Максим Субботин - Сердце зимы
– Катарина, ты всегда знала толк в угощениях, – крякнул волнистый от жировых складок бывший советник, встал на одно колено, чтоб поцеловать край ее платья. Даже этих небольших телодвижений хватило, чтобы лицо толстяка сделалось пунцовым. Завязки на его дорожном камзоле едва не рвались, ткань впилась в тело, будто веревки в свиную сардельку. Саа-Рош поднялся.
– А ты, Саа-Рош, всегда знал, как хорошо послужить Тарему. – Катарина постаралась вложить в голос все дружелюбие, на какое способна.
Она дала знак страже, и воины, вооруженные двузубыми пиками, удалились. В тот момент, когда выходил последний, в дверях появился Безликий. Одетый во все серое, он беззвучной кошкой подошел ближе, остановился за спиной толстяка. В его руке мелькнуло белое лезвие кинжала, чуть изогнутое, на манер тех, которые держали при себе тахирские пираты. Неуловимое движение – и витой кожаный шнурок, на котором Саа-Рош, известный своими суеверными страхами, носил золотой итахайский червонец, освященный в храме Порядка, упал к ногам толстяка.
Дасириец шарахнулся в сторону, сделал несколько заплетающихся шагов, стремясь оказаться на безопасном расстоянии. Губы Безликого дернулись от гадливости: в отличие от госпожи, конопатый мог позволить себе роскошь быть откровенным. Он нашел взгляд Катарины и с ее молчаливого одобрения устроился возле мраморной чаши с журчащим фонтаном.
Саа-Рош заволновался, забыл про виноград и подозрительно уставился на женщину.
– Зачем же в таком случае ты спускаешь на желанного гостя своего цепного пса? – проскулил он, даже не помышляя сохранить лицо.
– Только для безопасности нашего разговора.
В Замке-на-Пике Катарина не боялась ничего. Они с Фирандом, не страшась быть подслушанными, заключали сделки с представителями купеческих гильдий, покупали в обход многих лиц новые куски земель близ таремских колоний, вели двойные, а подчас и тройные игры. И все же сегодня Катарина предпочла не искушать судьбу. Гость не выглядел опасным, но вполне мог припрятать в своих складках какую-нибудь неприятность.
Ее слова не убедили дасирийца – лицо толстяка, круглое и гладкое, будто репа, пошло пятнами. Катарина укоризненно посмотрела на Безликого – мальчишка с отсутствующим видом пялился на цветы. Саа-Рош поднял червонец, вытер его рукавом и сунул за пазуху.
– Я не стану разговаривать, когда мне, того и гляди, перережут глотку, – расхорохорился толстяк.
– Прошу тебя, Саа-Рош, с каких пор тебе вдруг стало опасно под крышей моего дома? – Леди даро-Исаэт позволила себе иронию. Визгливый голосок бывшего советника раздражал ее, и, не будь он нужной фигурой в партии, которую Катарина собиралась разыграть, Безликий давно получил бы разрешение «поиграть» с гостем в свое удовольствие.
– С тех, госпожа, как в стенах этого наипрекраснейшего замка появился этот…
– Я бы хотела говорить с тобой, – она резко оборвала толстяка, памятуя, что его стенания могут продолжаться нескончаемо долго. – О деле, которое принесет пользу Дасирийской империи и лично тебе, если будешь в точности следовать моим указаниям.
Саа-Рош прищурился, отчего глаза его утонули под тяжелыми веками.
– Откуда такая забота, госпожа?
– В память о старой дружбе, – соврала она. – Надеюсь, со времени моего последнего визита в Иштар ничего не изменилось?
Их прервали рабы. Один принес поднос с засахаренными фруктами и зефиром, второй – приземистые чаши без ножек, над которым витала дымка. Катарина предложила гостю угощение. Сама же, взяв одну из чаш, пригубила горячее вино, терпкое и острое от специй.
– Через двадцать дней Шиалистан и соплячка встанут под свод храма Всех богов, – пожал плечами Саа-Рош. – И пусть Трое будут милостивы к Дасирии, ибо все мы обречены.
Катарина не спешила с ответом. Она наслаждалась вином. Благо бывший советник заткнулся, накинувшись на сладости и хмель, и умолк. Безликий тем временем по-кошачьи свернулся под мраморной чашей, подложил под щеку ладони и будто бы дремал.
«Обманчивое ощущение», – подумала Катарина, нисколько не сомневаясь, что мальчишка нарочно прикидывается спящим, чтобы усыпить бдительность толстяка.
– Советник, – Катарина нарочно звала его так, зная о его непомерно и необоснованно раздутом тщеславии, – помнишь ли мою страсть к секретам и загадкам?
Толстяк хотел ответить, но из набитого едой рта раздались лишь невнятные звуки, да на одежду посыпались куски зефира и фиников.
– Так вот, мне в руки совершенно случайно попала тайна. Если будешь благоразумен – я поделюсь ею. Воспользуешься верно – вернешь должность и спасешь Дасирию от рхельского шакала.
«А не будешь – так заставлю или найду кого посговорчивее», – про себя добавила леди даро-Исаэт, улыбаясь собственному отражению в чаше с вином.
Саа-Рош проглотил пищу и жадно, большими глотками, влил в себя вино, после чего облизал губы неповоротливым языком.
– С каких пор Тарем стал подавать милостыню? – поинтересовался он и отчего-то гаденько хихикнул.
– Это услуга, которая, не скрою, послужит и на благо Тарема тоже. Братские отношения дорогого стоят. – Леди даро-Исаэт сделала неопределенный жест рукой.
Дасириец прищелкнул языком и погрозил Катарине толстым, как сосиска, пальцем, а после снова принялся набивать брюхо. Его поведение очень не понравилось хозяйке Замка-на-Пике.
– Хватит! – Она выбила чашу из его потной ладони.
Остатки вина выплеснулись ему в лицо, залили ворот камзола. От неожиданности дасириец часто заморгал, беззвучно открыл и закрыл рот. Возмущенный, он раскудахтался и заторопился к двери. Безликий тенью сорвался с места и преградил путь. Чуть склонив голову набок, мальчишка рассматривал дасирийца пустым взглядом. Толстяк отшатнулся, затоптался на месте на трясущихся ногах, почти пританцовывая от страха.
– Пес! – взвизгнул Саа-Рош, но мальчишка ничем не дал понять, что слова его задели.
– Советник, если ты не прекратишь, я позабочусь о том, чтоб любимые охотничьи гончие моего брата нашли новую игрушку, – предупредила Катрина. – Лучше сядь и ради Равновесия прекрати испытывать мое терпение.
Дасириец мигом стал сговорчивым, раскланялся, лепеча какие-то извинения, и сел на самый край скамьи, отчего его задница мешком свесилась набок. Он как мог подобрался, затем сложил руки на коленях, будто готовый получать наказание школяр.
Безликий зевнул во весь рот и снова вернулся на належанное место.
– Теперь будем говорить, – Катарина чихнула, прикрывая нос платком. – Мне доподлинно известно, что Нинэвель родилась не от семени Нимлиса.
Саа-Рош перестал дрожать, вместо этого лицо его вытянулось, пальцы задергались так, будто он перебирал струны невидимой арфы. Дасириец порывался что-то сказать, даже рот открывал, но каждый раз что-то его сдерживало. Наконец, бывший советник завертел головой, опасливо озираясь.
