Рене Ахдие - Ярость и рассвет
Халид подошел к противоположной стороне стола и с тихой грацией опустился на подушки.
Тем не менее Шарзад не отрывала взгляда от подноса. Она разрывала ломоть лепешки на мелкие кусочки, складывая их в кучку перед собой.
– Шази.
– Не надо.
Он оставался неподвижным, ожидая пояснений.
– Не притворяйся со мной.
– Я не притворяюсь, – тихо сказал Халид.
Шарзад отбросила остатки лепешки и встретилась с ним взглядом с жалящей его осторожностью. Вокруг глаз халифа пролегли глубокие морщины усталости. Его зубы были стиснуты, а осанка прямой.
«Он не выглядит так, будто ему жаль, что он меня обидел».
Что-то полоснуло ножом у Шарзад в груди, прямо за сердцем.
«Но он еще пожалеет».
– Шарзад…
– Ты когда-нибудь сетовал на то, что герои моих историй придавали такое значение любви?
Халид молча ответил ей пронзительным взглядом.
– Почему так? – продолжила она. – Это твое отвращение к сентиментальностям?
Он пробежал взглядом по ее лицу, перед тем как ответить.
– Это не отвращение. Это просто наблюдение. Как по мне, данное слово используется слишком часто. Поэтому у меня оно больше ассоциируется с вещами, чем с людьми.
– Что ты имеешь в виду?
Халид осторожно выдохнул.
– Люди могут влюбиться на рассвете и разлюбить друг друга с заходом солнца. Прямо как мальчик, который один день обожает зеленый цвет, только для того, чтобы на следующий обнаружить, что он действительно больше любит синий.
Шарзад рассмеялась, и звук этого смеха был для нее как соль на рану.
– Значит, ты собираешься прожить жизнь, так никого и не полюбив? Только… вещи?
– Нет. Я ищу чего-то большего.
– Большего, чем любовь?
– Да.
– Разве не высокомерно было бы думать, что ты заслуживаешь большего, ибн аль-Рашид?
– Разве это высокомерно хотеть чего-то такого, что не менялось бы при первом порыве ветра? Что не рушилось бы при первом признаке невзгод?
– Ты хочешь чего-то несуществующего. Просто плод твоего воображения.
– Нет. Я хочу кого-то, кто мог бы заглянуть вглубь, кого-то, кто привел бы все в равновесие. Ровню.
– И как же ты узнаешь, что нашел этого неуловимого кого-то? – парировала Шарзад.
– Подозреваю, что она будет как воздух. Чем-то таким же незаметным, но незаменимым. – Произнося эти слова, он смотрел на нее с неподвижностью ястреба, и в горле у Шарзад пересохло.
– Поэзия, – прошептала она. – Не реальность.
– Моя мать говорила, что у того, кто не может оценить поэзию, не хватает души.
– В этом смысле я склонна согласиться.
– Она имела в виду моего отца, – сухо произнес он. – Бездушного человека, если он в принципе был человеком. Мне говорят, что я очень похож на него.
Шарзад изучала крошечную горку хлеба перед собой.
«Я не буду тебя жалеть. Ты не заслуживаешь моей жалости».
Ограждая себя от растущей волны эмоций, она снова подняла глаза на него с твердой уверенностью в последующем направлении действий.
– Я…
– Я обидел тебя сегодня. – Его голос был мягок, словно успокаивающая вода на выжженной стали.
– Не имеет значения. – Ее щеки вспыхнули румянцем.
– Это имеет значение для меня.
Шарзад раздраженно вздохнула, на ее лице появилась насмешка.
– Тогда тебе не стоило этого делать.
– Да.
Шарзад не отрываясь смотрела на граненые углы его профиля. Даже сейчас красивое лицо халифа не давало ей ни малейшего намека на то, что ее боль каким-то образом волновала его.
Мальчишка изо льда и камня…
Тот, кто бросил ее сердце на зубчатый берег, только чтобы потом уйти, даже не оглянувшись.
