Дуглас Брайан - Воин из пророчества
Кусая край покрывала, следила за схваткой Рукмини, слезы катились по ее щекам. Во время первого испытания она вручила жизнь любимого верному коню — и помог ему верный конь. Кому теперь вручит она жизнь Траванкора? Тому страшному бойцу, чье лицо закрыто маской, а сердце обросло шерстью и не знает пощады?
Воздух полон был стального грома. Траванкор рубил и справа, и слева, делал резкие выпады и отскакивал, а его соперник уверенно отражал каждую атаку.
Словно выжидал чего-то.
Закусив под маской губу, Траванкор снова и скова атаковал его, и опять враг оказывался невредимым. Сам он, впрочем, атаковал мало.
Точно — чего-то ждет.
Чего?
Траванкор вдруг ощутил странное беспокойство. Нет ли какого-нибудь особо хитроумного хода в запасе у этого чужого воина?
Прислушался бы сейчас к своему сердцу — понял бы: ждет Арилье мгновения, когда поймет, что готов к смерти.
Долго длился бой. И в конце концов всем собравшимся стало ясно: силы соперников равны. Ни один не сможет одолеть другого, разве что поможет какая-нибудь случайность или один из двоих допустит оплошность. Кто же первым сломается?
И вдруг противник Траванкора сделал неосторожное движение. Раскрылся и замер — на мгновение дольше, чем требовалось бы. Траванкор не колебался — тотчас воспользовался преимуществом и с силой вонзил кинжал в грудь противника. Удар был так силен, что кинжал вошел в плоть по самую рукоять, и Траванкор, как его учили, резко повернул клинок в ране. Все!
Вражеский боец, хрипло застонав, упал на землю. Траванкор сорвал с лица маску, ветерок остудил потную кожу, приятно освежил ее. Сразу стало легче дышать, и мир вокруг расширился, сделался светлым и просторным.
Повернувшись спиной к поверженному бойцу — Траванкор даже не потрудился проверить, мертв ли тот, — победитель шагнул к трону Аурангзеба: он желал потребовать своего, и немедленно, пока дракон не смеет ему отказать!
Сзади раздался тяжелый вздох, и знакомый, немного искаженный маской голос проговорил:
— Вот и случилось то, чему суждено…
Траванкор застыл, не веря собственным ушам. Медленно повернулся. Сраженный им боец тихо корчился на земле. Жизнь уходила из него и вместе с жизнью заканчивались его страдания.
Дрожь охватила Траванкора, руки его онемели от ужаса. На подгибающихся ногах бросился он к тому, кому нанес смертельную рану, упал рядом с ним в пыль, сорвал с него маску…
Под личиной открылось лицо Арилье. Бледное, покрытое крупными каплями пота. Губы Арилье дернулись — он силился улыбнуться. Хорошо уходить, в последний миг увидев рядом с собой друга!
— Арилье! — прошептал Траванкор. — Это был ты!
В глазах Арилье застыла печаль. Охваченный своим горем, Траванкор не знал, что эта печаль была первым чувством, которое Арилье испытывал за долгое, слишком долгое время, и Арилье радовался этой печали…
— Я узнал тебя с первого удара… — прошептал Арилье.
Траванкор схватился за щеки, процарапал ногтями кожу:
— Что я наделал!
Он коснулся рукой груди друга, рядом со смертельной рапой, избегая притрагиваться к кинжалу.
— Что же я наделал, Арилье! Как же я не узнал тебя?
Арилье смотрел на него, словно издалека, и во взгляде умирающего появилась отрешенная забота — забота об остающемся:
— Не обвиняй себя, брат… Мы оба сделали то, что нам было предназначено судьбой.
Траванкор наклонился к нему совсем близко. Прошептал еле слышно:
— Ты — лучший, Арилье! Ты доказал это… Ты сильнее меня…
Но не о старом, шутливом соперничестве думал в последние свои мгновения Арилье. О том деле, ради которого отправился в Калимегдан и которое так и не смог выполнить.
— Рукмини… — с трудом выговорил он. — Рукмини — здесь… Я пытался спасти ее… Спаси…
Он чуть сжал челюсти и замер.
Страшный крик Траванкора сотряс воздух. Грызя себе губы, он схватил убитого им противника в объятия, прижал к своей груди, пачкаясь его кровью, уткнулся лбом в его лоб, начал укачивать, как мать качает дитя… И все это время волчий вой вырывался из его горла, как будто он действительно был диким зверем, потерявшим самое дорогое, что только было у него в жизни…
В ярости смотрела на это Чачака. Всей душой она желала победы тому, второму. Всей душой ненавидела того, второго — за то, что позволил себя убить. Мать воинов, она хорошо понимала, что произошло. Должно быть, эти двое — друзья, и тот, второй, пожертвовал собой.
