Павел Корнев - Спящий

Броневик дожидался меня на прежнем месте. Я забрался в кузов и протянул листок Рамону.

– Вот наш человек.

Рамон Миро подсветил себе электрическим фонарем, неопределенно хмыкнул и попросил:

– Напомни, как его зовут?

– Шон Линч. И еще Рой Ллойд, но это точно вымышленное имя.

– Проверим, – кивнул крепыш, карандашом записывая имена на обратной стороне листа.

– Что теперь? – спросил я.

Рамон с сомнением посмотрел на меня и потер подбородок.

– Сейчас уже поздно, нужных людей на службе могу и не застать. Отвезти тебя домой?

Я покачал головой. Альберт точно еще не вернулся с репетиции, Лилиана гостит у родителей, а с суккубом мне общаться не хотелось.

– Нет, давай лучше в Императорский театр, – решил я.

– Серьезно? В театр?

– Угу. Завтра с утра позвоню, узнаю новости.

– Как скажешь, – покачал головой Рамон и велел Тито трогаться с места.

Здание Императорского театра поражало воображение приезжих своей монументальностью, мускулистыми фигурами атлантов портика и многочисленными мраморными статуями фронтона. В центре крыши возвышался купол башни с золоченым шпилем, который в ясную погоду был виден даже с отдаленных окраин.

Коренные жители столицы этих восторгов в большинстве своем не разделяли и с пренебрежением именовали театр скворечником. Никто уже не мог точно сказать, по какой именно причине прижилось это уничижительное прозвище: то ли из-за напоминающей формой птичью клетку башни, то ли из-за обитавших внутри певичек.

Попасть внутрь не составило никакого труда: под репетиции Альберту Брандту выделили полуподвальное помещение в боковом крыле, и основной своей задачей вахтер полагал выгонять артистов, костюмеров и рабочих сцены курить на улицу. Отследить посетителей суетливый дедок попросту не успевал.

Само по себе репетиционное помещение показалось мне просторным, но не слишком ухоженным. Там я задерживаться не стал, уточнил у бежавшей по коридору полуголой девицы, где искать господина поэта, и отправился в указанном направлении. Стучавшей зубами от холода актрисе даже не пришло в голову поинтересоваться, кто я такой.

В кабинете Альберта оказалось едва ли теплее, чем в коридоре. Единственной его привилегией была возможность курить прямо за рабочим столом: когда я переступил через порог, под потолком так и витали густые клубы дыма.

– Лео! – удивился поэт, который размазывал по лицу белесую массу, консистенцией и внешним видом походившую на вазелин. – Я тут…

– Нет! – выставил я перед собой раскрытую ладонь. – Ничего не объясняй. Не хочу вникать в ваши богемные дела.

– Брось! – рассмеялся Альберт и продолжил растирать мазь. – Это состав для защиты от солнца. Без него я бы не пережил лето в Монтекалиде!

У поэта действительно была аллергия на прямые солнечные лучи, но я лишь недоверчиво хмыкнул.

– На улице дождь идет, Альберт.

– Не важно! – отмахнулся поэт и передвинул на край стола жестяную банку с закручивавшейся крышкой. На этикетке белокожий вампир преспокойно стоял под солнечными лучами и улыбался.

– Наука творит чудеса, – усмехнулся я, усаживаясь в кресло.

Альберт вытер излишки мази бумажной салфеткой, выкинул ее в корзину для мусора и спросил:

– Какими судьбами?

– Лилиана уехала повидать родителей.

– О! – обрадовался поэт, открывая ящик стола. – Значит, по времени мы не ограничены! – Он достал бутылку вина и принялся срезать сургуч. – Лео, что будешь пить?

– А как же репетиция?

– Уже закончилась. Но раз здоровье моей ненаглядной супруги снова в порядке, я могу позволить себе немного задержаться на работе!

– Елизавета-Мария заезжала днем?

– О да! – подтвердил Альберт. – Ее новый образ вызвал настоящий фурор! Уверен, об этом напишут в своих колонках все светские обозреватели!

– Рад за вас.

– Лео, ты не ответил – что ты будешь пить?

Я оглядел кабинет Альберта с единственным окошком под самым потолком и практически полным отсутствием мебели и спросил:

– А чай у вас можно заварить?

– Чай? – скривился Брандт. – Мы столько времени не виделись, а ты собираешься пить какой-то чай?!

– Это лечебный сбор. Надо привести нервы в порядок.

Поэт закатил глаза и покинул кабинет. Вскоре он вернулся и выставил на стол заварочник и чайник с кипятком.

– Забрал у швейцара? – догадался я.

– У ночного сторожа, – поправил меня Альберт и развел руками. – Ну и чего ты ждешь? Наливай!

Поэт откупорил вино, я принялся заваривать чай. Потом мы чокнулись стаканами и повели неспешный разговор обо всем сразу и ни о чем конкретно. Чайный сбор слепого рисовальщика подействовал на меня успокаивающе. Все проблемы стали казаться далекими и несерьезными, но сна при этом не было ни в одном глазу.

Ясная голова, бодрость и нежелание подниматься из кресла удивительным образом сочетались друг с другом, да и Альберт сегодня оказался в ударе и просто сыпал байками из своей театральной жизни.

Когда совершенно неожиданно для нас настенные часы пробили час ночи, поэт задумчиво потер переносицу и поинтересовался:

– А есть ли смысл ехать домой?

– Елизавета-Мария? – напомнил я.

– Будет дуться, но мне надо перевести дух. Давай как в старые добрые времена просто посидим и поговорим! Ты, я и никого больше. Семейная жизнь – это просто замечательно, но только знал бы ты, как я скучал по всему этому!

Альберт Брандт обвел рукой кабинет, и я кивнул, давая понять, что прекрасно понимаю его настроение. А как иначе? Всех нас время от времени посещают подобные мысли.

– Устроить тебе экскурсию? – предложил поэт.

– А давай! – не стал отказываться я.

Домой в итоге мы не поехали.

Альберт заснул прямо за столом.

К чести поэта, прикорнул он уже около семи утра, а всю ночь напролет болтал будто заведенный.

Я медленно и осторожно поднялся из кресла, ухватился за подлокотник, несколько раз присел, разминая ноги, и отправился в уборную. Облегчился, а на обратном пути завернул к вахтеру, на столе которого вчера вечером приметил телефонный аппарат. Смена вздорного дедка еще не началась, а ночной сторож где-то спал, поэтому никто не помешал мне позвонить в контору Рамона Миро.

И хоть особых надежд на успех я не питал, мой напарник оказался уже на месте.

– Лео, где тебя черти носят?! – прошипел он в трубку. – Я нашел твоего Линча еще вчера!

– Так быстро? – удивился я.

– Это его настоящая фамилия! – огорошил меня Рамон.

– Уверен?

– Мой человек в картотеке поднял личное дело – фотография совпадает с твоим рисунком.

– Что он натворил?

– Политический. Находится в разработке Третьего департамента по подозрению в связях с ирландскими националистами.