Первый закон: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей - Джо Аберкромби
Мир вокруг Ферро тоже расплывался, терял отчетливость, а силуэты приобретали очертания и форму, собираясь у внешнего круга. Тени. Призраки. Жадная, голодная толпа призраков.
– Ферро… – шептали призрачные голоса.
На сад вихрь налетел внезапно и стремительно, словно метель в горах. С темного неба градом посыпались обломки. Ищейка понятия не имел, откуда они взялись, да и не задумывался об этом. Его заботило другое.
Под высокие своды дворца втащили раненых: стонущих, орущих или – хуже всего – молчаливых. Трупы оставили снаружи – незачем тратить силы на тех, кому уже не помочь.
Логен подхватил Молчуна за плечи, Ищейка взялся за ноги. Его лицо было мертвенно-бледным, на губах запеклась кровь. Было видно, что дело плохо, но Молчун не жаловался. Хардинг Молчун никогда не жаловался. Ищейка не поверил бы в такое никогда.
Молчуна уложили на полу, неподалеку от входа. Падающие с неба обломки били в стекла, стучали по стенам, колотили по крыше. В зал втаскивали пострадавших с переломами, ушибленных и придавленных. Появился Трясучка с окровавленным топором и без щита – руку ему изувечило.
Такого зала Ищейка никогда в жизни не видел: пол устлан зеленой и белой каменной плиткой, отполированной до стеклянного блеска. По стенам развешаны громадные картины. Потолок изукрашен цветами и листьями, почти как настоящими, только из золота – вон как сверкают в тусклом свете, что проникает сквозь окна.
Раненым дали воды, перевязали, кого могли, утешили добрым словом. Логен и Трясучка обменялись взглядами – не то чтобы полными ненависти, но и без уважения. Ищейка так и не понял, что это было, да и ни к чему это.
– Ты что, спятил? – буркнул он. – Смыться в одиночку, как ты любишь, решил? Куда тебя понесло? Ты ж вроде как вождь теперь, а башкой не думаешь.
Логен обернулся к нему, сверкнул глазами в полумраке.
– Ферро помочь. И Джезалю.
– Кому-кому помочь? – недоуменно уставился на него Ищейка. – Тут наши парни помощи ждут, а ты…
– Да не умею я с ранеными!
– Ага, ты только калечить горазд. Ну тогда вали, Девять Смертей, если должен. Иди.
Ищейка видел, что лицо Логена исказилось, когда он услышал свое прозвище. Он отступил, зажимая бок рукой. Затем покрепче ухватил окровавленный меч, повернулся и захромал по сверкающему коридору.
– Больно, – сказал Молчун.
Ищейка опустился на корточки рядом с ним.
– Где болит?
– Везде, – улыбнулся Молчун окровавленным ртом.
– Ну… – Ищейка задрал ему рубаху. На вдавленной груди смоляным пятном расплылся громадный синяк. Вот оно как. С таким ранением не дышат.
– Думаю… со мной все.
– Чего? – Ищейка попытался улыбнуться, но не вышло. – Это же царапина.
– Царапина, да? – Молчун с усилием приподнял голову, застонал и мелко, часто задышал, широко раскрыв глаза. – Потолок… красота охренительная.
– Ага, согласен. – Ищейка тяжело сглотнул.
– По уму, так я помер давным-давно, в драке с Девятипалым. После этого жил в долг. Но я рад этому, Ищейка. Я всегда любил… наши разговоры.
Он закрыл глаза. Дыхание прервалось. Он всегда мало говорил, Хардинг Молчун. Потому и прозвище такое. А теперь и вовсе ничего не скажет. Пустая смерть, далеко от дома. Умер не за веру, не за славу, не за добычу. Без толку погиб. Ищейка на своем веку видел множество тех, кто вернулся в грязь, но хорошего в том не было ни разу. Он вздохнул и уставился в пол.
Косые тени метались по затхлому коридору, по грубым камням и облезлой штукатурке. Тусклый свет фонаря превратил наемников в жуткие силуэты, лица Коски и Арди казались странными масками. Мгла затаилась в каменной кладке арки, скопилась у древней двери, сбитой из узловатых досок с заклепками черного железа.
– Чему вы улыбаетесь, наставник?
– Я тут стоял, на этом самом месте. С Зильбером, – прошептал Глокта, кончиками пальцев поглаживая железную ручку. – Руку держал на задвижке… и прошел мимо.
«Какая ирония! Мы долго и упорно ищем ответы, а они у нас под рукой».
Глокта склонился к двери. По искореженному позвоночнику пробежала дрожь. Из-за двери доносилось невнятное бормотание на неизвестном языке.
«Адепт-демонолог призывает обитателей бездны?»
Он облизал губы, вспомнив о замерзших останках верховного судьи Маровии.
«Наверное, торопиться не следует даже в поисках насущных ответов. Совсем не следует…»
– Наставник Гойл, раз уж вы нас сюда привели, вам первому и за порог ступить.
Гойл неразборчиво замычал сквозь кляп, испуганно раскрыв и без того выпученные глаза. Коска сгреб наставника Адуи за шиворот, взялся за дверную ручку, рывком распахнул дверь и пинком отправил Гойла в дверной проем. Тот взвыл и перевалился через порог. За дверью послышалось металлическое клацанье арбалета. Невнятное бормотание стало громче.
«А что бы сказал полковник Глокта? Вперед, к победе, парни!»
Глокта дохромал до двери, подволакивая ноющую ногу, шагнул за порог и огляделся. Перед ним простирался большой круглый зал с куполом, украшенным искусными фресками.
«До боли знакомые фрески».
На одной половине сводчатого потолка Канедиас, Делатель, широко распростер руки. Позади него полыхали яркие языки пламени – алые, багряные, золотые. Напротив, под купой цветущих деревьев, на траве лежал его брат, Иувин, истекая кровью. Посередине два ряда магов шли творить возмездие: шесть с одной стороны, пять с другой, лысый Байяз во главе.
«Кровь, огонь, смерть, возмездие. Весьма подходящий набор, особенно в нынешних обстоятельствах».
На полу белые линии складывались в сложный запутанный узор: концентрические круги, символы, геометрические фигуры.
«Соль, если я не ошибаюсь».
Гойл лежал ничком, в шаге от двери, у самого края внешнего круга: руки по-прежнему связаны за спиной, между лопаток торчит наконечник стрелы. По каменным плитам расползалась лужа крови.
«Надо же, никогда бы не подумал, что это его слабое место. У людей там находится сердце».
Четыре университетских адепта замерли от неожиданности. Канделау, Чейл и Денка держали зажженные свечи. Толстые фитили чадили и потрескивали, источая удушающий смрад мертвой плоти. Сауризин, адепт-химик, сжимал разряженный арбалет. Лица стариков, подсвеченные гнилостным желтым пламенем, напоминали гротескные маски страха.
У дальней стены, в неровном сиянии светильника, Зильбер напряженно изучал толстый том, лежащий перед ним на кафедре. Скрюченный палец шуршал по страницам, тонкие губы безостановочно шевелились. В зале стоял невыносимый холод, но по впалым щекам Зильбера струился пот. Рядом с ним, прямой как палка, стоял архилектор Сульт в белоснежном одеянии. Его глаза голубыми молниями метнулись через всю комнату.
– Глокта, увечный ублюдок! – прошипел он. – Что тебе здесь понадобилось?!
– Мне бы хотелось задать тот же вопрос и вам, ваше преосвященство. – Он обвел тростью зал. – Впрочем, свечи, древние манускрипты, заклинания и соляные круги говорят сами за себя.
«Как дети, право слово.
