Из глубин - Вера Викторовна Камша
Дьегаррон молча подошел к бюро и вытащил оттуда бутыль и четыре стакана. Бонифаций, а бровеносец мог быть только им, хитро глянул на хозяина и поворотился к Марселю:
– Сказано: добродетель жены проступает в лицах детей ее, а стезя воинская есть удел храбрых и сильных духом. Вижу я, наследник Валмонов сменил багрец и парчу на доспехи, а злато – на сталь.
– Самому странно, – пробормотал виконт, оторопело глядя на святого отца, – вышло так.
– Нет пути, аще не от Создателя, – поднял толстый палец пастырь, – но выбор стези жизненной, равно как и выбор супруги, есть дело благое и непринужденное. Ты не перекати-поле, а человек, и не ветер тебя катит, а сам идешь, потому и говорю, молодец. Что привез? Когда «павлина» щипать будем?
– До «павлина» далеко. – Дьегаррон плеснул в кубки какого-то подозрительного пойла, похожего и непохожего на касеру, запахло полынью, – и до Олларии тоже. Опоздали мы, и Ро́сио тоже опоздал.
Глава 10
ТАЛИГ. ХЕКСБЕРГ
ТАЛИГОЙЯ. РАКАНА (б. ОЛЛАРИЯ)
399 год К.С. 21-й день Осенних Волн
1
Из туманной седины выросла гора. Неожиданная, одинокая, с плоской, словно срезанной вершиной, на которой лежало небо. Оно было чужим и холодным, но Луиджи Джильди сам выбрал и это небо, и эту гору. Возвращаться было не то чтобы некуда, просто это означало сдаться, поплыть по течению, превратиться в очередное ничтожество, между обедом и ужином сетующее на судьбу, жену и подагру, не давших несчастному стать великим.
– Ну что, теньент Варотти, – подмигнул Луиджи бывшему боцману, а ныне старшему офицеру верхней палубы, – вот мы и пришли.
– Пришли, – прогудел Уго Варотти, – и как славно! Словно мышь по сыру!
По сыру не по сыру, но море и впрямь было добрым сверх всякой меры. «Влюбленная акула» не просто избежала осенних штормов, карауливших у Астраповых Врат наглецов и безумцев. Изменивший вековечной привычке кэналлиец[15] домчал фельпцев почти до самой Хексберг, стихнув лишь у скал Штернштайнен. Неудивительно, что вся команда, от старшего офицера до последнего гребца, свято верила как в счастливую звезду Алвы, так и в то, что судьба и удача велят идти за талигойским маршалом до Закатных врат и дальше. Ворон бросился на север? Отлично! «Акула», честно исполнив порученное, рванула за своим кумиром. И за войной.
– По носу – боевая галера! – весело проорал впередсмотрящий.
– Есть по носу – боевая галера, – повторил старший офицер Ленуцца, вглядываясь в вылетевшее из-за пологого мыса судно. – Рангони. Встречает!
Можно подумать, в здешних водах тьма-тьмущая галер! Севернее Марикьяры моряки полагаются на ветер, но ветер изменчив. В глубине души Луиджи хотелось доказать, что, думая о галерах свысока, северяне совершают ошибку. После разгрома бордонов капитан Джильди молился на Неожиданность и Непредсказуемость, а что может быть неожиданней южных кораблей у северных берегов? Кораблей, не зависящих от ветров, способных проскользнуть в самую узкую щель и подойти чуть ли не к самому берегу. Жаль, щелей здесь почти нет, а ветра отличаются постоянством. И все равно, пренебрегать такими красавицами – грех!
Луиджи поднял трубу, ловя то исчезающую, то появляющуюся средь пологих волн хищную стройную тень. С мнением Рангони, что «Ворон» – лучшая в мире галера, не соглашался лишь Дерра-Пьяве, полагавший таковой «Бравого ызарга». Джильди соперничество друзей искренне забавляло, уж он-то знал, что корабля лучше «Влюбленной акулы» нет и быть не может. Луиджи подмигнул Ленуцце и Варотти:
– А мы тащимся, как похмельные крабы, одна радость, что не боком! Уго, шевельни-ка этих бездельников.
