Филип Пулман - Северное сияние
Он сидел за столом с пятью мальчиками, возле самой двери, и очередь к раздаточному окошку шла как раз мимо него. Лира нарочно уронила платок и наклонилась за ним рядом со стулом Роджера, чтобы Пантелеймон мог переговорить с его деймоном Салсилией.
Салсилия была зябликом и так затрепыхалась, что Пантелеймону пришлось стать котом, прыгнуть на нее и прижать лапой – иначе бы с ней не поговорить. Такие мимолетные схватки между деймонами детей, к счастью, происходили постоянно, и никто не обратил на это внимания. Роджер побелел. Лира никогда не видала такой бледности. Он встретил ее равнодушный, надменный взгляд, и щеки его сразу порозовели. Волнение, надежда, радость переполняли его, и только Пантелеймон, крепко встряхивавший Салсилию, не дал ему вскочить и броситься к подруге из Иордана.
Лира отвела взгляд, изображая крайнее презрение, и повернулась к новым подругам, предоставив объясняться Пантелеймону. Все четверо взяли свои подносы с кукурузными хлопьями и тостами и сели за один стол, мгновенно превратившись в компанию сплетниц, которая не допускает к себе посторонних.
Большую группу детей нельзя долго удержать на одном месте, не предложив им разнообразных занятий, и в некоторых отношениях Больвангар напоминал школу – с расписанием уроков, таких, как гимнастика и «ремесла». Мальчиков и девочек держали раздельно, встречались они лишь во время перерывов и за едой, так что Лире представилась возможность поговорить с Роджером только поздним утром, после полутора часов шитья, которым руководила одна из сестер. Трудность заключалась еще и в том, что это должно было выглядеть естественно. Дети были примерно одного возраста, а в этом возрасте мальчики разговаривают с мальчиками, и девочки – с девочками, подчеркнуто избегая общения с противоположным полом.
Случай ей представился опять-таки в столовой, куда дети пришли попить и съесть печенье. Лира послала Пантелеймона в виде мухи к другой стене, поговорить оттуда с Салсилией; сама же она и Роджер спокойно сидели за разными столами. Трудно вести беседу, когда твой деймон занят чем-то другим, поэтому, попивая свое молоко, Лира прикидывалась угрюмой и недовольной. Внимание ее было приковано к почти неслышному жужжанию голосов Пантелеймона и Салсилии, соседок она почти не слушала, но в какой-то момент девочка с льняными волосами произнесла имя, которое заставило ее насторожиться.
Имя было – Тони Макариос. Когда внимание Лиры переключилось на разговор соседок, Пантелеймон отвлекся от своей беседы с деймоном Роджера, и теперь они оба слушали, что говорит блондинка.
– Нет, я знаю, почему его взяли, – сказала она соседкам, вытянувшим к ней шеи. – Потому что его деймон не менялся. Они подумали, что он старше, чем выглядит, что он не такой молодой или еще что-то. А на самом деле его деймон редко менялся потому, что сам Тони мало о чем думал. Я видела, он менялся. Его звали Крысоловом…
– Почему их так интересуют деймоны? – спросила Лира.
– Никто не знает, – сказала светловолосая.
– Я знаю, – сказал какой-то мальчик, слушавший их разговор. – Они что делают: они убивают твоего деймона и смотрят, умрешь ли ты.
– Чего же они тогда все время проверяют на новых детях? – сказал кто-то. – Попробовали бы на одном – и все.
– Я знаю, что они делают, – сказала первая девочка.
Теперь все прислушивались к ней. Но чтобы взрослые не догадались, о чем разговор, слушали ее с небрежным, безразличным видом, хотя на самом деле сгорали от любопытства.
– Откуда? – спросил кто-то.
– Потому что я была с ним, когда его забрали. Мы были в бельевой.
Она густо покраснела. Если она ожидала насмешек, язвительных замечаний, то их не было. Все сидели тихо, никто даже не улыбнулся. Девочка продолжала:
– Мы спрятались там, а потом вошла сестра, та, что с ласковым голосом. И говорит: «Пойдем, Тони, я знаю, что ты здесь, пойдем, тебе ничего не будет…» А он говорит: «А что будет?» Она говорит: «Мы просто уложим тебя спать, а потом сделаем маленькую операцию, и ты проснешься здоровенький». Но Тони ей не поверил. Он говорит…
– Дырки! – сказал кто-то. – Они делают дырку у тебя в голове, как тартары. Точно!
– Тихо, ты! Что еще сестра сказала? – перебил его кто-то.
К этому времени вокруг стола столпилось еще человек десять; их деймоны слушали с такой же жадностью. Светловолосая девочка продолжала:
– Тони хотел знать, что они сделают с Крысоловом, понимаете? И сестра говорит: «Ну, он тоже поспит, вместе с тобой». А Тони говорит: «Вы хотите убить его, да? Я знаю. Мы все знаем, что бывает». Сестра говорит: «Нет, конечно, нет. Просто маленькая операция. Маленький разрез. Даже больно не будет, мы уложим тебя спать, ты и не почувствуешь».
В столовой стало тихо. Сестра, наблюдавшая за ними, отлучилась, окно на кухню было закрыто, так что оттуда их не могли услышать.
– Какой разрез? – испуганным тихим голосом спросил мальчик. – Она сказала, какой разрез?
– Сказала только: чтобы сделать тебя взрослее. Сказала, что его всем делают, поэтому деймоны взрослых не меняются, как наши. Поэтому надо сделать разрез, чтобы они приняли постоянный вид – так вот ты и взрослеешь.
– Это значит…
– Что же, всем взрослым его делали?
– А как же…
Внезапно все голоса смолкли, как будто их тоже отрезало, и все глаза обратились к двери. Там стояла сестра Клара, спокойная, вежливая, деловитая, и рядом с ней мужчина в белом халате, которого Лира раньше не видела.
– Бриджет Макгинн, – сказал он.
Светловолосая девочка встала, дрожа. Ее деймон, белка, цеплялся за ее грудь.
– Да, сэр? – сказала она чуть слышным голосом.
– Допивай и отправляйся с сестрой Кларой, – сказал он. – Остальные бегите по своим классам.
Дети послушно поставили свои кружки на тележку и молча вышли. Никто не смотрел на Бриджет Макгинн, кроме Лиры, и она увидела, что лицо светловолосой девочки искажено страхом.
Остаток утра прошел в играх. На Станции был маленький гимнастический зал, поскольку на улице в долгую полярную ночь заниматься спортом было трудно. Ребят запускали в зал группами, по очереди, и они играли там под наблюдением сестры. Они разбивались на команды и перебрасывались мячом; Лира, никогда в жизни не игравшая в такие игры, поначалу растерялась. Но, будучи быстрой, спортивной и прирожденным вожаком, очень скоро освоилась и стала получать от этого удовольствие. Маленький зал оглашался криками детей, писком и уханьем деймонов, и вскоре тяжелые мысли отступали. Что и требовалось от спортивных занятий.
