Дуглас Брайан - Воин из пророчества
Аурангзеб смотрел на Траванкора и молчал. Долго молчал. Так долго, что безмолвие сгустилось в воздухе, повисло почти зримо, точно знамя в безветренный день. Протяни руку — и коснись.
Наконец губы золотого дракона шевельнулись. Сейчас он изречет свой приговор. Он, так величаво ратовавший за соблюдение всех законов и обычаев! Он, загадавший пленному воину три загадки.
Траванкор знал, что дракон постарается обмануть его. Ждал — каким будет этот обман. И готов был отразить новый удар.
— Ты ловкий и сильный воин, — медленно произнес Аурангзеб. — Никто не выходил победителем из этого испытания. Ты первый. По нашим законам, я должен освободить тебя.
— Нет! — тишину прорезал пронзительный крик. — Нет! Я требую, чтобы его казнили!
Мать Шраддхи вскочила со своего места, метнулась вперед. Ярость пеной срывалась с ее темных сухих губ, глаза метали молнии.
— Кровь Шраддхи ляжет на тебя! — вне себя кричала она в лицо повелителю Калимегдана.
Еле сдерживая гнев, Аурангзеб чуть повернул голову и посмотрел на Чачаку.
— Я уважаю твою старость, — промолвил он. — Но жажда мести ослепила тебя! Если мы нарушим закон, наши предки отвернутся от нас, и прервется вечная нить живых и мертвых.
Даруя жизнь пленнику, Аурангзеб жертвовал чем-то большим, нежели желание мести. Он жертвовал собой — и знал, почему это делает. Ради того, чтобы цепь, связующая поколения потомков и предков, осталась в целости. Если Аурангзебу судьба погибнуть от волчонка, ставшего волком, — он отдаст свою жизнь. Так суждено, и предреченное сбудется. Пленник доказал это.
Если только…
Глаза дракона блеснули, и Траванкор, внимательно наблюдавший за ним, сразу насторожился. Так и есть! Аурангзеб нашел новую уловку.
— Испытай судьбу в поединке. У нас есть воин, которого никто еще не смог победить. Если ты окажешься лучше, чем он, — я склонюсь перед тобой и отпущу тебя на волю. Я признаю силу судьбы, о воин из пророчества! Я признаю твою победу.
Глава семнадцатая
Последний поединок
Это было странное место, похожее на логово какого-то дикого зверя, пойманного и посаженного на цепь для людского развлечения. Так оно, собственно, и было: тот, кто обитал здесь, мало отличался от животного, по крайней мере, на первый взгляд.
Под покосившимся разлохмаченным камышовым навесом спал мужчина. Железная цепь охватывала его лодыжку; другой ее конец крепился к толстому гладкому столбу, вбитому в землю. Ни вырваться отсюда, ни отойти на расстояние большее, чем позволяла цепь, он не мог.
Изрезанный лезвием столб, да гремящая цепь, да вытоптанная белая площадка вокруг столба, да еще этот камышовый навес — вот и вся его жизнь.
Одежда его превратилась в лохмотья, лицо огрубело, взгляд стал неподвижным. Долго, слишком долго молчала его душа.
Лучше, наверное, было в самом начале, когда он пытался вырваться, плакал тайно ночами, когда его никто не видел, мысленно вопрошал Шлоку: для чего судьба послала такое страшное испытание? Почему он сидит на цепи, на потеху своим врагам? Почему его благое намерение освободить Рукмини и вернуть ее жениху не достигло цели, а самопожертвование оказалось бессмысленным? В чем смысл его теперешней жизни?
Молчал учитель. Молчали звезды, равнодушно мигавшие над Арилье. И постепенно замолчал и он сам.
Недруги хотели превратить его в игрушку, в свою забаву. Хорошо, он станет забавой для своих врагов. Опасной забавой, смертоносной. Им охота полюбоваться, как он дерется, — что ж, он будет драться. Разве Арилье не был лучшим? Он и останется лучшим…
Он ел и спал. Когда его будили, он дрался. И неизменно побеждал. Больше ничего. Пустота и молчание, и так — день за днем.
— Эй!
Опять чей-то голос. Хриплый, со сдавленным смешком.
Арилье, ничком лежавший под навесом, даже не пошевелился.
Он слышал гомон: возле вытоптанной площадки, где проходили поединки, уже собрались зрители. Многие трясут деньгами — делают ставки. Если кому-нибудь удастся наконец одолеть Арилье, выигрыш будет огромен: против пленника почти не ставят. Зарубок на столбу — больше, чем месяцев, проведенных Арилье в плену. Гораздо больше.
Убитыми он отмечает свои дни. Не прожитыми часами, не съеденными кусками, не выпитыми бурдюками, как это делают другие. И не поцелуями красавицы…
Пыль и кровь, вот и весь его мир.
— Эй, ты! Давай, вставай!