Судьба.
— Проклятье! — крикнула старуха, швыряя на землю свою трубку.
В одежде, покрытой кровью Арилье, с помертвевшим лицом, Траванкор приблизился к трону Аурангзеба. Бесстрашно глянул в его глаза.
— Прикажи, чтобы его похоронили с надлежащими почестями, — произнес Траванкор ровным голосом, странно противоречащим и его виду, и недавнему крику, полному отчаяния.
Аурангзеб чуть опустил веки.
— Да будет так.
И никто не видел, что левой рукой владыка Калимегдана: сжимает лезвие кинжала. Сжимает так сильно, что сквозь его стиснутые пальцы проступила кровь…
Тем же спокойным голосом Аурангзеб добавил:
— Я обещал тебе свободу, и ты получишь ее — завтра. — Он чуть повысил голос, так, чтобы его слышали остальные. — А сегодня мы будем праздновать твою победу…
Яркими черными звездами пылали глаза старой Чачаки. Аурангзеб даже не посмотрел в ее сторону.
* * *Не напрасно старая женщина ненавидела Рукминли. Шраддха желал насладиться этой девушкой после своей победы под Патампуром. И погиб в этой битве. А девчонка даже не стоила внимания — тощая, с узкой костью. Одни несчастья от нее!
Но если бы знала старуха заранее, что Рукмини, эта ничтожная тихоня, отнимет у осиротевшей матери последнюю надежду отомстить, — своими руками бы ее придушила…
После того, как Траванкор одержал победу над воином, не знающим поражений, Аурангзеб не мог, в нарушение законов и собственных обещаний, осудить пленника на смерть. Не мог — потому что это оскорбило бы богиню.
Но она, Чачака, — старуха, женщина, — она может это сделать. Она не властитель, из-за ее поступков богиня не отвернется от города. И пусть на голову Чачаки падет гнев правителя и самих предков. Она не сомневалась в своей правоте. Если мужчины не в силах отомстить за ее сына, это немощными руками сделает старая мать.
Мужчина действует силой, женщина — коварством. По велению старухи, служанки принесли ей корзину, где та держала своих змей. Выбрав одну, старуха приложила ядовитые клыки к краю кувшинчика и выдавила туда каплю яда.
Одной капли будет довольно, чтобы человек умер. Мучительно умер, захлебываясь собственной желчью. Не в силах двинуться с места, с онемевшими руками и ногами.
Старуха представляла себе убийцу своего сына, простертого на земле, с черными губами и ужасом в глазах. Она улыбалась. Приятная картина до того завладела ее воображением, что она даже не заметила, как из-за занавески подглядывает за нею Рукмини.
А девушка мгновенно догадалась о замысле старой госпожи. Еще бы! У Рукмини было время узнать ее нрав.
Из всех испытаний вышел Траванкор живым и невредимым. Из всех, кроме одного, последнего… Кроме испытания коварством старой женщины.
Смерть отступила от Траванкора, когда он стоял перед ней лицом к лицу, и теперь подкрадывалась к нему исподтишка, под видом лживой дружбы.
Рукмини осторожно выскользнула из юрты и побежала, таясь в темных тенях, туда, где стоял Светамбар…
Траванкор сидел в пиршественном зале — один. Перед ним были расставлены угощения, но он не прикасался к еде. Ожидал — что еще произойдет.
Разве так принимают гостя? Разве так празднуют победу? Странное представление в Калимегдане о праздниках, если победителя бросили в одиночестве и только еду для него приготовили, точно миску для пса выставили…
Траванкор поднялся на ноги, осторожно выглянул… и увидел двоих стражников, охраняющих вход в зал.
Никакой он не гость — он по-прежнему пленник. И вся окружающая его роскошь ничего не значит, коль скоро гостеприимство не от чистого сердца.
Впрочем, на гостеприимство Аурангзеба Траванкор и не рассчитывал. Только одного от дракона и желал — свободы.
Что такое яства, что такое шелковые шатры по сравнению со свободой! Так, пустой звук, погремушка на ветру.
Мимо стражников прошла служанка. Хорошенькая. С поклоном подала «гостю» бокал вина. Невежливо отказываться, да и пить хотелось; Траванкор принял бокал и собрался уже выпить, как вдруг услышал женский голос, выкликающий его имя:
— Траванкор!
Он замер. Поднял глаза.
Словно вылетев из самого заветного сна, выскочила из тьмы Рукмини. Верхом на Светамба-ре, с раскрасневшимся лицом.
— Траванкор!
Не ошибся Арилье: Рукмини действительно все это время находилась здесь, в Калимегдане.
