой, — сообщил юноше один из братьев. — Как улов?
Кормик достал из лодки пару форелей, которые дала ему Милкейла, как и всегда, когда они встречались на песчаной отмели.
— Когда ты один рыбачишь, лучше получается, — заметил второй монах. — Пожалуй, надо отправлять тебя на озеро каждый день!
Кормик улыбнулся, кивнул и подумал о том, что встречаться с Милкейлой в их тайном месте каждый день — не такая уж и плохая мысль. Никто на пляже даже представить себе не мог, какими пророческими окажутся эти слова.
Юноша легко добежал от пляжа до часовни. Казалось, весь остров вздохнул с облегчением, как будто над ним наконец рассеялись бесконечные тучи. Трехнедельная осада очень измотала монахов, но, несмотря на волнения из-за побега пленников, гибель четверых собратьев и серьезные ранения некоторых других, жизнь довольно быстро вошла в прежнее русло.
Кормик обратил внимание, что работа над укреплением стен не кипела так со времен их постройки. Истинное рвение, с которым монахи взялись за труды, говорило о том, что они заново осознали свою цель. Наконец-то настала необходимость заняться чем-то более значительным, чем ежедневная забота о простом выживании. Они построили часовню для защиты и в знак торжества блаженного Абеля. Теперь это были не просто слова. Сегодня братья знали, что сделано удачно, а что нет. Уже было нарисовано множество проектов укрепления и модернизации стен, которые позволят в будущем отражать любую атаку. Параллельно придумывались декоративные элементы, знаки гордости и благодарности их покровителю.
— Цель, — прошептал Кормик, пересекая двор.
Ему вдруг подумалось, не в этом ли желании найти в жизни цель, только немного извращенном, кроется причина бесконечных войн между народами и расами, населяющими Митранидун? Не будь врагов, каков был бы смысл их жизни?
Такому доброму человеку, как он, подобная мысль казалась весьма пугающей, поэтому юноша отогнал ее прочь.
Когда Кормик вошел в кабинет отца де Гильба, брат Джавно посмотрел на него так пронзительно, что он невольно вспомнил о второй перевернутой лодке, которая, по видимости, причалила немногим раньше его самого.
— Св… святой отец, — начал, заикаясь, Кормик, не в силах отвести взгляд от Джавно. — Вы хотели меня видеть?
— Где ты был? — спросил настоятель голосом, полным разочарования.
Кормик посмотрел на отца де Гильба и немного помедлил с ответом, пытаясь собраться с мыслями и понять, что все это значит.
— На рыбалке, — наконец ответил он. — Я часто рыбачу, с благословения брата Джавно. Сегодня поймал двух крупных…
— Ты рыбачил с лодки или с другого острова?
— С лодки, конечно.
— Тогда что ты делал на острове? — спросил отец де Гильб. — Ведь ты был там, встречался с варваркой?
— Святой отец, я… — Ошеломленный Кормик покачал головой.
В этот раз де Гильб не стал его прерывать, но юноша и сам не мог найти ответ. Он лишь заикался.
— Это ты их освободил, — заключил отец де Гильб. — В пылу сражения ускользнул, спустился в туннель и освободил пленников.
— Нет, святой отец.
Вздох де Гильба ранил молодого монаха до глубины души.
— Не усугубляй своего положения ложью. — Настоятель снова вздохнул и добавил: — Кормик.
— Четыре души, предназначенные блаженному Абелю, отпущены, чтобы вернуться на языческий путь, за который будут вечно прокляты, — резко вмешался брат Джавно. — Интересно, как ты собираешься справиться с угрызениями совести?
