Бич Божий. Книга 1. Полумесяц и крест - Руслан Ряфатевич Агишев
— Чтобы по-господски сделал, брадобрей, — щуплый мужичок с прилизанной шевелюрой тут же угодливо забегал возле щедрого клиента. — После покажешь, где тут у вас можно хорошее платье (одежда) сообразить…
Не меньше часа времени прошло, прежде чем взмокший до самого исподнего цирюльник удовлетворённо опустил бритву и расческу. Поднес зеркало и замер. Кажется, он даже дышать перестал.
Честно говоря, причины для волнения у него были весьма и весьма существенны. Из зеркала на Рината глядел совершенно незнакомый ему человек. Это было лицо зрелого мужчины с абсолютно голым подбородком и аккуратной щеточкой усов, придававшими ему немного залихватский вид. Правда, все портили глаза, выдававшие самую суть. Пронзительно серого, почти стального цвета, они едва не кричали об опасности.
Пришлось цирюльнику дать еще гривенник, а то тот, испугавшись недовольства клиента, уже начал сползать по стенке на пол. Мужичок тут же ожил, рассыпавшись в благодарность такому щедрому клиенту. После лично проводил его до соседней комнатушки, которую снимал пожилой портной отчетливо еврейской наружности.
У портного Ринат едва не совершил ошибку. Увидев рулоны ткани и портняжный метр, он уже было хотел спросить про костюм на продажу. К счастью, вовремя вспомнил современные реалии. Тут господа не покупали готовые костюмы, да и не было их практически. Одежду шили на заказ в течении нескольких недель. Собственно, именно это портной ему и сказал.
— Господину придется подождать, и Исаак ему сошьет самое лучшее платье в Тифлисе. Уверяю вас, никто больше не сделает вам так хорошо. А если господин желает лучшую ткань, — еврей с таким сомнение посмотрел на замызганную и ветхую черкеску Рината, сразу же захотелось потрясти перед ним своим кошельком. — То платье будет совсем на загляденье.
Пришлось ему объяснить, что так долго господин ждать не может от слова «совсем». Ринату нужно было все и как можно скорее. Желательно сегодня или в крайнем случае завтра. За скорость он готов был очень щедро заплатить.
— Нужно быстро и много. Костюм для повседневной носки две штуки, парадно-выходной костюм, — начал перечислять Ринат, выкладывая на стол перед евреем одну серебряную монету за другой; в конце, в качестве вишенки на торте, положил еще пять рублей золотом. — И все остальное, что полагается, чтобы господин выглядел настоящим господином. За скорость еще доплачу столько же…
Еврей громко икнул, глядя на выросшую перед горку монет, и с большим интересом оглядел Рината. Было видно, как яростно внутри него борется жадность и осененная разумом осторожность. Быстро осилить такой заказ в одиночку ему явно было не под силу. Однако, наступив на голос разума, портной согласился.
— День и ночь буду шить, господин, пока не сделаю, — резко смахнул он зазвеневшие монетки в карман. — Не извольте беспокоиться. Все будет в лучшем виде.
При снятии мерок выяснилось, что одна знакомая в их общине сдавала комнату господам. Исаак обещал похлопотать, чтобы все устроилось и уже сегодня такой щедрый господин оказался хорошо обустроен.
Удовлетворенно кивнув, Ринат уже хотел было выйти, как взгляд его зацепился за нечто странное. В углу комнату почти у порога сиротливо стоял непонятный агрегат, полуприкрытый холщовой тканью. Выглядывало из под ткани большое металлическое колесо и какой-то рычаг. Потянувшись, он сорвал покрывало. Ясности все равно не прибавилось.
— О-о, господин, — с жалобным стоном в голосе взвыл Исаак и воздел руки к небу. — Это то, что должно было принести нашей семье богатство, а принесло лишь разорение. Пусть накажет Яхве того французишку, что продал мне это убожество. Тимонье, скотина, назвался. Целых пятьсот тридцать рублей! Добрый господин, община отдала ему целых пятьсот тридцать рублей за это! И все по моему совету…
Выяснилось, что около двух месяцев назад через Тифлис проезжал один французский торговец. Оказавшись в городе, тот снял самый шикарный номер в доходном доме мадам Бурановой и нанял десятка три горластых мальчишек. Те за копейку три дня носились по улицам, зазывая горожан на показ чудодейственного самошвейного механизма. Железный агрегат, далекий и уродливый предок швейной машинки, действительно, довольно бодро накладывал стежки, сшивал куски полотна. Бедняга Исаак при виде этого зрелища решил, что ухватил Бога за бороду. Он подбил еврейскую общину города купить машинку, обещая всем золотые горы. В итоге, француз уехал с деньгами, а Исаак остался с внезапно сломавшейся машинкой и огромным долгом.
