Сумрачный лес - Роннефельдт Каролина

Пирмин ругал себя за глупые воспоминания о старых сказках и все же не мог не задуматься, почему, разыскивая в Черных камышах Блоди, они наткнулись на корень мандрагоры, а мальчик бесследно исчез? Действительно ли слова Фенделя о мандрагоре, обращенные именно к Блоди, а не к кому-то другому, были простым совпадением? Если по болоту бродили призрачные собаки или даже волки, о чем Пирмин до этой ночи слыхал лишь из болтовни у камина, то кем же (ради всех горьких грибов на свете!) был похититель Блоди, оставивший им этот знак? Пирмин сразу, ни секунды не сомневаясь, поверил, что корень положил на камень именно тот, кто увел его сына. Однако почему эта мысль пришла в голову, квендель сказать не мог.

Фенделя, похоже, одолевали схожие мысли, о чем говорило озабоченное выражение его лица.

– Эх, мухоморное болото! – вздохнул Фендель. – Боюсь, наша находка не сулит ничего хорошего.

Поскольку до сих пор он не проявлял особого беспокойства, от этих его слов по спине Пирмина пробежал холодок.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Кремплинг. – Что все это значит?

Фендель лишь пожал печально поникшими плечами.

– Что с Блоди сегодня не кто-то из наших.

– Не кто-то из наших? – повторил Пирмин странные слова. – Кому бы такое пришло в голову? Какой квендель пойдет в такую жуткую ночь бродить в тумане, да еще в таком месте? А тот голос? Он явно принадлежал созданию не из плоти и крови.

Изумившись собственным словам, он замолчал. Потом вдруг схватил Фенделя за плечи и яростно встряхнул.

– Говори! – вырвалось у него. – Просто назови их по имени! Это подземные жители похитили Блоди, как в старых сказках, верно? Да только это не сказки! Они и впрямь гуляют по Черным камышам, с ручным волком в придачу. Все сходится! Туман, голос, зверь на тропе и, наконец, корень в твоей руке. Вот оно что… Блоди потерян. Его забрал Безмолвный народец, и ты об этом знал с самого начала!

Стоило Пирмину высказать свои опасения, как силы его покинули. Он выпустил Фенделя и молча опустил голову. По неосторожности он опустил факел так низко, что тот с шипением погрузился в воду. Все произошло мгновенно – Фендель попытался было подхватить факел и раздуть пламя, но опоздал.

– Плохо, – сказал он таким тоном, как будто это была худшая из потерь.

Он вновь попытался разжечь факел, но дерево слишком сильно намокло. С сожалением покачав головой, Фен-дель бросил бесполезную палку в камыши, а потом осторожно положил корень мандрагоры в карман.

– Нужно его сберечь, – наставительно проговорил он. – Помнишь старую легенду? Никогда не знаешь, как все обернется. Позже я, быть может, напомню ее тебе еще раз, но не сейчас. Поверь мне, за живыми охотятся и другие, куда страшнее Безмолвного народца. Неужели ты о них не слышал? Многие кланы в Звездчатке никогда о них не забывали, и не зря, хотя сейчас эти легенды и редко услышишь.

Помолчав, Фендель продолжил, решившись высказать то, что уже давно его мучило:

– В те дни и ночи, когда границы истончаются, их можно пересечь, как сегодня или как вчера… Тогда они приходят к нам сквозь туман.

Неподвижно выслушав длинную речь Фенделя, Пирмин выпрямился. Его лицо заметно побледнело.

– Кто? – хрипло и встревоженно прошептал он. – Кто приходит сквозь туман? Подземный народ? Хульды?

Фендель медленно покачал головой.

– Другие. Я же говорю: есть и другие, – повторил он. – Порождения тьмы. В такие ночи он посылает своих слуг.

– Кто? – едва выговорил Пирмин.

Фендель посмотрел на него пустым взглядом, глядя будто бы сквозь спутника. И проговорил:

В камышах прошелестел порыв ветра, и болото точно пригнулось от прозвучавших слов. Тихий трепет растений сменился тяжелой тишиной, и Кремплинг робко огляделся.

– Это из той же песни, – догадался он. – Другой куплет, его мог бы пропеть тот ледяной голос, верно?

– Это его песня, – бесстрастно сказал Фендель. – Его охотничья песня.

