Небо в кармане 4 - Владимир Владиславович Малыгин
Проверил. Деньги пересчитывать не стал, просто увидел, что они есть. И, кстати, много, пачка толстая такая, внушающая. И девчонка увидела мой интерес к деньгам, покраснела в очередной раз и быстро-быстро зачастила, мол, взяла немного, чтобы рубаху и лекарства купить, а сдачу сюда же положила.
Успокаивать её и что-то говорить не стал, кивнул только, и достаточно. Паспорт просмотрел, и впрямь Виктор Иванович, подданный Российской Империи, проживающий там-то там-то. Вот теперь постарался запомнить, а сам бумажник во внутренний карман пиджака определил. Теперь лечение.
Если появились нормальные лекарства, то необходимо ими воспользоваться. Девчонка к этому моменту перестала внушать опасения, но я продолжал держаться настороже и глаз с неё не спускал. Единственное, переживал за спину, придётся ведь поворачиваться. Ну да ладно, Бог не выдаст, полячка не съест. Развернулся спиной к окошку, вынудив девушку встать у окна. Специально так сделал, чтобы и от кочерги далеко, и до ружья ей не дотянуться. Дверь же входная передо мной, и я её полностью контролирую. Ещё одно упустил, остановил потянувшуюся к повязке хозяйку и выглянул наружу. Аккуратно приоткрыл, щёлку небольшую сделал. Осмотрел подходы со стороны железки и убедился в собственной безопасности. Придавил дверь, обернулся, нахмурился. Девчонка ойкнула, сжалась, мне стало немного стыдно — запугал совсем девку. Стыд отогнал, подставил спину и скомандовал, разрешив приступить к перевязке.
Повязка снялась легко. В самом конце немного к ране присохла, не без этого, но девчонка не стала отдирать по живому, ловко управилась. Плеснула горячей воды из чайника в миску, оторвала кусок бинта и смочила присохшую повязку. Подержала чуть-чуть, смочила ещё разок, прижала, повязка сама и отвалилась, упала. Ловкие руки не дали упасть на пол, подхватили её на лету и уложили в ту же миску, больше похожую на маленьких тазик.
Промыла рану, просушила, полила чем-то из пузырька, рану зажгло. Я зашипел, дёрнул плечом. Девчонка тут же подула на спину, и боль прошла. Затем смазала из баночки мазью, я ещё успел спросить, что это? Ответ не понял, бурчание было совсем неразборчивое. Так понял, что не нужно лезть с вопросами под руку и замолк. Хозяйка повернула меня к себе лицом, забегала вокруг, ловко наложила повязку, узелок затянула на животе и потянулась зубами к бинту, чтобы откусить остаток.
Коснулась губами кожи на животе, тут же отпрянула, смутилась, покраснела и отвернулась. А я весь покрылся мурашками, даже волосы на руках дыбом встали. Тоже смутился, наверное, старый чёрт…
Потом в том же тазике осторожно промыла мне голову, и этой же мазью помазала шишку. Бинтовать не стала, сказала, что ничего серьёзного там нет. Понравился мне тот момент, когда она старую повязку бросила в печь, ещё и кочергой её поворошила, чтобы та наверняка сгорела.
Затем мы пили чай, и постепенно хозяйка пришла в себя, забыла про испуг, а за привычными кухонными хлопотами вообще освоилась и перестала меня считать за чужака. Ещё бы, столько вместе пережили. Я сидел в новой рубахе и внимательно слушал рассказ о девичьих страхах, о том, как я её напугал, когда поздней ночью начал ломиться в дверь избушки.
Спина моя совсем не болела, шишка на голове не беспокоила. Напоминала о себе лишь когда я её беспокоил. Спросил, не страшно ли ей одной в этой маленькой избушке?
— Здесь родители живут и работают. Им в город было нужно, так я их подменяю. На две ночи. Завтра днём они вернутся.
Девушка перемежала русские слова с польскими, волновалась, похоже. Было это заметно, и я тоже взволновался. Что это, как не намёк? Мол, времени всё меньше и меньше, а я всё сижу и сижу. И я начал действовать…
У девушки я оказался не первый, судя по некоторому её опыту, и не второй. Поэтому вёл себя вольно, но и лишнего не допускал, самоконтроля не терял. Средств контрацепции не было, так что здесь лучше обойтись без детей. Поначалу опасался намотать на винт, но девчонка мои опасения поняла своим девичьим чутьём и тут же успокоила, уверила, что с ней всё хорошо.
Ну а про меня и не спрашивала, а я и не говорил. И знал, что не обманула меня девчонка, не соврала. Я и сам видел, что следит она за собой. Волосы на голове чистые, ухоженные и пушистые, и сама пахнет хорошо, приятно даже. И тот факт, что сегодня она в город за лекарствами бегала, ничуть ей не повредил. Свежестью от неё так и пахло. Неиспорченный цивилизацией человек.
И оба мы знали, что встреча эта наша случайная и единственная, что больше она не повторится, поэтому и брали от неё всё, что только можно было. И спина у меня никак не напоминала о себе…
Ну а то, что приходилось частенько вставать и подкидывать в печь очередную порцию дровишек, не мешало, а лишь добавляло толику пикантности в наше кувыркание и продлевало действо.
Заснуть получилось под утро, выдоила меня девица досуха. Не успел закрыть глаза, как меня растолкали.
— Пора вставать, скоро родители вернутся, — нежно поцеловала меня девушка, прильнула ко мне грудью и тут же отстранилась, отпрянула со смехом, показала острый язычок, облизнула им припухшие губы. — Вставай, завтрак уже на столе.
Подводить девушку не стал, поднялся. Вот тут-то и спина о себе напомнила, и голова загудела колокольным звоном. Похоже, бутылка шампанского явно оказалась лишней, пошутил про себя. М-да, тот удар по голове даром не прошёл.
Поморщился, и девчонка меня поняла, тут же метнулась к столу, подхватила крынку и протянула мне.
Сомневаться не стал, приложился сразу, по запаху определил, что это молоко. И откуда только взяла? Ведь ещё вчера ничего подобного не было, это я точно знаю. Колдунья, не иначе.
А потом я ушёл, поцеловал девушку на прощанье, отвернулся и пошёл, не оглядываясь, в сторону дороги. Не хотел, чтобы бросилась на шею, чтобы плакала. И оглянулся только тогда, когда избушка почти скрылась за деревьями. Показалось или впрямь сумел разглядеть тонкую фигурку девушки в полушубке и платке на пороге приютившей меня избушки. Вздохнул и прибавил шагу, наверное, всё-таки показалось.
За спиной у меня висела полупустая котомка, в которую сердобольная подружка натолкала мне бутербродов. Не пожалела съестного, от души нарезала сала и мяса, переложив всё это добро ломтями вчерашнего хлеба.