Марк Фрост - Пробуждение
– Зачем?
– Из любопытства, – коротко ответила доктор Роббинс. – Когда кто-то сокрушает существующую статистическую модель, научные умы жаждут информации. Что скажешь? Готов?
– А если я откажусь, что самое плохое мне грозит? – спросил Уилл.
– Ты вернешься в класс, закончишь свой день и навсегда забудешь об этом разговоре.
«Очень убедительный аргумент», – подумал Уилл и сказал:
– Хорошо, я согласен.
Тест
Уилл прошел за доктором Роббинс по коридору. Они вошли в пустой кабинет с небольшим столом и двумя стульями. На столе лежал планшетный компьютер размером с маленькую квадратную школьную доску. Доктор Роббинс села по одну сторону от стола и указала Уиллу на противоположный стул.
Роббинс прикоснулась к экрану планшетника, и он ожил с едва слышным вздохом. Работая пальцами, Роббинс начала увеличивать размеры черного квадрата. Так скульптор разминал бы сырую глину. Вот только планшетник был металлический. Когда Роббинс закончила свою работу, компьютер занял почти всю поверхность стола.
– Черт побери… – вырвалось у Уилла. – Что это за штука?
– Ох, долго рассказывать, – улыбнулась Роббинс. – Положи руки вот сюда, пожалуйста.
На экране возникли светящиеся очертания ладоней. Внутри контуров поблескивала чернота, и казалось, что там – невидимая бездна. У Уилла возникло такое ощущение, словно он смотрит на неподвижную воду озаренного луной озера.
Он положил руки так, что они точно легли на обозначенные светящимися линиями контуры. И как только он прикоснулся к экрану, тот сразу завибрировал от притока энергии. Контурные линии засветились ярче, а потом угасли, и ладони Уилла остались словно бы на поверхности бездонного жидкого пространства.
– Я задам тебе ряд вопросов, – сказала доктор Роббинс. – Ты можешь отвечать на них, как тебе заблагорассудится. Неверных ответов тут быть не может.
– А если вы зададите неверный вопрос?
– Как тебя зовут?
– Уилл Мелендес-Вест.
– Мелендес. Это девичья фамилия твоей матери?
– Да.
Экран ответил приятной волной тепла, омывшей руки Уилла, словно нежная морская вода перед отливом.
– А «Уилл» – это не сокращенное от «Уильям».
– Это вообще никакое не сокращение. Родителям хотелось иметь послушного ребенка, поэтому меня так назвали[2].
Роббинс не улыбнулась.
– Сколько тебе лет, Уилл?
– Пятнадцать.
– Когда твой день рождения?
– Пятнадцатого августа. Каждый год, как по часам.
Из бездны под его ладонями поднялся разноцветный «водоворот» и тут же исчез. У Уилла возникла неприятная мысль: «Если я надавлю на этот экран, я могу в нем утонуть».
– Это что-то вроде детектора лжи? – спросил он.
Доктор Роббинс прищурилась.
– Тебе было бы удобнее, если бы это был детектор лжи?
– Это вопрос из теста, или вы просто так спрашиваете?
– А тебе не все равно?
– Вы на все мои вопросы собираетесь отвечать вопросами?
– Да, Уилл. Конечно, – мило улыбаясь, ответила Роббинс. – Просто я пытаюсь тебя отвлечь.
Самозащита Уилла мгновенно усилилась.
– Лучше давайте по программе.
– Какой твой любимый цвет?
– Небесно-голубой. Как-то раз на уроке рисования мне попался цинковый тюбик с такой краской. По-настоящему темно-голубой цвет, как у неба в холодный, ясный день.
– Это вопрос не для эссе. Где ты родился?
– В Альбукерке, – ответил Уилл. – Мы там прожили всего несколько месяцев. Если хотите, я могу сказать название этого города по буквам.
Из-под его ладоней донеслись приглушенные звуки – что-то наподобие тихих вздохов ветра в лесу. Из глубины поднялись и сложились в замысловатые узоры соответствующие этим звукам не то математические символы, не то буквы какого-то древнего языка.
– Это не упражнение по правописанию. Как зовут твоего отца?
– Джордан Вест.
– Чем он зарабатывает на жизнь?
– Он вольнанаемный клоун, участвует в родео.
– Гм-м-м… – протянула Роббинс, пожевав нижнюю губу. – Пожалуй, это была ложь.
– Ух ты. Вы так проницательны.
– О, это не я, – покачала головой Роббинс, наклонилась, указала на экран и шепнула: – Машину не обманешь.
– Ладно, допустим. Он ведет фундаментальные научные исследования.
Роббинс улыбнулась.
– Вот это более правдоподобно. В какой области?
– Нейробиология. В университете Санта-Барбары.
– Как звучит полное имя твоей матери?
– Белинда Мелендес-Вест.
– Чем она занимается?
– Работает помощником юриста.
– Откуда родом ее семья?
– Мелендесы? Из Барселоны. Ее родители приехали сюда в тысяча девятьсот шестидесятых.
– Кто-то из твоих бабушек и дедушек еще жив?
– Нет.
– Ты кого-нибудь из них знал?
– Не припомню.
– Ты себя считаешь англосаксом или испанцем?
– Ни тем, ни другим. Я американец.
Этот ответ доктору Роббинс, похоже, понравился.
– Где еще твоя семья жила, кроме Альбукерке?
– В Тусоне, Лас-Крусесе, Фениксе, Флагстафе, Ла Хойе, в прошлом году мы жили в Темекуле, а потом перебрались сюда, в Оджаи.
– Почему твои родители так часто переезжают?
«Хороший вопрос», – подумал Уилл, а вслух сказал:
– Такую цену отцу приходится платить за интересную работу в области нейробиологии. Очень высокая конкуренция.
– Сейчас будет немножко больно, – сказала доктор Роббинс.
Уилл почувствовал, как к его рукам прикоснулось нечто острое, колючее – что-то наподобие стальной щетки. «Щетка» проехалась по ладоням, и в это же время поверхность планшетника ярко вспыхнула, и эта вспышка озарила кабинет, но тут же угасла.
Уилл испуганно отдернул руки. Поверхность экрана сияла, словно озеро, внутри которого находился источник света. Пылинки, парящие в воздухе, устремились к черному квадрату, словно их захватило притяжение магнитного поля. А потом свет угас, поверхность стабилизировалась, и планшетник уменьшился до первоначальных скромных размеров.
«Да, – подумал Уилл. – Это очень и очень странно».
Он посмотрел на свои руки. Ладони покраснели, и кровь в них пульсировала так, словно он прикоснулся к раскаленной печке. Доктор Роббинс взяла его руки в свои и осмотрела.
– Я тебя предупредила, что будет больно, – негромко проговорила она.
– К чему это все было – на самом деле?
– Извини за загадочность, Уилл. Со временем все поймешь. Или не поймешь.
Она отпустила руки Уилла. Кожа у него на ладонях немного побледнела.
– Спасибо за объяснение. Каковы результаты теста?
– Я не знаю, – проговорила Роббинс и улыбнулась так, словно у нее был какой-то секрет. – Почему бы тебе не задать этот вопрос Мистическому Восьмому Шару[3]? – Она взяла со стола планшетник и протянула Уиллу. На экране возникло трехмерное изображение шара с цифрой «8». – Приступай.
