По серебряному следу. Дворец из стекла - Корнелия Функе
Бесшабашный не шевелился. А вдруг его мягкое человеческое сердце все-таки расплавилось? Неррон пощупал пульс. Нет, оно билось с удивительной силой. Неррон, опустившись на корточки рядом с мертвым ящером, вспорол ножом ольховых эльфов его чешуйчатую оболочку. До сих пор все, о чем говорилось в сказке матери, подтверждалось, но о том, что он попытается сделать сейчас, он не расскажет никогда и никому.
Сердце у варана было на удивление маленьким, едва ли больше сливы. На вкус оно оказалось горьким и сладким одновременно, и после первого кусочка Неррона чуть не стошнило, но он съел всю эту мерзость, как герой в материнской сказке. Было ли у него какое-то имя? Он так и не вспомнил.
Вода, скопившаяся в углублении между сталактитами, не смогла удалить отвратительное послевкусие. Если он правильно помнит, в сказке говорилось, что действие проявляется мгновенно. Неррон прислушался к себе, но никаких изменений не ощутил.
Подойдя к мертвому варану, он с легкостью поднял его, словно дохлую курицу. Его гулкий смех заполнил всю пещеру до последнего закоулка, спугнув как минимум десять тысяч летучих мышей. Было ли ему когда-нибудь так хорошо? Нет. Очевидно, роль спасителя гоилов того стоила.
Варана он швырнул к скалам, где тот остался лежать, будто жертвоприношение богине, перед которой так часто преклоняла колени его мать. Перекинув Бесшабашного через плечо, он почти не почувствовал тяжести. Сильный, как великан. А если бы мать никогда не рассказала ему этой сказки?!
– Ты счастливчик, – сказал он Бесшабашному. – Но скоро так будут говорить и о Бастарде.
Вскарабкаться по скальной стене оказалось легче легкого. И ожидавший за расщелиной туннель вел круто вверх. Теперь сказка должна была подтвердиться лишь в одном: что силы, которую придает сердце варана, хватит навечно.
Ее хватило всего на два часа.
31
Яблоко
Больше всего Игрок любил заглядывать в небольшое, но идеально круглое зеркало в простой серебряной оправе. Его, еще совсем новое, он заказал в другом мире. В жидкое стекло было добавлено несколько капель его крови. Не то чтобы это было необходимо, но романтика такого жеста нравилась ему и тогда, и сейчас.
– Он и правда очень похож на тебя.
Стекло помутнело, и появилась она. На несколько лет моложе, чем в день смерти. Игрок все еще задавался вопросом, не от того ли она умерла, что он, чтобы изготовить зеркало, украл у нее не только лицо, но и несколько искр жизни.
– Как он? – Ее голос подчас даже больше, чем знакомое лицо, позволял Игроку думать, что она действительно жива – и выбрала его, а не смертного авантюриста, изменившего ей. Признаться, это он соблазнил Джона Бесшабашного оставить жену и сыновей: помог ему раскрыть тайну зеркала. И он же устроил так, что Джон обнаружил зеркало в подвале многоэтажного дома, построенного предками Розамунды. Долго рассказывать, как зеркало туда попало. Джон Бесшабашный так никогда об этом и не узнал. Он был безнадежной посредственностью, даже по меркам смертных, и Игроку не понять, почему Розамунда всем сердцем любила его, вместо того чтобы предпочесть прекрасного незнакомца, с которым однажды, как бы случайно, столкнулась в лифте. Восемь лет он пытался добиться ее. Он использовал для этого самые разные истории, но, даже когда ему наконец удалось ее соблазнить, каждый раз, просыпаясь рядом с ней, он видел в ее глазах Джона Бесшабашного. Бесшабашный подарил ей сына. Сколько раз он объяснял это себе именно так? Но ведь и он подарил – ну хорошо, допустим, ее он ввел в заблуждение, что она спит со своим мужем. И тем не менее! И Уилла она всегда любила больше, чем Джекоба.
– Как он? – Она все еще ожидала от него ответа. Настоящая Розамунда была почти так же терпелива.
– Хорошо. У него есть подруга, она напоминает мне тебя.
Она улыбнулась. Ни у кого не было такой улыбки. К ней всегда примешивалось немного грусти, словно она не могла забыть, насколько преходяще ее существование, а тем самым и счастье. Что ж, этим зеркалом он сделал ее бессмертной. Всего парочка искр жизни… Что знает ее вечно юный двойник о Розамунде, которая увяла, как цветок, и умерла много лет назад? Ничего. В стекло он подмешал и немного цветов-забудок. Прежде всего чтобы не рисковать тем, что и ее зеркальное отражение будет помнить Джона Бесшабашного.
– Мне нужно идти, душа моя. Но я скоро вернусь.
Она никогда не протестовала. И всегда была тут, если он в ней нуждался.
Серый бархат, которым он затягивал зеркало, по его заказу вышили слезами травяных эльфов. Розамунда любила книги, поэтому Игрок, где бы он ни находился, велел вешать зеркало в библиотеке. В другом мире его библиотека была гораздо красивее, и большинство своих книг он приказал доставить в подземный дворец, где они заполняли две башни. Помещение, которое продавший ему плантацию торговец называл библиотекой, мало соответствовало этому названию, но стеллажи там были все же из редкого тропического дерева. Они содержали крайне удручающее собрание малозначимых авторов и слов. Игрок полностью заменил их собственными или вновь приобретенными книгами. Маково-красные тома относились к его коллекции книг по магии. Больше литературы на эту тему собрал только Книжник, но тот, в конце концов, был одержим всем, что сохраняет слова от забвения, будь то на папирусе, пергаменте или бумаге. Его библиотека заполняла все стены чудовищно холодного замка глубоко под жалкими горами Каледонии. Он велел покрыть надписями даже полы и потолки, каждую колонну и каждую дверь… и ходили вполне правдоподобные слухи, что Книжник коллекционирует не только книги, но и поэтов и держит их в своих башнях под стражей.
Игрок оглядел старомодные деревянные панели вокруг стеллажей и вздохнул. Как же он скучает по миру Розамунды! Когда-нибудь он вернется, но лишь когда будет уверен, что Воин или кто-нибудь из остальных не оспаривают его влияния на мир этот.
Феи гордились тем, что у них есть сестры. Все ольховые эльфы, напротив, жили в вечном соперничестве со своими собратьями по виду, и, вероятно, никто из них не мог бы сказать – за что. Лишь однажды Игрок повстречал ольхового эльфа, чья дружба была для него важна, но безнадежное благородство друга быстро сделало их врагами. Нет, он даже в мыслях не хотел называть его имени, хотя оно непрерывно нашептывалось в его голове с тех пор, как девятихвостый посланник бывшего друга откусил ему палец. Палец не отрастал. Разумеется. Тосиро основателен во всем, что делает, – не важно, из любви или из ненависти.
С почтительным поклоном вошел Тета и поставил рядом со стеллажами очередную коробку книг. Их Игрок отобрал специально для Клары. «Ботаника смерти». «Преодоление смерти». «Возвращение из страны, откуда не возвращаются». «Путешествуя с призраками…» Мало кто из смертных верит в пользу смерти. Разве можно их в этом упрекать?
– Мисс Пенкрест просит вам передать, что гость, которого вы ожидаете, прибыл в ее заведение.
– Хорошо. Тогда приведи ко мне сына.
Он