«Я не позволю ему выиграть. Ради Шивы.
Ради себя.
Я узнаю правду. Даже если буду вынуждена уничтожить его, чтобы добраться до нее».
– Ты закончил? – спросила она, пробурчав себе под нос.
Он помедлил.
– Да.
– У меня есть история для тебя.
– Новая?
Она кивнула.
– Хочешь послушать?
Халид осторожно вдохнул, а затем уперся локтем в подушки.
Шарзад сделала еще один глоток чая с кардамоном и отклонилась назад на груду яркого шелка с ее стороны.
– Жила когда-то молодая девушка по имени Тала. Она была дочерью богатого человека, все потерявшего из-за череды плохих деловых решений, за которыми последовала смерть его горячо любимой жены. Увязший в своем горе, отец Талы нашел утешение в музыке и живописи, и часто можно было увидеть, как он коротает часы с кистью в одной руке и его любимым сантуром в другой. – Шарзад убрала завиток черных волос с лица. – Поначалу Тала пыталась понять это пристрастие отца, благодаря которому он отвлекался от горя своих потерь, но становилось все труднее игнорировать факт того, что все это значило для их семьи. Что это значило для самой Талы. Ведь, даже несмотря на то, что она очень любила отца и верила в его доброту всем своим существом, Тала знала: он не в состоянии их обеспечить. Она не может доверить ему свою жизнь и жизнь ее маленького брата.
Лоб Халида наморщился из-за мрачного выражения лица Шарзад.
– Так вот, Тала начала искать себе мужа. Она знала, что не вправе надеяться на хорошую партию, учитывая неудачные обстоятельства, постигшие ее семью, но вскоре услышала о богатом купце, который искал себе невесту. Он был значительно старше ее и до этого уже несколько раз женат, но никто не знал наверняка, что произошло с его прежними женами. И многие девушки с подозрением относились к такой партии. Кроме того, у него была очень длинная борода, черного цвета… настолько черного, что на свету она отдавала тревожным оттенком синего. Из-за этого он получил весьма прискорбное прозвище. Он был известен как Мердад Синяя Борода.
Шарзад выпрямилась и сняла изумрудное ожерелье, положив его рядом с серебряным чайником. Халид молча наблюдал за ней.
– Даже с такими сомнениями Тала продолжила планировать партию с Мердадом. Она была достаточно красивой шестнадцатилетней девушкой. Смышленой и живой. Мердад остался доволен, несмотря на то, что она не могла предложить ему ничего, кроме себя. Единственным условием девушки было то, чтобы он заботился о ее семье. Он без колебаний согласился, и они быстро поженились. Покинув свой дом, она переехала в его внушительное, окруженное стенами поместье на другом конце города. Поначалу все выглядело нормально, возможно, даже идеально. Мердад был уважительным и приятным мужем. И он оказался очень доволен Талой. Он дал ей беспрепятственный доступ ко многим комнатам в доме, задаривал ее одеждой и драгоценностями, духами и произведениями искусства – красивыми вещами, которые Тала мечтала хотя бы увидеть, не говоря уже о том, чтобы владеть ими. – Шарзад внимательно смотрела на Халида, сжимая кулаки в тонком шелке своих шаровар. – Через некоторое время Мердад планировал деловую поездку. Муж вручил Тале связку ключей от их дома и велел ей отвечать за поместье в его отсутствие. Он доверил ей ежедневные задачи и разрешил свободно пользоваться всем, что ему принадлежало, кроме одного. На связке ключей Мердад обозначил самый маленький и показал его ей. Он заявил, что этот ключ был от запертой комнаты в подвале и запретил ей входить туда под любым предлогом. Он под страхом смерти заставил ее поклясться, что она послушается этого указания. Тала дала обещание даже близко не подходить к этой комнате, и после того, как она пояснила, что понимает всю серьезность ситуации, Мердад отдал ей ключи и уехал, пообещав вернуться через месяц.
