Изгнанник Ардена - Софи Анри (российский автор)
В его голосе слышались ненависть и разочарование в себе, и это ранило Адалину. Ей хотелось опровергнуть слова Тристана, сказать, что он не слабак и не трус, но она знала, что это лишь разозлит его.
– Жалеешь, что я так разоткровенничался? – с притворной небрежностью спросил Тристан.
– Нет, нисколько.
Адалина подошла ближе и взяла его за руку, повинуясь какому-то внезапному порыву. Тристан выгнул бровь, посмотрев на их переплетенные пальцы, но высвобождать ладонь не стал.
– Только что я привел доказательства, что слишком далек от образа благородного принца. Не вздумай меня идеализировать, Адалина. Я позволил тебе сорвать лишь одну из своих масок.
– Знал бы ты, сколько масок ношу я, – с грустью ответила она.
Тристан приблизил к ней лицо, но в этот раз Адалина не отстранилась. Внутренний голосок, взывавший к благоразумию, потонул в пучине чувств, долго сдерживаемых и оттого опасных и беспощадных. Она сократила расстояние между ними и, коснувшись свободной рукой щетинистой скулы, поцеловала мягкие и нежные губы. Ей овладела страсть, что вступила в схватку с болью и отчаяньем, но нашла спасение в невинном, нежном до слез поцелуе. Тристан не двигался, лишь вторил осторожным прикосновениям ее губ и большим пальцем поглаживал зажатую тонкую ладонь.
– Спасибо, – прошептал он, когда Адалина отстранилась.
Она молча кивнула, и они продолжили идти к ограде из деревянных колышков. Тристан отпустил ее руку и, приблизившись к зарослям орешника, подергал за колышки, в нижней части которых отсутствовали гвозди. Наконец один из них поддался и сдвинулся с места, открывая узкий проем.
– Сможешь пролезть?
– Я-то смогу, а ты?
– Я перелезу сверху. Считай, что я вспомнил кое-что из придворного этикета и не могу допустить, чтобы ты порвала платье, взбираясь на забор.
Адалина с усмешкой покачала головой и нырнула в образовавшуюся щель, а Тристан с ловкостью перелез сверху. Они вышли на небольшую площадку, с которой открывался вид на Гринхилл внизу. Адалина громко выдохнула, рассматривая черепичные крыши домов, утопающих в густой летней зелени. Издали они казались совсем крошечными.
– Мои земли находятся на холмах. Яблоневый сад располагается на самом высоком, – сказал Тристан, наблюдая за ней со сдержанной улыбкой. – Красиво?
– Очень. – Адалина даже не попыталась скрыть восторга.
– Отец назначил меня Хранителем Гринхилла, когда мне исполнилось восемнадцать. Тогда гильдия только набирала мощь, а я был полон амбиций и глупого стремления что-то кому-то доказать. Гринхилл – одна из самых маленьких и бедных провинций Юга, и то, что отец назначил меня ее наместником, было сродни пощечине. Я злился и обижался на него, но со временем понял, что в этом для меня больше благ. Гринхилл крошечный, управление им не занимает много времени и сил. Я сумел навести здесь порядок и продолжал одновременно вести дела «Черной розы», а потом и вовсе полюбил этот край.
Он повел ее к поваленному дереву под огромной ивой, чьи длинные ветви клонились к самой земли.
– Зачем тебе все это? – спросил Тристан, опустившись на бревно.
– О чем ты?
Адалина села рядом, достала из переднего кармана платья сверток, в котором лежал все еще теплый пирожок с яблочным повидлом, и протянула Тристану. Он откусил выпечку прямо с ее руки, и это напомнило Адалине о том, как они сидели на дереве в Аталасе и ели маковую булочку на двоих. От этих воспоминаний у нее потеплело в груди.
– Зачем ты ищешь Бернарда Этира? – прожевав, спросил Тристан. – Ты могла бы быть уже за тридевять земель от Стефана и строить новую жизнь.
Адалина вспомнила, как откровенно он рассказал о своей возлюбленной, и решила ответить тем же.
– Ты сказал, что в восемнадцать лет пытался кому-то что-то доказать. Мне почти двадцать один, и я никому из живущих ныне людей не хочу ничего доказывать. Но мне отчаянно хочется найти подтверждение того, что я была нужна тем, о чьей любви так грезила.
– Твои родители разве не любили тебя?
– Моя мама была… своеобразной женщиной. Она… – Адалина откусила от пирожка большой кусок, пытаясь отложить признание, которое царапало горло изнутри.
– Что она? – надавил Тристан, когда молчание затянулось.
Адалина тяжело вздохнула. Она не знала, как все объяснить, не раскрывая правды, которая могла ее погубить.
– Она ревновала ко мне своего любовника.
– Не поделишься, кем был ее любовник?
Судя по тону, Тристан и сам понимал, что этот секрет Адалина не раскроет. Не потому, что боялась довериться, а потому, что не готова была выложить правду, разрушившую всю ее жизнь.
– Нет. По крайней мере, не сейчас.
Тристан задумчиво кивнул и вытащил из кармана жилетки маленькую фляжку.
– Этот человек, скажем так, вертелся в высших кругах, а когда мне исполнилось шестнадцать, стал проявлять интерес. – Адалина тщательно подбирала слова, чувствуя себя так, будто угодила в змеиное гнездо: одно неверное движение – и смерть неминуема. – Мама уже тогда состояла с ним в запретных отношениях и сразу заметила его симпатию. С тех пор она стала видеть во мне главную соперницу. Она все реже выводила меня в свет, а если мне и позволялось посетить бал или званый ужин, то меня вульгарно красили, наряжали в нелепую одежду и заставляли либо помалкивать, либо строить из себя дуру. Лишь бы я не приглянулась ее любовнику.
– А твой отец? – спросил Тристан, не пытаясь скрыть негодование в голосе. – Твои сестра и брат?
– Отец был слишком занят делами. У Эстель и без меня проблем хватало, а Эмиль… – Адалина грустно улыбнулась. – Он поддерживал меня как мог, но из-за мягкого нрава был не в силах дать отпор нашей властной матушке.
Тристан грубо выругался себе под нос, а потом с презрением произнес:
– Нет никого хуже женщины, променявшей родного ребенка на мужской хрен.
Адалина поежилась от ледяного тона. Ей хотелось оправдать маму, но она приказала себе молчать. Матушке не было никакого дела до негодования или одобрения южного принца, а Адалина могла выдать себя.
– Когда мне исполнилось семнадцать, отец начал присматривать для меня жениха. Его выбор пал на лорда Алеса, сорокапятилетнего вдовца, входившего в круг приближенных короля. Я не хотела выходить за жирного старикана и умоляла мать отговорить отца от этого брака. Но она только и мечтала выдать меня замуж поскорее, и неважно, за кого. Тогда я решила действовать самостоятельно и распустила о себе грязные слухи, будто в моей постели любовников побывало столько, что между ног все сгнило от срамных болезней.
Тристан
