Штурмуя Лапуту - Юрий Павлович Валин
— Ничего я не влюбился.
— В этом и парадокс. Не влюбился, не сексуалился, даже не пытался с чаровницей объясниться, а лезешь в мышеловку и туда девчонку тянешь. Нельзя так садистски и оголтело подставлять себя и других. Даже для проверки. Она всего лишь человек. Неглупый, даже симпатичный, но человек. Сожгут вас обоих. Падете жертвой категорически непродуманного и антинаучного эксперимента.
— Не сожгут. Собственно, с какой это вдруг стати — сжигаться? До сих пор обходилось.
— До сих пор в твою тупую летучую башку не приходила мысль специально подставляться. Ты всегда был трезв, похвально осторожен, и даже на меня благотворно влиял. Воистину эти ваши «чувства-отношеньки» — они посильнее нэка мозги вышибают.
— Преувеличиваешь.
— Не особо. Но, увы, не вижу способа повлиять. Бесполезно. Сдурел напарник, утерял душевное спокойствие. Остается занести этот факт в журнал вахтено-лабораторных наблюдений. Собственно, этот момент был неизбежен, поскольку ты, извиняюсь за грубую и нелицеприятную прямоту, тоже частично человек. Короче, не удивил. Вот хватило ли у тебя остатков рассудка и мозгов просчитать все точно и конкретно — большой вопрос.
Укс пожал плечами: считал шансы, старался, время было.
Вечером дохромал до знакомой прибрежной секвойи, сел на костыль. Пошаркал пяткой по земле — расписывать расчеты сучком на вытоптанной земле было не особо удобно, но что делать, раз бумаги нет, и не будет. Смотрел на график: вроде бы все правильно, ошибка возможна из-за неточности наблюдений. А откуда точность, когда оптики нет, срок отслеживания линз невелик, все данные предположительные? Надежда на Интуицию, а Логос эту латинскую девицу считает гулящей и ветреной, причем, вполне обоснованно.
Шаги по мягкой земле почти неслышны, ну, если их специально не подчеркивать. Так оно и бывает: стоит задуматься об одной девице, как вторая немедля уже тут как тут. Пилот успел без суеты затереть график.
Вышла из-за ствола — в полутьме фигура кажется еще легче и миниатюрнее, прямо подросток лет пятнадцати. Тинэйджерка фривольная, как сказали бы в Старом мире. Брехня, конечно, иллюзия, игра теней. Из реального только трусишки ленточные на бедрах светлеют.
— Не помешала?
— Нет. Размышлял, но уже покончил с этим глупым развлечением.
Присела — не рядом, а напротив. Хорошая попытка — тени вечернего света, падающего сквозь высокие кроны секвой, скользят-играют на плечах и груди, дразнят и путают мысли. Волосы — сейчас чуть встрепанные — вольной челкой оттеняют глаза. Истинная и вечная борьба тени и блеска, заманчивости и лгущей простоты.
— Могу я спросить господина пилота?
— Почему же нет? У нас уйма времени.
— Да, аж до рассвета. Нам непременно нужно лететь?
— Странный вопрос. Мы почти всё там оставили. Уйма ценных вещей, включая мои штаны. Да и тебе чулки и прочее не помешало бы.
— Да, в чулках я интереснее, — признала воровка. — Но так ли необходимо именно сейчас и именно туда? Сожгут же запросто. Сами хорошо знаете. До подхода «Генриетты» осталось всего два-три дня. Может, вы меня в каком-то ином месте хорошенько проверите? В этом же цель полета?
— Мы проверяем себя каждый день, людям такое свойственно, — сказал Укс. — Так к чему делать исключения на завтра? Проверять себя — это и значит жить.
— Вы действительно учили философию? В настоящем университете?
— На «ты». Вечерней порой, в подобное время года и настроение, «ты» будет звучать гармоничнее, — пробурчал Укс.
— Хорошо. Ты действительно окончил университет? — воровка убрала со лба волосы.
Вот прямо сдохнуть и не встать — настолько естественное и дивно отточенное движение. И прическа сейчас иная, хотя различимо только очертание локонов, но ведь даже длина волос изменилась. Вот как это? Почему сидящая на корточках маленькая женщина кажется идеальной? Хоть в камне ее высекай и в Лувр ставь.
В Лувре пилоту бывать доводилось, и даже трижды. Не очень понравилось — неудобный какой-то музей, суетный, сосредоточиться на шедеврах трудно. Третий раз с Профессором ночью попутно заскакичили, было получше, но освещение экспонатов сомнительное. Так себе музей, заметно переоцененный. И вообще живые шедевры производят куда более сильное впечатление.
— Ты рисовать умеешь? — не совсем впопад спросил Укс.
— Слегка, — сказала воровка, явно всё еще ожидая ответа на свой вопрос. Но вежливо пояснила: — Мне только по своему ремеслу приходилось рисунки делать. И у нас карандаши очень плохие, а углем тонко рисовать неудобно. Мне вопрос повторить или лучше не надо?
— Да почему «не надо». Просто ответ неинтересный, скучный. Учил я и философию, но недоучил. Кануло мое образование в один миг, булькнуло, как камень в волну прибоя. Получил диплом сбитого летчика.
— Ирония? И опять мне недоступная, — девушка обхватила свои колени, жест получился мягким, словно курок револьвера в засаде взвели.
— Не надо, — сказал Укс, видимо, весьма невнятно, поскольку в горле пересохло. — Не искушай.
— Почему? — шепотом спросила воровка. — Оно же никому не помешает. Твоя Профессор совершенно не ревнива. А мы хотим. Оба. Есть время, есть место с мягким папоротником. И нет обязательств. Или ждешь приговора проверки? Смешно. Вы же меня для другого проверяете. Тогда почему «нет»?
— Ты же неглупая. Сама подумай. И перестань меня опьянять. Слишком крепкий твой кальвадос. Я не выдержу, и выйдет плохо.
— Вот же, доннервет, не понимаю, почему плохо. Но я подумаю над этим. А комплимент недурен, как говорит твоя Профессор — весьма «зачетный комплимент». С кальвадосом меня еще не сравнивали, — призналась воровка.
Мимолетно сверкнула в улыбке полоска мелких и ровных зубов, девушка встала. Простое движение, вообще не дразнящее. Но не ушла, наоборот, села ближе, рядом, так же как и Укс прислонившись спиной к необъятному стволу.
— Мне, господин пилот, жутко. Я боюсь инквизиции. Она как целое море дерьма — липко втягивает, душит, и даже когда жечь начнет — уж точно без яркости, тускло, с вонью, на глазах десятка тупых и равнодушных зевак.
— Согласен. Дрянное место. Но должно без костра обойтись. Если слишком сложно пойдет, при однозначно встречном ветре, количество задач сократим, и драпанем.
— Ладно, хорошо. Вообще вы очень сумасшедшие. Сначала я думала, что это твоя Профессор-дарк сумасшедшая, потом поняла, что ты будешь намного побезумнее. А до этого считала себя самой безмозглой во всех мирах. Удивительное девчачье самомнение.
—
