Пепел и перо - Рэйчел Кейн
Чего бы это самому Джессу ни стоило.
Джесс все же отдохнул, потому что врач сделала ему какой-то укол, от которого он отключился. Что ж, по крайней мере, это уберегло Джесса от ночных кошмаров… или он хотя бы их не запомнил.
Джесс проснулся от приступа тошноты такой силы, что все его тело лихорадило, он тут же повернулся на бок и выплюнул густую, черную желчь. Затем выкашлял еще немного.
Кто-то, как рассеянно осознал Джесс, держал перед ним ведро, и когда он закончил и упал обратно на землю – нет, на кровать, настоящую кровать, – понял, что человеком, держащим ведро, был профессор Вульф.
Тот поистине снова стал профессором, помылся, надел черную мантию и натянул на лицо суровое, беспристрастное выражение, когда поставил ведро рядом с кроватью Джесса.
– Не делай так больше, – сказал он и придирчиво осмотрел Джесса. – Дышать можешь?
Джесс мог. Не с легкостью; легкие ощущались обожженными и хрупкими, но с каждым вдохом они становились все чище. Потолок над головой плыл и расплывался, но Джесс наконец-то понял, что тот ему не мерещится. Он был в палатке. Палатке библиотечных войск. Джесс попытался припомнить происходящее, потому что пока в голове у него были лишь разрозненные обрывки… Бек, его крики, его противоестественно вывернутая нога. Золотая статуя Бена Франклина, падающая и плавящаяся в зеленом пламени, когда башня рухнула.
Когда Джесс моргнул, то осознал, что сердце у него в груди бешено стучит, а лицо и руки в поту. Он чувствовал себя грязным и, несмотря на сон, ужасно уставшим.
– Мы в безопасности? – спросил Джесс. Вопрос казался важным. Голос у Джесса звучал ужасно – как кваканье лягушки, и его собственные уши едва понимали сказанное. Вульф молча протянул ему кружку с водой – чистой, свежей водой, которая смыла песок с горла и пошла вниз с приятной прохладой. Джесс на мгновение прикрыл глаза, наслаждаясь этим, а потом повторил вопрос, который пытался задать.
– На данный момент, – сказал Вульф. – Мы скоро уйдем. Однако нам нужно принять некоторые решения, и я хочу, чтобы все были достаточно здоровы, чтобы рассуждать разумно. – Профессор сделал паузу, а затем добавил: – Нам очень повезло, Джесс. Снова так не повезет. Отныне, как только Библиотеке станет известно, что мы живы, они сделают все, что в их власти, чтобы стереть нас с лица земли. Нас, наших родных, наших друзей. Каждого, кто когда-либо знал наши имена. Только так теперь архивариус сможет победить.
Джесс сглотнул.
– Никакой пощады, – сказал он.
– Именно поэтому мы должны решить раз и навсегда, что каждый из нас хочет делать. Если мы скроемся, есть вероятность того, что мы сможем мирно жить втайне. Если же решим сражаться… если же решим сражаться, то Библиотека объявит нам полномасштабную войну, куда бы мы ни пошли. Мы не будем нигде в безопасности. Нам не будет покоя. Победа или смерть.
– Вы так очаровательно рассуждаете.
– Я говорю совершенно серьезно. Каждый из вас заслуживает правды, и все вы достаточно сильны, чтобы выстоять. Я знавал много профессоров и студентов. И никогда не встречал более неуправляемых и необучаемых, и слава богам за то, что они свели меня с вами. – Слова Вульфа звучали строго, однако искра в глазах и тихая улыбка подразумевали прямо противоположное. Они говорили: «Я горжусь вами». – С самого начала вы встряли во все это из-за меня и из-за Томаса. Однако сейчас у вас есть возможность уйти. Здесь, среди пепла, вы можете начать сначала.
– Считаете, это и есть то, чего мы хотим? – спросил Джесс. – Сдаться?
– Я считаю, что мы все обсудим, – ответил Вульф и поднялся на ноги. Точно отмахнувшись, он указал на ведро: – Сам его мой, я не твоя сиделка. И, кстати, твой брат хотел тебя видеть.
Джесс ничего на это не ответил. Он не был уверен, что в силах сейчас видеть Брендана. Так что, разумеется, брат в тот же миг откинул полу палатки и шагнул внутрь.
У Джесса до этого не было особо возможности рассмотреть брата, так что он занялся этим сейчас и почувствовал себя так, будто бы посмотрел в кривое зеркало. Близнец растерял ту мягкость щек, которую приобрел, отдыхая в Александрии и влюбляясь в библиотекаршу; теперь он больше походил на полудикого лондонского оборванца, каким был когда-то и сам Джесс, а еще на Брендане была неподходящая ему солдатская униформа, и улыбался он так, словно дьявол на пьянке. Чтобы оказаться примерно на одной высоте, Джесс сел, что тут же напомнило ему о том, как у него все болит.
Они двое делили жуткую правду. Она была неочевидной, и никто не произносил ее вслух, по крайней мере до сих пор, однако Джесс все равно ее знал. Его брат организовал обстрел Филадельфии… Джесс понятия не имел, как. Однако вышло до ужаса эффективно, что одновременно и помогло всем им выбраться, и продемонстрировало поджигателям, что обманывать контрабандистов очень и очень плохо.
Брендан хотел обсуждать все это не больше самого Джесса, похоже, потому что он шумно подволок табуретку, скривил рожу при виде ведра, которое оставил Вульф, и оттолкнул его подальше носком ботинка.
– Я пришел сообщить тебе, как дела у твоей девушки, – сказал Брендан. – Подумал, это будет первое, о чем ты спросишь.
Разумеется, он был прав. Джесс уже задумывался об этом, когда Брендан только-только заговорил.
– И как она? – сдался Джесс, спросив.
– Морган получает лучший из возможного уход от обученных Библиотекой врачей, – ответил Брендан. Прозвучало это как официальный, заученный ответ, который ему наказали передать.
– Я спросил, как она? – Брат опустил глаза на свои руки и потер большие пальцы друг о друга. Новый намек, однако этот был новым, и Джесс не понимал, что это означает. – Ради всех святых, просто скажи!
– Она слаба, – сказал Брендан. – Ее отчего-то лихорадит, и профессор Вульф говорит, что это из-за того, что она злоупотребляла своим талантом. Он и этот американский доктор делают все возможное вместе с врачами. Вульф просил меня ничего не рассказывать тебе. Он решил, что ты тут же бросишься к ней.
– Именно так я и поступлю, – сказал Джесс и начал было подниматься. Но все вокруг тут же пошатнулось и поплыло перед глазами, и он почувствовал, как сильные руки Брендана уговаривают его лечь обратно. Джесс попытался сделать глубокий вдох, но легкие не
