Повесть о храбром зайце (СИ) - Цевль Акс

Нет, лапы моей там больше, мяу, не будет! Я готов разбираться в бумажных слоях восточной бюрократии, мяу! Я готов разбираться в складках нашей беспристанно жиреющей принцессы-кошки (я готов в них даже утонуть, мя-мя-мяу!). Но я не готов разбираться в фантазиях неудачников, реализующих свои детские коплексы, мя-мяу! Ты пойми, талалай: я не против новшеств! Я против этого из задницы вырванного «креатива»! Не хочу я балериной плясать «потому, что это красиво»! Я хочу А: привычное, Б: удобное и В: понятное любому идиоту. А как оно выглядит во влажных глазах шарфообмотанных поэтов революции, мне, мя-мя-мяу, решительно насрать и на газон, мяу-мяу, широким жестом бросить! Так, чтобы горошком, горошком! Мяу, чёрт возьми их! Мяу! Слов нет, мя-мя-мяу!

Знаешь, чем отличается «мяу» от «мяу», а-мяу?! «Мяу» допустимо, а «мяу» нет! Понял?

Кстати, эта же вот банда волчья, комитет ихний верховный — там не так всё просто с ними, мя-мя-мяу! Да, да! Ты слышал? Говорят, они вампиры! Вурдалаки, упыри, мяу! Ты знаешь кто такие вампиры, а-мяу? А я тебе сейчас расскажу! Упадёшь, мяу! Слушай…»

А дальше начинались фантазии бардовские. Вампиры, драконы, медузы с окаменяющим взором. «Это ж он не сам выдумал, нет? Не всё же? То есть говорят об этом. Ходят слухи и негативные (плевать сколько в них правды). Главное, что есть и недовольные. На площадях кричали пафос — тогда не было ещё дискуссий. Жили надеждой. А теперь вот время подошло судить и по делам. И какие ж их дела? Что я знаю на сегоднящний день?

Вроде бы восстанавливают армию (и занимается этим Волченко, скорее всего). Дозоры, разного рода специализированные службы, возможно и тайные. Поняли, что без крепкой лапы власть им не удержать. Да и не зря ж они своих бандитов готовили. Не зря сюда жаб-головорезов насвозили с болот. Свои бы побрезговали, а эти нет. Эти будут рвать без совести! Квакер, может быть, один не такой как другие. Один. Один на тысячи безумцев.

Идём дальше. Судебная система. Она есть. Играют в справедливость. Казнят на радость массам. В лагеря отправляют всё те же (хотя наверно обещали их закрыть). Всеобщую амнистию наверно тоже обещали, но по итогу отпустили лишь «своих», революционных. Дикобраза ж не отпустили, а могли! Кажется мне, что лучше не будет… а будет хуже. Период надежд заканчивается, и начинается дробление. Этих дробящихся будут наказывать хлещее монархистов. Вот тогда и вспомните… Медведя 6-ого. Они всегда вспоминают. Только не каятся.

Наконец, торговля. Что они творят?! Отказаться от денег, обнулив их? Теперь за состояния свои ты ничего не купишь? Долю имущества страны они заменили на право доступа к этой доле? А кто и как регулирует права эти билетные? Насколько эффективны они? Нет ли перебоев с продовольствием? Уверен, что есть! Не зря ж торговец, как и другие, бартером торговал, и не зря их ловят за это. Товары-то получается есть, а «прав» торговать ими нет! За это будут наказывать всё те же жабы с дубинками. Приплыли, приехали. Сомкнулось, сжалось.

Не знаю как в остальном дела их тяжкие (да и никто в таверне вроде бы не знает тоже), но поводов для счастья я по-прежнему не вижу. И хотелось бы очароваться, а… а хотелось бы? Уже и сам не понимаю. Может было бы и проще признать себя дураком поражённым, голову склонить под пепел; просить прощения, суда справедливого просить, но у кого?! Был я на их суде. Видел эти морды. Хватило!

Есть страшное чувство, что это бандиты, взявшие в заложники страну. Всех и каждого, от ещё нерождённого до приговорённого к смерти сегодня. И народ, и культуру его, и историю; и землю, и храмы, и священные места — всё поставили под дуло пушки, подкатили снаряд, зажигают, кричат: «Ты там не дрыгайся! Ты на мушке! И дети твои на мушке и родители!» Дьявол на земле! «Дай мне сделать из тебя меня! Дай мне сломать в тебе ненужное мне! Пусть каждый станет мной, а я никем, кроме себя не буду! Становись на все четыре и вой, заливаясь слюнями! Больше не будь! Будь меньше. Будь проще. Будь со всеми. Будь со мной. Мной будь. Будь мной.» Дьявол на земле! Ад бесконечных революций.

