Хаски и его учитель Белый кот. Книга 1 - Жоубао Бучи Жоу
– Учитель, давайте я заново сделаю вам перевязку.
Первым желанием Чу Ваньнина было отказаться, но от прикосновения теплых пальцев Мо Жаня к плечу у него во рту вдруг стало сухо и вязко, как в пустынных песках. Не в силах произнести ни слова, он лишь едва заметно подвигал губами, тем самым давая Мо Жаню позволение делать все, что тот захочет.
Мо Жань слой за слоем снял пропитавшуюся кровью марлю и увидел пять жутких борозд, оставленных когтями. От одного их вида у юноши по спине пробежали мурашки. Рана на плече наставника выглядела во много крат серьезнее пореза на лице у Ши Мэя.
Мо Жань и сам не знал, почему, растерянно глядя на рану, внезапно тихо спросил:
– Больно?
Опустив длинные ресницы, Чу Ваньнин бесстрастно ответил:
– Не очень.
– Я осторожно, – заверил Мо Жань.
Чу Ваньнин не понимал, почему согласился на помощь, но его уши внезапно загорелись. Он разозлился на себя, подумав, что на самом деле сходит с ума, раз не может уследить за собственными мыслями. В итоге его лицо застыло каменной маской, а настроение испортилось окончательно.
– Как сможешь, – сухо сказал Чу Ваньнин.
В тусклом свете потрескивающей свечи Мо Жань обнаружил, что кое-где Чу Ваньнин даже не нанес мазь, и лишь недоуменно вздохнул про себя. Поистине, то, что этот человек после всех ранений и травм умудрялся до сих пор оставаться в живых, можно считать самым настоящим чудом.
– Учитель.
– А?
– Что же произошло сегодня в поместье Чэнь? Почему вы вдруг подняли руку на старика? – спросил Мо Жань, обмазывая воспаленную рану снадобьем.
– Не смог совладать с гневом, только и всего, – помолчав, ответил Чу Ваньнин.
– И что же вас так разгневало?
Не желая пререкаться с учеником, Чу Ваньнин сжато пересказал ему историю Ло Сяньсянь. Выслушав рассказ, Мо Жань покачал головой:
– М-да, ты здорово сглупил. Даже если тебя распирало от ярости, все равно не стоило идти с ними на прямое столкновение. Я бы на твоем месте устроил какой-нибудь спектакль из придуманных на ходу трюков и соврал, что изгнал злого духа, а потом просто взял и слинял, а эти пускай сами разбираются. Ты же, упрямец, зачем-то поднял из-за этого дрянного человечишки такой шум, да еще Ши Мэя по неосторожности задел…
Мо Жань замолк на середине фразы и с тревогой уставился на Чу Ваньнина. Все его внимание было сосредоточено на перевязке, и он, забывшись, начал разговаривать с Чу Ваньнином фамильярным тоном тридцатидвухлетнего себя из прошлой жизни.
Судя по ледяному взгляду прищуренных глаз, Чу Ваньнин тоже это заметил. Вперившийся в Мо Жаня взгляд в духе «я изобью тебя до смерти» был слишком хорошо ему знаком.
– Э-э-э…
Мо Жань судорожно придумал, как будет выкручиваться, когда Чу Ваньнин холодно произнес:
– Думаешь, я хотел ударить Ши Минцзина?
Как только речь зашла о Ши Мэе, довольно-таки трезвый ум Мо Жаня тут же отказал.
– Хотели или нет – все равно ударили, – жестко ответил Мо Жань.
Чу Ваньнин жалел о содеянном и так сильно сконфузился, что его лицо стало еще бесстрастнее. Он ничего не ответил.
Чу Ваньнин был упрямцем, а Мо Жань слепо обожал Ши Мэя. Казалось, их столкнувшиеся взгляды вот-вот начнут с треском высекать искры. Только-только начавшие налаживаться отношения вновь зашли в безнадежный тупик.
– Ши Мэй не сделал ничего плохого, – продолжил Мо Жань. – Учитель, если вы ранили его нечаянно, то неужели не хотите извиниться?
Чу Ваньнин угрожающе прищурился:
– Это допрос?
– Нет. – Мо Жань ненадолго замолчал. – Просто мне его жалко, ведь он пострадал ни за что и не услышал от своего учителя ни слова извинения.
Огонек свечи заливал неверным светом прелестное молодое лицо юноши, который как раз закончил делать Чу Ваньнину перевязку и, наложив последний бинт, завязал его аккуратным узлом. Со стороны эта сцена казалась по-прежнему идиллической, но настроение у обоих сильно изменилось.
Извинение?
Да как это слово вообще пишется?
Может, кто-нибудь ему подскажет?
– Рана на его лице полностью заживет не раньше чем через полгода, – вновь заговорил Мо Жань. – Когда я смазывал ему щеку, он сказал, что не держит на вас обиды. Учитель, пусть Ши Мэй ни в чем вас не винит, но неужели вы действительно считаете, что правы?
Эти слова лишь подлили масла в огонь.
Чу Ваньнин пытался сдержаться, но не сумел.
– Убирайся, – глухо процедил он.
Мо Жань не двинулся с места.
– Вон отсюда! – с яростью выкрикнул Чу Ваньнин.
Затем он вытолкал Мо Жаня за дверь и с грохотом захлопнул ее прямо перед его носом, едва не прищемив юноше пальцы.
Мо Жань разозлился. Только поглядите, поглядите! Ну что за человек! Его же просто попросили извиниться, что в этом такого? С него не убудет, если он немного подвигает губами и произнесет слово «извини»? Неужели это так сложно? Даже этот достопочтенный Тасянь-цзюнь умеет приносить извинения. А еще Бессмертным Бэйдоу зовется, хотя от любой ерунды тут же взрывается, словно наглотался пороху!
Неудивительно, что никто не захотел быть рядом с ним, хоть он и красивый!
Ай-ай, зазря пропадает такая прекрасная внешность. Бедолага, всю жизнь проживет один. И поделом!
Чу Ваньнин не желает его видеть и дал пинка под зад, но это точно не заставит великого Тасянь-цзюня, владыку мира людей, околачиваться у него под дверью. Мо Жань славился упорством и порой бывал приставучее конфеты-тянучки, но прилипал он к Ши Мэю, а не к учителю.
Так что он как ни в чем не бывало развернулся и пошел обратно к Ши Мэю.
– Почему ты опять пришел?
К тому времени Ши Мэй уже прилег отдохнуть. Увидев вошедшего Мо Жаня, он сильно удивился и тут же сел в кровати. Длинные черные волосы разметались по его плечам, покрыв, казалось, все тело целиком.
– Как чувствует себя учитель?
– Прекрасно. Нрав у него все так же крут, я проверил.
Ши Мэй озадаченно промолчал.
Взяв стул, Мо Жань поставил его поближе к постели и оседлал, положив руки на спинку, после чего с разомлевшей улыбкой стал любоваться Ши Мэем и его мягкими распущенными волосами.
– Возможно, мне все же следует сходить к нему… – протянул Ши Мэй.
– Ой, даже не думай об этом, – ответил Мо Жань, презрительно закатывая глаза. – Он жутко зол.
– Ты опять его рассердил?
– А разве его обязательно кому-то сердить? Он и без посторонней помощи прекрасно впадает в ярость. Думается мне,