— Занятно, — задумчиво пробурчал Ринат, разглядывая затейливый механизм.
Признаться, ему очень нравилось копаться в механизмах, приводя их в рабочем состоянии. Кропотливая чистка, расточка и наладка всегда успокаивали его, настраивая на особый лад. Помнится, он даже собственными руками восстановил из хлама заржавевший до безобразия старый харлей. Когда-то его в качестве трофея приволок с войны прадед. Интересно, как у немцев мог оказаться этот мотоцикл…
— Короче… Показывай обещанные хоромы, — наконец, Ринат оторвался от механизма и повернулся к Исаак. — Пока будешь выходное платье шить, я с этой вундервафлей разберусь. Не бойся, будешь еще первым портным Тифлиса.
Исаак, как стоял, так и стек на пол. Со слезами на глазах он подполз к Ринату и попытался поцеловать тому руки. Плакал, что свет еще не видел такого благодетеля, что будет каждый день за его здоровье молится, что наилучшее платье ему сошьет, что это Господь к нему его послал. Кажется, упади сейчас на землю небо, он бы даже глазом не моргнул…
Однако, по-настоящему, почувствовать народную, в частности, еврейскую любовь, Ринату удалось уже на следующий день. В комнату, где он увлеченно возился со швейной машинкой, с самого утра зачастили люди. Сначала, осторожно постучавшись, вошла степенная матрона, которая поставила ему на стол какой-то завернутый в холст поднос. Затем появилась черноволосая девушка в строгом темном платье и чепчике, державшая в руках кувшинчик со свежим молоком. Еще был мальчишка с корзинкой, где лежали яйца…
— Вот так, кажется… — прошептал Ринат, устанавливая в паз заново расточенную деталь. — Понятно, чего она нитку рвала. Перекосило. Металл говенный. Тут сталь нужна, как на кинжале. А если… — он остановил швейную машинку и вновь вытащил из нее какую-то шестеренку.
Стоявший Исаак, только что радостно улыбавшийся, побледнел. Заработавшая машинка, стоимостью в гигантскую сумму в пятьсот рублей, снова превратилась в кучу бронзовых и железных деталей.
…Через трое суток швейная машинка была окончательно готова, известие о чем моментально облетело еврейскую часть города. Сияющий Исаак ни на шаг не отходил от агрегата, который внешне почему-то отчетливо напоминал изделия господина Зингера. Правда, сам Зингер еще даже не задумывался о чем-то подобном.
Вечером, когда Ринат только примерял новосшитый костюм, в дверь его комнаты постучали. Вошла хозяйка и принесла ему три приглашения от богатейших купеческих семей города. На аккуратных картонных листках содержалось приглашение уважаемого господина инженера на ужин.
— Хорошо, что в технари пошел, — улыбнулся Ринат, поправляя белоснежные манжеты. — Если бы, как брат на юридический, давно бы уже парился на местных нарах…
[1] Багровое корзно — мантия красного цвета, одеяние императоров Византийской империи, князей Киевской Руси.
[2] Многие черкесы в этот период, действительно, придерживались таких поверий. Отверстия от пуль не зашивались, чтобы продемонстрировать храбрость воина. Многие специально щеголяли рванными рукавами черкески, показывая, в каких отчаянных схватках они побывали.
Одна личина скрывает вторую, вторая третью
Солнце едва только-только поднялось над одной из вершин, своими лучами робко заглянув сквозь щелки в ставнях комнаты. Словно струны божественного инструмента они тянулись к самой дальней стене, где в коленопреклоненной позе застыла мужская фигура. Окрасив человека в теплые тона, солнечные лучики осторожно двинулись дальше.
Последний ракат намаза уже был исполнен, стихли еле слышные звуки молитвы. Пора было подниматься, но этого отчаянно не хотелось делать. Ринат вновь смежил веки, стараясь еще на немного продлить посетившее его вместе с утренней молитвой ощущение безмятежного спокойствия и согласия со всем миром. Волна умиротворения, только что заполнявшая каждую частичку его