Рослый стражник с копьем в одной руке и мечом в другой грубо окликнул его. Арилье даже не пошевелился. Пусть потрудятся, покричат, позлятся. Ничто не изменит участи пленника, так что стараться угодить?
Стражник ударил его копьем. Довольно сильный удар. Если живого не убьет, так мертвого пробудит.
В нетерпении топтался на краю площадки будущий соперник Арилье — крепкий воин с оголенным мечом. Может быть, ему повезет сегодня и он убьет дерзкого пленника. Больно уж тот удачлив да искусен. Даже то, что цепь мешает ему двигаться, его не останавливает.
— Давай, вставай! Вставай, люди ждут!
Еще один удар копьем. Не открывая глаз, пленник прорычал:
— Отстань ты!
— Поднимайся, ждут тебя! — рявкнул стражник с копьем и больно уколол пленника. Этот стражник давно знал Арилье и умел его разбудить.
В бешенстве пленник распахнул глаза. Теперь под руку ему не попадайся. Стражник отскочил, бросил меч ему под ноги.
— Дерись!
Полный ярости, Арилье заскрипел зубами. Схватил меч, выпрямился, оглядел толпу сумасшедшим взором, и стоявшие вокруг люди отозвались воплями. Они трясли жилистыми кулаками, размахивали руками, звенели деньгами, топали, вздымая пыль.
Рослый воин шагнул навстречу Арилье и поднял меч. В два прыжка Арилье пересек площадку и очутился перед противником. Обрушил на него град бешеных ударов, противник едва успел отбиваться. Не помогли ему ни большой клинок, ни длинные руки, ни уверенность в себе. Несколько быстрых движений, заученных еще давно, во время учебных поединков с Траванкором, — и поверженный недруг откатился к краю площадки.
Скаля зубы, Арилье пытался дотянуться до него и добить, но проклятая цепь на ноге крепко держала пленника, не позволяла двинуться дальше. Отдернутый назад, как пес, которому не позволили перегрызть глотку вору, Арилье глухо заворчал и затих. Только глаз зло поблескивали.
Медленно пошел он обратно к своему шесту. Замер, повернулся лицом к поверженному противнику. Бой еще не закончен. Пусть его враг поднимется на ноги и снова нападет. Пусть понадеется па свою глупую удачу: авось ему наконец повезет — и он убьет пленника.
Долго лежать на земле — позорно, и сраженный Арилье воин встал. Он так и кипел гневом. Несколько мгновений собирался и вдруг бросился на Арилье. Тот ждал у своего столба. Внимательно смотрел на приближающегося врага.
Заранее видел уже то место, куда поразит его мечом. А тот еще ни о чем не догадывался. Соперник был уже мертвецом, но все еще рвался в бой, все еще бежал, поднимая меч…
Короткое, незаметное глазу движение — и в груди противника вырос клинок. Споткнувшись на бегу, воин упал, беззвучно раскрыл рот и раскинул руки. Пыль взлетела в воздух, когда он рухнул на землю. Человек уже застыл, а пыль все кружилась над ним, не спеша оседать.
Арилье обтер губы ладонью, смахнул пот со лба. Приблизился к своему столбу, черкнул мечом — еще одна зарубка, еще один день миновал. Бой окончен. Пленник забрался под навес, выбросил оттуда меч и затих.
Толпа молчала. Приглушенно звякали монеты, переходя из рук в руки. Разговоров не было. Число убитых пленным перешло за второй десяток. Как тут разговаривать?
Тот стражник, что разбудил Арилье и заставил его драться, подошел к убитому, осторожно закрыл его глаза. Затем обошел толпу зрителей, собрал деньги. Они увидели что хотели, пусть теперь платят.
И тут послышались выкрики, конский топот — к арене подъехал Дигам, окруженный своими людьми.
Из своего загона Арилье видел конские копыта, переступающие нетерпеливо на месте, ноги воинов. Скучно глядеть — он опустил веки. Ничто не появлялось теперь перед его закрытыми глазами. Ни Рукмини, ни Траванкора он не видел. Даже учитель оставил его.
— Эй, ты, мы за тобой! — это кричали возле самого загона.
Он не открывал глаз. Опять. Неужели им не надоело смотреть, как он убивает? Зачем все беспокоят его, зачем хотят от него все новых смертей?
— Повелитель послал за тобой! — надрывались совсем близко.
Не открывая глаз, Арилье буркнул:
— Никуда я не поеду. Устал!
Они замолчали. Гомонили между собой в отдалении, но к пленнику больше не обращались. Арилье слышал, как кто-то топчется вокруг столба. Должно быть, отметки считает. Считай, считай. Скоро и твоя жизнь выльется в пыль, превратится в кривую белую полоску на толстом шесте.
Неожиданно под навесом показалось лицо Дигама. Пристально взглянул он на пленника, а тот даже не шевельнулся. И ресницы, опущенные на щеку, не дрогнули.