Нет, само по себе оно только катиться будет. Вот и вкатиться в мировую войну мясом на расстрел, а там уже плевать что и зачем вы строили! Будет разрушено, и только разрушением своим будет памятно. Главное избежать войны. Только не война. Только не война!

Но откуда… откуда это чувство обречённости?! …»

Торговец был так добр и так пьян, что дал ключ от номера своего зайцу — говорит, «дотащи меня, мя-мяу — я сам не могу!». Заяц так и сделал. Взвалил кота на спину, ещё стреляющую болью, и, пошатываясь вместе с ним, спустился вниз, в номера. Вошли в первую же дверь. Кот говорит: «тут меня, мя-мяу, и положи — я спать буду…». Заяц попытался возразить, но было поздно — кот уже спал на лапах его, пускал слюну на рукава. «Делать нечего. Спи как хочешь.» Заяц вернулся за вещами (своими и торговца), расплатился с хозяином (деньгами торговца), доел ужин (заказанный, но так и несъеденный всё тем же торговцем), опять спустился в номер и лёг на диван. Час и более наслаждался кошачьим храпом во всех его тональностях и ритмах. Потом без сил заснул.

«Только сейчас я чувствую, что я опять, опять на воле! Тюрьма как призрак покинула меня, болота отпустили меня, река унесла меня обратно к горам и завтра будет подъём. Только меня уже нет. Есть кто-то, но не я. И мне же только предстоит понять кто этот «кто-то, но не я»! Его придётся вырастить и воспитать.»

VIII

Заяц проснулся рано утром. Часов 5, только светает. «Время не терять. Идти-то весь день до станции! Только ночью буду. Перекусить? Нет, взять что-нибудь на дорогу. Денег должно хватить. Кот? А где кот?»

Торговца в номере не было. Запах от него был, а самого не было — «уже какое-то время не было». «Ну так-то и легче. Не возиться, не прощаться.»

Заяц закрыл дверь на ключ и вернулся в таверну. Заставил сонного хозяина подняться и работать. Не хотя, кот открыл свой чулан и стал собирать «что похуже» — «всё, мяу, для посетителей — всё для вас!». Нашлись овощи — огурцы, помидоры, капуста, какие-то то ли гнилые, то ли сушёные фрукты, сырокопчёные колбасы из неведомо кого, твёрдый сыр и проклятое кошачье вино («нет уж, больше я этого пить не буду. Да я ж вообще не пью! И самогона ещё много волчиного! Много его, много! Больше, чем надо.»).

Заяц: А где кот-то, талала?

Хозяин: Какой тебе, мяу, кот? Тут все коты!

Заяц: Торговец вчерашний.

Хозяин: А мяу! Этот! Это не торговец.

Заяц: А кто это?

Хозяин: Вампир наш местный!

Заяц: Да ладно, талала!

Хозяин: Правда, мяу, правда! Жрёт направо-налево! Садист, извращенец!

Заяц: А где ж-тала дозоры ваши? Почему не ловят? Он же сидел тут открыто! Бухущий в усмерть! Он у меня на пороге спал! То есть у тебя-тала!

Хозяин: Ты это, рогатый… Ты давай, мяу, не суйся! Ладно, а-мя-мяу? Наши дела — сами разберёмся!

Заяц: Я могу помочь!

Хозяин: А ты кто такой, что б нам тут помогать, а?! Нам твоей мя-мяу не надо! Сами с усами! Иди, иди! Вот я тебе наложил. Я тебе с верхом наложил! Всё самое лучшее, родное! Всё от сердца, мя-мя-мяу! Как сыну! Иди давай! Иди!

Заяц: Ну… спасибо!

Хозяин: Ты расплатись, мя-мяу! Потом уж и «спасибо», и «пожалуйста», и «до свидания»! Можно даже с выражением, всё как ты любишь!

Заяц расплатился, скрутил кулёк и уложил в портфель. «Теперь уж совсем нелегко. Где бы продать эти корни?»

Заяц: Где корни-то продать?

Хозяин: А я, мяу, знаю? Тут никто не купит. А вот на лесопилке может кто и возьмёт.

Заяц: Что за лесопилка?

Хозяин: Водяная. Тут у самых гор деревня образовалась, мяу. Бычки пилят материалы, строят мельницы, продают добро на восток. Да и нам тоже с них польза бывает. Попробуй с бычками сторговаться, мяу. Попробуй.

Заяц: Это дальше по реке?

Хозяин: Да, выйдешь прямо к лесопилке. Оттуда уж к деревне кто-нибудь тебя свезёт. Возможно даже на себе, мя-мяу! На трудовом горбу бычином, а?!

Заяц: Бычки этого не любят.