Иди через темный лес. Вслед за змеями - Джезебел Морган
Она ушла назад по черной тропе к свету и жизни, а мне только и осталось, что оплакивать свою любовь, свою жизнь и перо жар-птицы.
Я помотала головой, избавляясь от остатков видения, стерла капающую из носа кровь. Судя по меловым лицам спутников, им пришлось не легче. Кажется, мы все пережили последние минуты бедной девушки.
– Что ж, – с трудом, преодолевая ком в горле, сказала я, вынимая из-за пазухи почерневшую цепочку с красным камнем. – Далеко ее сестра не ушла, тут же, на дороге, и погибла. Надеюсь, хоть это ей послужит утешением.
Шаман, все еще сжимающий в руке костяную флейту, задумчиво кивнул.
– Да… она рада, что смогла поведать хоть кому-то свою историю. И все равно она оплакивает свою сестру, чистая душа. Просит, чтобы мы отыскали княжича и рассказали ему, что она до последнего вздоха его любила.
Я фыркнула.
– А эта душа может видеть, что от нее осталось? Не первый год в земле лежит! Где мы ее княжича отыщем? Он же сам давно погиб!
Волк прислушался к чему-то, затем снова поднес флейту к губам. Звук на этот раз вышел приятный и мелодичный, хоть и едва слышимый.
– Она верит, что любовь их была так сильна, что судьба рано или поздно снова сведет их души и она сможет рассказать ему о несправедливости, которую учинила старшая сестра. Она просит забрать с собой флейту, чтобы она могла сама встретить душу княжича…
– Нет, – отрезал охотник. – Не стоит ничего брать с черной тропы!
– Почему?
Моему удивлению не было границ. Насколько я помнила подобные сказки, неупокоенная душа девицы действительно хотела только рассказать свою историю, не более того. В тростниковой ли флейте, выросшей на костях, в арфе ли из костей и волос убитой всегда жила одна и та же мелодия, обличающая убийцу.
– Черная тропа просто так ничего не подбрасывает, это ловушка!
– Или испытание, – мягко поправил его волк, не выпуская флейту из рук.
– Уж не в том ли заключается испытание, чтобы разгадать обман и не поддаться жалости? – прищурился охотник и поднялся.
Я печально посмотрела на хрупкий девичий скелет. Я не сомневалась в правдивости видения, я не сомневалась в коварстве старшей сестры, хоть и не понимала ее. Как можно предать, обмануть младшую, которую ты обязана защищать и беречь? Кем же нужно быть, чтобы ради выгодного замужества предать самое родное существо?
Я аккуратно застегнула цепочку на шее скелета, камень сразу же провалился между ребер в грудную клетку, повис ровно там, где должно быть сердце. Мне даже показалось, что красный огонек в глубине начал пульсировать в такт сердцебиению.
Это всего лишь игра света и тени на туманной дороге, убедила себя я.
– Мы заберем флейту, – решительно сказала я в спину охотнику и подала руку волку, помогая ему встать. – Может, души действительно найдут друг друга.
– Мне не нравится эта идея! – мрачно отрезал охотник, но спорить не стал. Понимал, что это бесполезно.
Впереди действительно угадывался блеклый огонек, вот только вряд ли это был сад жар-птицы: холодное мертвенное свечение больше походило на болотное пламя. Я поежилась, вспомнив другой лес со скелетами и красными цветами и бесконечное болото с черной вонючей водой.
Идти вперед не хотелось.
Теперь замыкал цепочку шаман, постоянно тихо наигрывающий на флейте. За ним с шелестом переплетались ветви деревьев, разрастался терновник. Музыка была совсем не слышна, и видения больше не накатывали: что бы ни хотела сообщить душа девушки, она говорила это только шаману.
– А есть ли у тропы вообще конец? – тихо спросила я, когда мы прошли мимо приметной сломанной ели в третий раз. Против воли в голову лез стон последнего выжившего путника, про дорогу и кольцо.
Не думай про это, велела я себе, не думай.
Но тропа тянулась вперед, огонек не приближался, а деревья почти перестали размахивать ветвями, уже не пытаясь хлестнуть нас по лицу.
Только и оставалось – идти вперед и думать.
20
Хрупкие елочные шарики
На черной тропе не было ни дня, ни ночи – только вечные сумерки, густые и холодные, как в самую промозглую и унылую осень. Я не могла даже примерно определить, сколько мы шли: волк уверял, что не больше половины дня, охотник, вымотавшийся до предела, – что уже около суток. Ему верилось больше: ноги гудели от монотонной ходьбы, желудок сводило от голода, а глаза слипались сами по себе, словно я не спала второй день. Усталость казалась материальной: ее прохладные костистые руки тяжело опускались на плечи, острые коготки покалывали виски и переносицу, а низкий голос шипел прямо в ухо: «спи, спи, спи…» Каждый шаг давался с трудом, словно под ногами раскинулось болото, и незаметно для себя я отстала, оказалась последней в цепочке.
– Может, отдохнем? – не особо надеясь на успех, предложила я, пытаясь подавить зевок.
Шаман качнул головой, не оборачиваясь. Все его внимание занимала костяная флейта. Она трепетала в его пальцах, выдыхала тихие, тревожные звуки, томительные и свербящие, волей-неволей вызывающие слезы в уголках глаз. Шаман никому не позволял прикасаться к ней, только сам нежно гладил самыми кончиками пальцев, на ощупь изучая тонкую, искусную резьбу, словно слепец.
Он даже не заметил, что мимо все той же приметной сломанной елки мы прошли уже в пятый раз.
Я зевнула еще раз, привычно прикрывая лицо. В глазах мутилось от сонливости, мысли ползали медленно, как разбуженные среди зимы мухи. Я на пару мгновений прикрыла глаза, чтобы унять жжение под веками, но шага не замедлила. Дорога прямая, впереди идет мой волк – даже если споткнусь, он успеет меня подхватить, не даст упасть носом в хлюпающую под ногами грязь.
Открывать глаза не хотелось, веки стали тяжелыми, как у Вия. Легкая дрема, туманящая разум, рисовала уютные картины родной квартиры: книги на полках, лучи, рассыпающиеся солнечными зайчиками вокруг зеркала, пестрое одеяло со смешной лягушкой. Вспоминать о том, что за опущенными веками только сумрачная и тоскливая тропа сквозь дикий и хищный лес, было невыносимо до ломоты в висках.
«Спи, спи, спи», – твердил тихий шепот в унисон вялым мыслям.
«Спи», – шелестела черная листва надо мной.
«Спи», – тихо плакала костяная флейта.
И я заснула.
Я чувствовала свое тело – оно шло куда-то, даже говорило, отвечало на вопросы, но сама я не слышала ни одного слова – они
