Остин Гроссман - Скоро я стану неуязвим
Наполеоны преступного мира ушли. Мы остались одни, в комнате сгущались тени. Логично было пойти выпить… Надо только найти заведение, где нас обслужат. Итак, «Легиона» не получилось, хотя несколько роботов впоследствии организовали «Коалицию искусственного интеллекта», которая наверняка существует еще на каком-нибудь астероиде. А я встретил Лили.
Однажды вечером мы ужинали в моей крепости. Накрыли в главной аппаратной, в окружении множества выстроенных полукругом пультов. Над головой гудели массивные генераторы — я строил предпоследнюю версию машины Светопреставления. Я зажег свечи, и все предмет в комнате замерцали непривычно теплыми бликами. Роботы приготовили роскошный ужин; я запрограммировал их исполнить сочиненный мной танец, и мы чуть не попадали с кресел от хохота.
Мы с Лили составили целый план. Я способен перехитрить любого из супергероев! Я создавал замысловатые проекты, придумывал невероятные устройства. Она была практически непобедима в честном бою. Казалось, она хотела того же, что и я…
Новость о ней и Сполохе застала меня, когда я ушел в подполье… Газеты писали, что их видели вместе, покидающими один из лондонских супергеройских баров. Англия оказалась одной из немногих стран, где Лили не была в розыске. Они пробыли вместе несколько недель. Он обладал шармом одинокого волка, героя на грани; пожалуй, причина в этом. Может быть, она хотела завязать, вернуться в комфорт респектабельности. Обо мне никто не упомянул; не с чего было…
Должно быть, ей со мной наскучило. Иногда, по ночам, остров прекрасен: тропические созвездия, звуки джунглей, светящиеся рыбки… Но в пять утра в укрытии, когда не спится, а Си-эн-эн, как назло, транслирует очередной экономический саммит… это совсем другое. Тебя выключили из жизни, работа стоит, пока герои рыщут по Южным морям, жара невыносимая, до рассвета целый час, над заливом светает — медленно-медленно, как бывает только в тропиках. Невольно задумываешься, зачем тебя сюда занесло: отличная идея изжила себя, ничего не поделаешь…
Мой стиль работы требует тщательной подготовки. Я создаю устройства и механизмы, потом тестирую их. Детали заказываю или отливаю самостоятельно. Приходится не спать ночами, отлаживать программы роботов перед вторжением. Это не всем интересно.
Я ухожу, как только начинают прибывать грузовики. Его хоронят в хранилище ядерных отходов, чтобы не рисковать. Никто не знает, за счет чего он существовал все эти годы, что именно у него внутри. Вдруг он утратит стабильность, взорвется под землей? Таким объектам не место на Арлингтонском национальном кладбище.
Интересно, кто же его убил? Я-то не убивал. Иду по Амстердам-авеню, в толпе скорбящих, ускоряю шаг, чтобы затеряться среди тысяч людей, не способных летать, телепортироваться или стечь водой сквозь решетку… иду их дорогой, становясь одним из них. Лили расскажет им, что я был на панихиде. Она теперь с ними… Кажется, я ее понимаю — новые друзья. Если пойдут по следу… все равно уйду! Через канализацию, как в старые времена. Дело не в этом. Главное — не останавливаться. Главное — мир покорить.
Глава двенадцатая
Спасти мир
Он погиб. Мы потеряли самого сильного, самого быстрого и, быть может, самого лучшего в мире супергероя. Человека, который был эталоном этого звания! Похороны — это так нелепо, нереально… Сижу в VIP-секторе; чувствую себя чужой в форме «Новых Чемпионов», почти такой же, какую носил и он. Те, кто знал его близко, рыдают; я же просто сижу, как случайно забредшая туристка. Многие прижимают к груди фотографии, на них Сполох улыбается мальчишеской улыбкой — улыбкой человека, не ожидавшего, не предполагавшего, что с ним произойдет.
Вокруг меня сидят партнеры по команде, но впервые я ощущаю отстраненность от них. Они видели, как Сполох голыми руками отбрасывает ракеты класса земля-воздух, как ныряет без всякой защиты в лаву… Никому в голову не приходило о нем волноваться. С ним никогда ничего не случалось, на него всегда рассчитывали: Сполох справится, выстоит против любых, невозможных для остальных членов группы повреждений.
Это часть их жизни, которой я не могу коснуться; мое участие в команде похоже на насмешку. После Титана команда распалась потому, что герои не в силах были вынести новых потерь. А теперь они потеряли Сполоха… из-за Доктора Невозможного, которого побеждали раньше и которого считали злом известным и понятным; от осознания этого становится еще хуже.
Всем тяжело по-своему. Черный Волк помрачнел, молчит и злится. Эльфина по-эльфийски торжественна, застыла как изваяние. Эмоции Дикаря не прочитать, но от него пахнет алкоголем. Дева ушла в себя, спряталась под маской одинокого лидера.
Я ухожу при первой возможности, торопливо протискиваюсь сквозь толпу репортеров к одной из наших арендованных машин. Меня окликают, пытаются сфотографировать; некоторые даже правильно произносят мое имя.
На следующий день после похорон старая гвардия приезжает к нам для инструктажа. Громобой и Регина — уцелевшие члены «Супер-Эскадрона», отец и приемная мать Девы. На цифровом экране, постоянно мигающем в левом глазу, 11:31 утра. Наверное, часы можно выключить, но инструкция исчезла вместе с корпорацией «Протеон».
Черный Волк ощетинился после их звонка. Считается, что прежние герои уступили нам место, позволили действовать по-своему. По прибытии Дева несколько минут проводит с ними наедине, но на Регину смотрит холодно. Мачеха не стала адекватной заменой матери Девы.
Наша встреча — событие государственного значения. Мое первое близкое знакомство с «Супер-Эскадроном». Дева и Черный Волк знамениты, но их предшественники нас буквально придумали. Громобой, вытянув носки туфель, неподвижно завис в воздухе, как в стеклянной витрине. Немногие умеют держать себя в полете; обычно ноги болтаются во все стороны. Не знаю, как это у него получается — нет ни видимого притяжения, ни излучения, ничего… Регина — совсем другая, похожа на ожившую шахматную фигуру; в руке зажат Скипетр эльфов. Говорят, что это оружие способно сокрушить любого смертного противника.
Рассаживаемся за подковообразным столом для переговоров, Громобой нависает над нами в центре комнаты, периодически оборачиваясь к мониторам. Он почти не пользуется жестами, только изредка взмахом руки подчеркивает важность той или иной фразы. Волосы у него седые, костюм — серебристо-белое трико с простой сине-желтой эмблемой на груди: ромб в круге, долженствующий означать нечто сокровенное для тех космических бродяг, с которыми он общается.
