Эвис: Повелитель Ненастья - Василий Горъ

[8] Осел — воин Пограничной стражи, прослуживший от полугода до года, и уверенно научившийся разве что выдерживать длительные переходы с грузом за плечами.

[9] Первый круг — личная охрана, всегда находится рядом с королем. Второй круг, воинов которого иногда называют Незримыми, присутствуют в толпе. Третий — стрелки, наблюдающие за публикой через бойницы под потолком и т.д.

[10] Убраться без мяса и меха — не солоно хлебавши.

[11] Уйти к земле — перейти в предельно низкую стойку.

[12] Вспух — перешел в высокую стойку.

[13] Жалящий Аспид — комплекс, придуманный отцом Нейла, и на данный момент считающийся сложнейшим комплексом этого мира. Подробнее описан в первой книге.

[14] Орел — ветеран, прослуживший в Пограничной страже не менее десяти лет. Филин — элита, то есть, тот, кто прослужил двадцать.

[15] Вбить в ноги — вбить в подсознание.

[16] Понятия «час» в языке маллорцев нет. Поэтому слово «стражник» аналогично нашему «часовому».

[17] Ночной двор — разведывательная служба королевства Торрен.

Глава 2

Третий день второй десятины второго месяца зимы.

…Дворец мы покинули ни свет, ни заря. Пронеслись по заснеженным улицам города, въехали во двор своего дома и разбежались, кто куда. А уже через половину стражи я и обе Дарующие, одетые по погоде и нагруженные плотно забитыми переметными сумками, заявились на конюшню. Чтобы вскоре, уже одвуконь, выехать за ворота.

Ехали быстро, по центральным улицам, особо нигде не задерживаясь. Поэтому выбрались за стены Нижнего города и оказались на хейзеррском тракте одними из первых. Легкий ветерок, дующий с заката, приятно пах лесом и бодрил. Меня. А моих женщин заставил закутаться в полушубки, надвинуть меховые шапки чуть ли не на глаза и прикрыть зарумянившиеся лица вязаными полумасками. Впрочем, решимости ехать дальше не убавил, ибо стоило мне поднять Черныша в галоп, как обе инеевые кобылицы последовали моему примеру. А через считанные мгновения, вернее, сразу после того, как мы промчались мимо первых телег небольшого купеческого обоза и вырвались на простор, в эмоциях младшей появилось чувство щенячьего восторга.

Сообразив, что Вэйлька никогда не испытывала ничего подобного, я послал ей ощущение тепла и счастья. И чуть не задохнулся от ответа, в котором чувствовались искренняя благодарность, воистину безграничная любовь и искрящееся веселье.

По хорошо наезженному санному пути мчались две с лишним стражи, пока не добрались до промерзшей до дна Колючей, не съехали с тракта и не углубились в лес. А когда я пригладил следы лошадей еловыми лапами и припорошил их снегом, неторопливо поехали на полночь. Само собой, не по чаще, а по-над берегом, на который выбрались за ближайшим поворотом русла.

Здесь, вдали от города, было немного холоднее, поэтому мои женщины начали подмерзать. И мне пришлось показать им, как можно бегать, взявшись рукой за стремя. Такой способ передвижения — кольцо в седле, кольцо бегом — им понравился. Тем более что во время пробежки не возбранялось бросаться снежками или падать спиной в мягкое белое покрывало, чтобы посмеяться или полюбоваться на низкое, затянутое облаками, небо.

В таком режиме передвигались легко и быстро, поэтому до цели нашего путешествия — Келлатских холмов и прячущихся между ними озер, к которым Шеллу и меня когда-то вывозил отец — добрались в середине второй половины дня. И, заехав в густой ельник, спешились.

— Ночуем в одном из этих шатров? — весело поинтересовалась Вэйлька, показывая рукой в белоснежной меховой варежке на нижние лапы елей, пригнувшиеся под весом снега.

Я утвердительно кивнул.

— Жалко, что с нами нет Майры — вот бы она порадовалась!

— Свозим и ее, и Тину с Алькой. Как только можно будет за них не волноваться! — пообещал я. — Может быть, даже после следующего дежурства.

— Здорово! — обрадовано выдохнула младшая Дарующая, сбросила в снег переметные сумки и занялась лошадьми.

Опыт, полученный женщинами за время летних скитаний, никуда не делся. Поэтому вскоре выбранный Вэйлькой «шатер» обрел жилой вид, лошади были обихожены и отогнаны на крошечную полянку с наветренной стороны от нас, а рядом с будущим кострищем возникла приличная куча сушняка. Когда я разжег костер, обе Дарующие переоделись в сухое, согрелись и занялись приготовлением ужина. А я унесся в лес ставить сторожки и простенькие, но действенные ловушки.

Закончил, когда небо начало стремительно темнеть, а от костра потянуло запахом жарящегося мяса. Вернулся к месту ночлега, уселся на седло, поставленное во главе «стола», и по-очереди оглядел обеих женщин.

Вэйлька, успевшая напробоваться горячего вина, наслаждалась всем, что видела или чувствовала: дышала полной грудью, упиваясь свежестью морозного воздуха и непередаваемым ароматом хвои, изредка зачерпывала снег ладошкой и подолгу любовалась какой-нибудь снежинкой, или переворачивала прутья с нанизанными на них кусками мяса и предвкушала, как будет наслаждаться его вкусом. А вот Найта ее восторгов не разделяла — смотрела в огонь, практически не отрываясь, зябко ежилась и изредка тяжело вздыхала.

Когда мясо сочли готовым, старшая Дарующая слегка оживилась. Но ненадолго — съев куска четыре, вымыла и высушила руки, вернулась на свое место и попыталась снова уйти в себя. Но не тут-то было — Вэйлька, только-только умявшая целых два прута и начавшая заглядываться на третий, вдруг повернулась к ней и достаточно жестко усмехнулась:

— Сестричка[1], если ты не возьмешь себя в руки, то никакой инициации не будет!

— Не поняла? — растерялась Найта. — Почему⁈

— Помнишь, когда я была совсем маленькой, ты постоянно говорила, что Дарующая — это женщина, которая контролирует себя всегда и везде?

Старшая Дарующая виновато потупилась:

— Я просто боюсь — вдруг что-нибудь пойдет не так?

— «Что-нибудь» может пойти «не так» только в том случае, если ты продолжишь рвать себе душу неуверенностью в себе и глупыми страхами! — неожиданно зло рявкнула Вэйлька. И тут же заставила себя успокоиться: — Хотя нет, если ты не уймешься, то Нейла я к тебе не подпущу. Ни за что на свете!

— У нее все получится. Вот увидишь! — уверенно сказал я и передвинул седло так, чтобы оказаться вплотную к Найте.

Та благодарно улыбнулась, коснулась плечом моего плеча, а затем решительно тряхнула распущенными волосами:

— Все, я уже не дергаюсь. Слышишь⁈

Вместо ответа «старшенькая» обожгла «младшенькую» теплом своего Дара, а затем протянула ей еще один кусок истекающего соком мяса:

— Тогда живи текущим