Небо в кармане 4 - Владимир Владиславович Малыгин

— Да тут на двоих много, — обозревает блюда Константин Романович. — Не составите нам компанию, Александр Сергеевич?

Приглашает только из вежливости, и ротмистр это прекрасно понимает, поэтому отказывается, ссылается на недавний обед и закрывает за собой дверь.

— Перекусим или продолжите рассказывать, Николай Дмитриевич? — полковник заправляет за отворот кителя накрахмаленную до хруста салфетку.

— Сначала перекусим, — пусть я и побывал недавно в буфете, но при виде накрытого стола аппетит мой разыгрался. А желудок недавнего добра не помнит…

Чай пили под моё повествование. Я не торопился, вспоминал каждую мелочь и старался изложить всё в мельчайших подробностях. Кое-что Изотов записывал в свой неизменный блокнот, но, в основном, запоминал. И я знаю, что ни одного произнесённого мной слова он не упустит, память у полковника превосходная.

— Теперь кое-что становится более понятным, — произносит полковник. И поясняет, увидев мою явную заинтересованность. — Ваше сопровождение в купе бездарно всё проспало и разбудили их только на границе, когда пограничникам чуть ли не пришлось выламывать дверь.

— Сонное зелье, — подтвердил предположение жандарма.

— Наверняка, — кивнул Изотов. — Проводник, кстати, тоже обнаружился на своём месте в совершенно невменяемом состоянии. Обнаружили это на первой же станции, когда он двери в вагон не открыл.

— Пьян? — удивился я.

— А вот тут теперь будем разбираться более тщательно, — и добавляет, видя моё удивление. — Он ведь тоже наш осведомитель. Значит, наш человек. Должен был на всякий случай дополнительно за вами приглядывать. И пить во время выполнения задания никак не мог. Вероятнее всего, его усыпили, как пытались усыпить и вас.

— Опытный был этот Виктор якобы Иванович, — усмехаюсь. — Всех вычислил и переиграл вас, Константин Романович.

— Признаюсь, недооценили мы степень опасности, — не думает отпираться Изотов, за что ему плюсик. — Так что дальше было-то? Как вы освободились?

— После того, как меня княгинюшка стилетом в спину ткнула, я отключился. Они в суматохе сочли меня мёртвым, — продолжаю рассказывать. — Виктор Иванович лично жилку на шее прощупал. Потом ещё на княгиню вызверился, мол, поторопилась, дура.

— Так и сказал? Дура? — уточняет Изотов. — И что у вас со спиной? Я же вижу, как вы легко двигаетесь, с порезанной спиной подобное никак не возможно.

— Да, именно так и сказал, слово в слово, — подтверждаю. — А спина вроде бы как успела зажить.

— Очень интересно, — задумчиво тянет Константин Романович и добавляет для меня. — На оба ваших утверждения. Нужно будет обязательно выяснить, на чём таком они её прихватили.

— Вы их задержали? — делаю стойку.

— Не успели, — сокрушается Изотов, — К тому времени как мы кое-что начали понимать, они успели пересечь границу.

— Жаль, — вздохнул с сожалением. И тут же зло улыбнулся. — Но это и хорошо, смогу сам их достать.

— Не вздумайте, Николай Дмитриевич, — вскинулся полковник. — Всю игру нам испортите. Мы уже ими плотно занимаемся.

— Убедился я на собственном примере, как вы занимаетесь, — бурчу вроде бы как тихонечко, но жандарм слышит:

— Я же уже извинился за наш прокол, Николай Дмитриевич, — укоряет он меня. — Хорошо, давайте мыслить конструктивно. Ну что вам лично делать за границей? Где вы их разыщете? А если и разыщете, как станете действовать? Неужели опуститесь до рукоприкладства по отношению к женщине? Молчите? Сказать вам нечего? Лучше расскажите, куда тело дели?

Ещё как опущусь, зло ухмыляюсь. Но стараюсь, чтобы эта моя мысль никак не отразилась на лице. Не хочу ему лишние козыри давать. А про тело почему бы не поведать? Рассказываю и получаю взамен благодарности порцию очередных упрёков:

— Нужно было все вещи собрать до единой!

— И грязную поломанную расчёску тоже? — сержусь.

— И расчёску! — наклоняется над столом Изотов. Отодвигает от себя пустую тарелку, придерживает рукой салфетку и тихо поясняет. — Вообще всё. Каждую мелочь. К примеру, по клейму изготовителя на расчёске можно было бы установить, где она куплена. На подобные мелочи редко кто обращает своё внимание, и ваш покойник мог бы оказаться из их числа . И расчёска вполне могла быть куплена не у нас в Империи, а привезена им откуда-нибудь из-за границы. Или по упущению или как память. Понимаете? Ну да ладно, всё равно нам с вами ещё предстоит разыскать труп.

— Ищите, — ну нет у меня ни малейшего желания возвращаться на то памятное место.

— Кстати, вот вам его паспорт, — вспоминаю о лежащем в кармане документе. Намеревался сразу отдать, да заговорил меня Изотов. Ну да ничего, лучше позже, чем никогда.

— Николай Дмитриевич, — рассерженно тянет полковник, быстро наклоняется и подхватывает со стола потрёпанный документ. — Почему сразу не отдали?

— Забыл, — врать не желаю. И с удовольствием наблюдаю за быстрой сменой эмоций на лице жандарма. Хоть какая-то радость.

Константин Романович раскрывает документ, внимательно вчитывается, расстроенно вздыхает и возвращается к предстоящей поездке на место происшествия. Полковник словно бы сдувается, оседает в кресле и безмерная вселенская усталость так и сквозит в каждом его слове:

— А если не найдём по описанию? Нет уж, вы, Николай Дмитриевич, обязательно должны сопроводить нас.

— Хорошо, — приходится соглашаться. Доля правды в его сомнениях есть, вот только у меня сегодня поезд. Как с ним быть? О чём и спрашиваю Изотова.

— Ничего страшного. Билет мы ваш перекомпостируем на другую дату. А ещё лучше будет, если обратно вы со мной вернётесь.

— Выпускать из-под присмотра не хотите, Константин Романович? — спрашиваю.

— Не желаю и не хочу, — соглашается полковник. — С вашей способностью влипать в неприятности и нарушать запланированное всякого можно ожидать. Так что хватит с меня одного раза. Кстати, не соблаговолите прояснить один момент?

— Какой?

— Почему вы выбрали такой экстравагантный способ возвращения в столицу? Одежда эта мещанская. Вы же офицер, дворянин, а рядитесь вот в это всё, словно актёр из провинциального театра.

Скрывать ничего не хочу, устал, поэтому выкладываю все свои расклады и доводы. По мере изложения сам понимаю, что доводы какие-то детские, что ли. Больше всего от обиды так действовал,