Варотти расплылся в щербатой улыбке и исчез, Ленуцца слегка улыбнулся, старший офицер был бы на «вы» даже с трюмными крысами, но на его галере крыс не было.
Весело взвыли дудки, «Влюбленная акула» на мгновенье замедлила ход, словно оступившись, и рванула навстречу новой судьбе и старым друзьям. Сумасшедший осенний переход из Алвасете в Хексберг был закончен.
– Сигнал! – проорал дозорный. – «Радость встречи!»
– Отвечай: «Ясно вижу», «Больных нет», «Радость встречи», «Готов к бою».
Сигнальные флаги взлетели кверху с беличьим проворством. Приветствуя земляков, радостно бухнула носовая пушка «Ворона». «Акула» ответила двумя выстрелами.
– Капитан, – зашептал вернувшийся Варотти, – дозорный говорит, Рангони в парадном камзоле.
Лицо Уго было несчастным. Ну еще бы! Бедняга не переживет, если у его капитана в хвосте будет меньше перьев, чем у Джузеппе. Джильди пожал плечами и побежал на корму. Рангони все равно, что он напялит, но зачем огорчать команду?
Сменить рубашку и шейный платок и влезть в белый с золотом камзол было делом пары минут. Луиджи не глядя нахлобучил парадную шляпу и выскочил из каюты. Галеры стремительно сближались. Джильди уже без всякой трубы видел расправлявшего крылья носового ворона, больше похожего на марикьярского найера[16]. Над мачтой реял фельпский вымпел, но кормовой флаг был синим, кэналлийским. И эти туда же! Алва не предлагал откупленным галерам поднять его знамя, фельпцы сделали это сами. На счастье.
Облака над горой засеребрились – сквозь них рвалось плененное солнце. Остро пахло солью, водорослями и еще чем-то горьким, непонятным и оттого тревожным. В затылок дышал Варотти, на куршее толпились свободные от корабельных дел моряки и обалдевшие от безделья солдаты. Прав ли он был, захватив в Фельпе абордажную команду? Ничего, хорошие рубаки еще никому не помешали!
Лопнула, расползлась облачная кожура, перед носом «Акулы» легла аквамариновая шаль, взбалмошная орилла[17] коснулась щеки, подхватила сигнальные флаги, окатила гостей жемчужными брызгами.
– Вот ведь, – удивился Варотти, утирая лицо.
– Спасибо, – зачем-то крикнул Луиджи расшалившемуся ветру.
Ветер не ответил, только брызнул в губы шалой солью, словно поцеловал. Небесная полынья исчезла, море тоже погасло, посерело, будто отлюбившая свое душа.
Уго помянул святого Андия и закатных тварей, ударил судовой колокол, предупреждая о встрече. Увенчанный пернатой ночью нос разминулся с золотой акулой, утомленными веерами опали весла. Что ж, кто пришел, тому и прыгать. Не свалишься – принесешь хозяину одну удачу, а себе – две.
Джильди сощурился, прикидывая расстояние. Пора! Оторваться от пусть трижды родной палубы, на миг ощутить себя летучей рыбой, сжать протянутую другом руку – это тоже счастье… Счастье, которое дарят волны и ветер, волны, и ветер, и свет…
– Приветствую лучшего капитана Фельпа, не считая Фоккио Джильди и меня, – Джузеппе Рангони со смешком хлопнул Луиджи по плечу. – Молодчина!
– Дерра-Пьяве тебя убьет. – Луиджи, в свою очередь, от души огрел земляка. – Не за себя, так за «Ызарга».
– Нет, это я убью Дерра-Пьяве, – отрезал Рангони. – Болтается Леворукий знает где.
– Знает Леворукий, знает и Алва, – утешил
