Знак Единорога. Рука Оберона - Роджер Желязны
– Я бы вообще не предоставлял ему такого выбора, не позволив узнать, что этот выбор существует. Если существует.
– По-моему, ты оказываешь Бенедикту плохую услугу. Он не впечатлительный юнец. Свяжись с ним по Козырю и расскажи ему о своих подозрениях. Тогда он как минимум обдумает сказанное, иначе есть риск, что он внезапно столкнется с этим делом неподготовленным.
– Он мне не поверит. Ты сам видел, как он реагирует всякий раз, когда я упоминаю о Даре.
– Что само по себе кое о чем говорит. К примеру, он подозревает, что нечто такое на самом деле возможно, а столь яростно это отрицает именно потому, что не хочет в это верить.
– Но прямо сейчас это лишь расширит трещину между нами, которую я пытаюсь закрыть.
– Твое молчание может превратить эту трещину в неодолимую пропасть, когда все откроется.
– Нет. Все же я знаю своего брата лучше, чем ты.
Ганелон выпустил поводья.
– Прекрасно, – сказал он. – Надеюсь, ты прав.
Не ответив, я вновь пустил Дракона шагом. У нас с Ганелоном был негласный уговор: он может спрашивать о чем угодно, я же выслушаю любой совет, который он сочтет нужным дать. Частично так вышло из-за его уникальной позиции: мы не родственники, он не амберит – все здешние свары касаются его лишь потому, что он сам так решил, – а еще мы с ним когда-то были друзьями, затем врагами, и вот с недавних пор снова стали друзьями и союзниками в битве за его приемную родину. А после той битвы Ганелон сам напросился отправиться со мной, чтобы помочь мне разобраться и с моими собственными делами, и с делами Амбера. По мне, сейчас никто из нас друг другу ничего не должен – если в вопросах такого рода вообще бывают долги. Так что связывала нас сугубо дружба, штука куда сильнее старых долгов и вопросов чести, и она-то и давала ему право копаться даже в таких вопросах, когда я бы даже Рэндома послал ко всем чертям после того, как принял решение. Я знал, что сердиться не должен, ведь все сказанное Ганелоном шло от чистого сердца. Скорее во мне просто бунтовал старый вояка: что в прежние времена, что в нынешние я терпеть не могу, когда оспаривают мои решения и приказы. Пожалуй, решил я, еще больше меня раздражало то, что совсем недавно Ганелон высказал несколько весьма глубоких догадок и, основываясь на них, сделал ряд очень разумных предположений – причем обо всем этом мне следовало бы догадаться самому. Признавать подобные недочеты никто не любит. Но… только ли в этом дело? Просто несколько случаев разочарования в своих способностях? Плюс старый армейский рефлекс насчет непогрешимости собственных командирских решений? Или же тут скрыто нечто более глубокое, то, что так долго не давало мне покоя и вот только сейчас поднималось на поверхность?
– Корвин, – проговорил Ганелон, – я тут подумал…
Я вздохнул:
– Да?
– … о сыне Рэндома. Учитывая, как вы умеете восстанавливаться, вполне возможно, что парень выжил и до сих пор в деле.
– Хотелось бы так думать.
– Не спеши.
– В смысле?
– Я так понял, Мартин практически не имел дел с Амбером и всем семейством, учитывая, как его воспитывали в Ребме…
– Да, мне тоже так кажется.
– Фактически, за вычетом Бенедикта, да еще Ллевеллы в Ребме, единственный из ваших, с кем он сумел пообщаться, как раз и пырнул его кинжалом, будь то Блейз, Бранд или Фиона. Так что у парня, вероятно, несколько искаженное представление о семейных отношениях.
– Искаженное, – повторил я, – но, возможно, обоснованное, если я правильно тебя понял.
– Думаю, правильно. И вполне вероятно, что он не просто боится ближайших родственников, но и хотел бы свести счеты со многими из вас.
– Есть такая возможность, – согласился я.
– Как думаешь, мог он сговориться с врагами?
Я покачал головой:
– Нет, если знает, что враги – орудия как раз той компании, что пыталась его прикончить.
– А так ли это? Я вот не уверен. Ты сказал, Бранд испугался и попытался расторгнуть то соглашение, которое они заключили с бандой Черной Дороги. Но если та компания настолько сильна, возможно, это как раз Блейз и Фиона стали их орудиями? А если так, Мартин очень даже мог закинуть удочку в поисках того, что дало бы ему власть над ними.
– Слишком сложная структура предположений, – заметил я.
– Однако враги, похоже, знают о вас довольно много.
– Это так, но у них имелась пара предателей, которая и читала им лекции.
– А могли ли они выдать им все то, что говорила тебе Дара?
– Хороший вопрос, – проговорил я, – и хорошего ответа у меня нет.
Кроме как проверить историю с Теки, тут же подумал я. Но эту мысль я решил пока оставить при себе, предпочитая сперва выяснить, к чему клонит Ганелон, и не менять тему.
– Вряд ли Мартин был в той позиции, чтобы рассказывать им что-либо существенное об Амбере.
Некоторое время Ганелон молчал. Затем спросил:
– У тебя была возможность что-нибудь выяснить относительно вопроса, который я поднял тем вечером у твоей гробницы?
– Какого вопроса?
– Можно ли подслушать ваши Козыри, – напомнил он. – Теперь мы знаем, что у Мартина была колода…
Настала моя очередь помолчать, выжидая, пока мгновения неспешной чередой пересекают мой путь, дружно показывая мне языки.
– Нет, – проговорил я наконец. – Такой возможности не представилось.
Дальше мы двигались молча, а потом Ганелон вдруг произнес:
– Корвин, в тот вечер, когда ты вытащил Бранда… помнишь?
– Да, и что?
– Ты сказал, что тогда подозревал абсолютно всех, пытаясь выяснить, кто же пырнул тебя ножом, и в необходимый для этого фокуса промежуток времени толком никто не вписывается.
– Ох, – сказал я, – и еще раз ох.
Он кивнул:
– Вот тебе еще один родственник для размышлений. Ему может недоставать фамильной ловкости просто потому, что он молод и неопытен.
И я мысленно сделал ручкой тому безмолвному параду мгновений, который выстроился передо мною от Амбера до нынешнего момента.
Глава четвертая
Когда я постучал, она спросила, кто там, и я ответил.
– Минутку.
Я услышал ее шаги, потом дверь приоткрылась. Виала была чуть выше пяти футов – хрупкая, темноволосая, тонкие черты лица, очень тихий голосок. Одета в красное, а незрячие глаза ее смотрели сквозь меня, напоминая мне о былой тьме, о боли.
– Рэндом, – сказал я, – просил передать, что он чуть задержится, но беспокоиться не о чем.
– Пожалуйста, войди, – пригласила она, отступая в сторону и распахивая передо мной дверь.
Я вошел. Хотя и не