– «И охотник он великий», – повторил Пирмин первую строчку.

Что-то еще всколыхнулось в его памяти, нечто безымянное, жуткое и ужасное. Но прежде чем он успел осознать, что пришло ему в голову, Фендель вновь заговорил.

– Это мертвецы, – тихо, не громче шелеста камышей, прошептал он. – Те, кто умер и все же вернулся. Они идут диким полчищем: гоблины и ночные кобылы, оборотни и ночные духи. Они стремятся туда, где границы мира размываются, где появляются трещины и то, что раньше было прочным, становится призрачным. Я чувствовал это и много раз видел, стоя на мосту. Тогда с болота тоже поднимался туман. Обычный вечерний туман, не такой, как сегодня, но все же скрывавший реку и лес. А иногда, когда пелена чуть расступалась, казалось, что там, за ним, совершенно иной пейзаж. Не Черные камыши с кромкой леса вдали, не Холмогорье. Другая страна. Его земля. Его королевство. Но я никогда не видел, чтобы оттуда кто-нибудь приходил.

– Дикая Охота! – Пирмин понял, о ком говорит его собеседник, и скривился, словно тот поведал ему нечто отвратительное, разрушил границы, которые лучше бы не трогать. – Та самая Дикая Охота, что бродит по небу в ночь зимнего солнцестояния?

Он запрокинул голову. Над ними, мерцая, скользили облака тумана. Пирмин медленно покачал головой. Он все еще не верил в то, что на них надвигалось, и от глубочайшего разочарования начал злиться.

– Мы и сегодня не видели, чтобы кто-то оттуда пришел. Зато несомненно другое: кое-кто пропал. Ты чокнутый, Фендель Эйхаз, если не хуже! Ты всегда таким был, и все это знают, – заорал он в лицо отшельнику. – Мне уже до тошноты надоело это проклятое место! Волки, мандрагоры, подземные молчуны… Хватит с меня дряхлых сказок! Да, над болотом туман, но сейчас конец лета, а не темная зимняя ночь. И даже тогда не бывает никакой Дикой Охоты. Никто никогда не видел ничего подобного. Все это чушь, ерунда, и ничего больше!

– Разве ты не веришь, что Блоди забрал Безмолвный народец, а, Кремплинг? – задал встречный вопрос Фендель с оттенком уязвленной гордости в голосе. С ним не впервые так разговаривали, и ему всегда было больно это слышать. Особенно теперь, когда семья Пирмина отнеслась к нему по-дружески. Лицо Фенделя обрело привычное замкнутое выражение, и он вернулся с мелководья на тропу.

– Идем, – сказал он так, точно больше не собирался тратить время на объяснения.

Сделав несколько шагов по тропинке, Фендель фыркнул и недовольно забормотал себе под нос:

– Ох уж эти деревенские! Видел бы Эстиген Трутовик, как они сидят себе за высокими стенами и знать ничего не хотят… Ничего из того, что им может не понравиться. Поганки мухоморные!

Пирмин слышал каждое слово, долетавшее до него вместе с ветром, который теперь дул сильнее и остужал разгоряченную голову.

– Фендель! – крикнул он, пытаясь догнать отшельника. – Прости меня за то, что я сказал. Просто я очень тревожусь о Блоди. Все эти странные сказки и жуткие явления… Я уже не понимаю, где правда… То ли я теряю рассудок, то ли это болото опутывает мой мозг призрачной паутиной.

Фендель пробормотал в ответ что-то невразумительное, но, похоже, успокоился. Некоторое время они молча шли по тропинке, и перед ними с двух сторон вздымались стены из тумана и камыша.

Холодный ветер все не унимался и порой доносил до Кремплинга звуки болота. Ему казалось, что шепот неуклонно нарастает и уже не только звучит в ушах, но и наполняет всю округу тревожным ожиданием. С каждым шагом спутники будто бы приближались к источнику звука. «Идем к сердцу Черных камышей», – подумал Кремплинг, рассудив, что это, должно быть, очень холодное сердце, которое бьется где-то там и приводит в движение ледяной и зыбкий поток тумана. А может, его и вовсе нет (откуда у болота сердце?) и они приближаются к месту, где заблудятся еще вернее, чем в лабиринте болот и камышей.