Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко
И только йотун не думал ни о чём. Его мало интересовало копошение смертных. Всё, что он чувствовал, – это голод и нечеловеческая, могильная злоба за то, что эта противная ведьма не кормит его и не даёт кормиться самому. А так хотелось уже почувствовать чьё-то горло под своими зубами, ощутить горячую, вязкую кровь, текущую в горло и по подбородку.
Мальчик хищно облизнулся, за что тут же получил затрещину от дражайшей хозяйки, и недовольно заворчал. В последнее время его и без того скудная пайка была урезана – вёльва кормила ещё одного йотуна.
– Я договорюсь о постое, – кинул Ингве, проходя мимо.
– Не стоит. Лучше договорись о корабле. Мы спешим.
– Так скован льдом Волхов! Ещё несколько недель простоит! – Ингве искренне удивился. – На Днепр только через него попасть можно.
– Значит обоз ищи! – неожиданно вёльва сорвалась на крик. – Некогда нам тут засиживаться!
Норд только пожал плечами, про себя пожелав противной бабе скорейшей кончины. В том, что он уже не найдет обоза, воин не сомневался. Из Ладоги все путники, ежели находились такие сумасшедшие, выходили рано по утру, чтобы уже на закате оказаться у караульной башни. Там и кипятком поделятся, и компанию составят, и от зверья и лихого люда отбиться помогут.
Вот выехали бы на рассвете, дальше бы продвинулись. Обоза, как и предполагал Ингве, сегодня уже не предвиделось. Но вёльва всё равно настаивала ждать до утра, а потом тащиться со скоростью телеги, запряжённой старым мерином. Всё ей и сразу подавай.
Лошадей они едва успели купить на закрывающемся базаре. Вёльва расплатилась за двух животинок, не торгуясь.
Тут Ингве ждал очень неприятный сюрприз: говорила она на языке русичей так же чисто, как на своём родном. Даже говор местный повторяла. Никто и не сомневался, что со своей дело имеет.
– А провизию ты что же, закупать не станешь? – недовольно ворчал он, ведя двух справных лошадок под уздцы.
– Вам, варварам, лишь бы брюхо набить, – она презрительно скривила губы. – Ты нам на что? Подстрелишь что-нибудь.
Дальше оттягивать поездку он не мог. Не то, чтобы норд был против выдвинуться – за время, проведённое на корабле, он устал от безделья. Но задерживать спешащую, плюющуюся ядом вёльву доставляло ему мрачное удовольствие.
Остаток светового дня они гнали лошадей вдоль русла реки. Астрид всё подгоняла своего взмыленного жеребца, а он и рад бы стараться – чувствовал за своей спиной мёртвого ребенка, убежать бы от него, да как сбежишь от собственного седла. Поначалу он взбрыкнуть хотел, скинуть с себя всадницу с мальчишкой, но Астрид быстро пресекла эти попытки, затуманив лошадиный разум ворожбой.
– Дальше ехать нельзя, – Ингве натянул поводья, когда на землю окончательно опустилась темнота. – Не видно ничего, кони ноги переломают. Нужно останавливаться на ночлег.
Вёльва презрительно скривила губы, но возражать не стала.
Вся забота о привале легла на плечи норда. Он разжёг огонь, наломал лапника на постели себе и вёльве и зайца потрошил, пока женщина ходила по поляне с каким-то синим кристаллом на верёвке, что-то бормоча себе под нос, будто искала что.
Ингве было не привыкать к походной жизни, но чуяло его сердце, что и ночь у него будет бессонная. Как уснуть, когда рядом эта пакость в теле ребёнка слоняется?
Норд стреножил лошадей и насыпал им овса – спасибо доброму человеку, который их продал за небольшой запас. А то б ведьма совсем уморила животинок.
Он устроил себе лежак под деревом, чтобы можно было передремать сидя, оперевшись спиной о толстый ствол. Вёльва тоже спать пока не собиралась – обошла поляну несколько раз и теперь сидела на своем лежаке, перебирала цацки из походного мешка. И чего там не видела? Чтоб их сороки растащили!
От раздумий его отвлек йотун. Он как-то сжался, подался назад, силясь спрятаться за спиной своей хозяйки, и оттуда недовольно заворчал. Такое поведение обычно безразличного ко всему мальчика Ингве видел впервые.
В следующее мгновение где-то над головой послышался шум крыльев большой ночной птицы. На голову норду посыпались куски коры и лишайника, сорванных с толстой ветки мощными когтистыми лапами.
Астрид, как и йотун, смотрела наверх, в глазах её отчётливо плескался страх.
Норд осторожно поднял взгляд. Действительно, большая зараза. С человека, наверное, будет. На него птица пока не смотрела.
Он тихо поднялся, ещё не решив, спасать вёльву, или ну её, пусть склюют, когда сверху послышался мелодичный женский голос:
– Не крадись, норд. Я тебя вижу. Выйди лучше к огню, чтобы и ты видел меня.
Предложение показалось ему здравым.
Ингве, конечно, слыхал, что некоторые ярлы учат воронов разговаривать, и даже видел одного такого, но болтал он бессвязно, каркающим, хриплым голосом. Здесь же речь была чистой, а голос – грудным и нежным.
Он попятился, стараясь не поворачиваться к птице спиной, и, увидев её полностью, похолодел от ужаса.
Птица была огромна. Не меньше взрослого человека. Её массивное тело было покрыто жёсткими перьями, белыми с золотом, а размах крыльев поражал воображение. Такая, наверное, целую овцу могла бы унести, а то и ребёнка. Но не это заставило бывалого воина испугаться.
Голова у птицы была человеческая. С красивыми, точёными чертами лица и густыми золотистыми волосами, заплетёнными в две толстые косы.
– Кто ты? – наконец спросила Астрид.
– Зови меня Гамаюн, смертная, – птица брезгливо поджала губы.
– Что нужно тебе, Гамаюн? – вёльва старалась держать почтительный тон, словно разговаривает с равной. Она чувствовала, что существо могущественное, не рядовой йотун. И не могла бы поручиться за исход схватки, случись такая.
– Я принесла тебе послание, ведьма, – последнее слово Гамаюн выплюнула, словно грязное ругательство. – Дальше тебе идти запрещено. Поворачивай и иди назад.
– Кем запрещено?
– Хозяйкой этих лесов! Она тебе не рада!
– А что ж она мне лично об этом не сказала? – Астрид осмелела, поняв, что говорит с простым посыльным. – Служку мне свою прислала.
Птица от возмущения встрепенула перья, но нападать не спешила.
– Надо будет – выйдет и встретит, – зло отчеканила она. – Костей потом не соберёшь!
Астрид уже открыла рот, чтобы ответить что-то колкое нахалке, но её внимание привлекло движение сбоку.
– Держи лошадей, дурень! – крикнула она Ингве и сама бросилась за ними.
Отвязанные лошади, почувствовав свободу, мчались