Пепел и перо - Рэйчел Кейн
Джесс нашел один из листов бумаги, которые они аккуратно вырезали из Бланков и принесли. Он заметил, что Томас уже поместил металлические буквы на свое место – и английские, и греческие. Прочитать их задом наперед в тусклом свете оказалось непросто, так что Джесс спросил:
– Что ты печатаешь?
– Кое-что, что разожжет аппетит Бека, – сказал Томас, вытирая грязный пот с лица не менее грязным рукавом. – Ну, что ж. Попробуем.
Джесс достал баночку с чернилами, которые он собрал в бедных магазинчиках, и покрыл буквы черным слоем, затем положил лист бумаги и отступил. Посмотрел на Томаса, который опустил руку на рычаг.
– Хочешь сделать это сам? – спросил Томас.
– Нет. Это твое изобретение.
– Думаю, нам следует произнести что-нибудь важное.
– Надеюсь лишь, что эта чертова штуковина работает.
– Полагаю, ей придется, – сказал Томас и начал было опускать рычаг. – Мы готовы рискнуть?
Джесс посмотрел на ухмылку и восторженное выражение лица друга и отмахнулся от осторожностей, сказав:
– Какая же жизнь без риска?
Томас опустил рычаг, и пружины затрещали, опуская пресс – прижимая бумагу к чернилам на металле внезапно и сильно. Ничего не разбилось. И Джесс, и Томас еще секунду молчали, а затем Томас выдохнул, начав нервно смеяться.
– Признаюсь, я не был таким уверенным, каким выглядел, – сказал он. – Ну, а теперь вторая часть дела. – Он повернул колесо и снова поднял пластину с буквами, высвобождая листок бумаги, прилипший к ней. Джесс отклеил листок, и, надо признаться, им овладело неподдельное воодушевление, когда он поднес бумагу к свету.
– Английский и греческий, – сказал он. Джесс уставился на то, что им удалось сделать простым нажатием рычага. Чернила были яркими и свежими, выделяясь на кремовой бумаге, и это выглядело до жути безупречно. Им удалось создать нечто, что способно изменить весь мир, и Джесс не мог даже представить, к чему в конечном итоге приведет этот самый момент, эта машина, которую сделали они с Томасом, будучи объятыми по́том, болью и надеждой.
Это было началом чего-то великого. А также и концом чего-то. И в это самое мгновение Джесс не мог понять, что теперь правильно, а что неправильно во всем происходящем вокруг.
Томас установил заглушку, чтобы пластина не съехала, и подошел посмотреть. Он обнял своей тяжеленной рукой Джесса за плечо, и вместе они уставились на страницу, которую напечатали. Чернила все еще были влажными и поблескивали, отчего буквы сверкали каким-то сверхъестественным блеском. «Мы это сделали, – думал Джесс. – Сделали».
Джесс понял, что не может вымолвить ни слова, а когда он поглядел на Томаса, то увидел слезы в глазах немца. Джесс не мог даже до конца осознать, что значит для Томаса этот момент; все началось как искренняя задумка, а затем стало причиной, по которой Томаса подвергли пыткам и отправили в заточение. Злость? Радость? Томас плакал из-за того, что он пережил, или из-за того, что им еще предстояло пережить? Или же просто от восхищения, какое распирало изнутри и самого Джесса?
Джесс не знал, потому что Томас тоже ничего не говорил.
Они так и стояли вместе, держа листок бумаги, пока остатки влаги на буквах не высохли, а Джесс наконец не прочистил горло и не сказал:
– Покажи мне детали Луча. Они нам нужны с собой.
Томас кивнул, отпустил напечатанную страницу и двинулся по мастерской. Из-за груды обломков он достал что-то, что выглядело как очередной кусок дерева – только более-менее обработанный и отполированный, в отличие от других. Из остатков железа Томас извлек прямую, толстую трубочку. А из-за инструментов для кузницы вытащил механизм для запуска. В щели же между камней печи прятался маленький золотой шарик, который Томас передал Джессу.
– Не урони, – сказал Томас.
– Иначе взорвется?
– Конечно, нет, – ответил Томас. – Но футляр треснет, а запасного у нас нет.
– А-а. – Джесс спрятал шарик в карман. Это был источник энергии, который раздобыли из механической певчей птички Морган. Джесс наблюдал, как Томас находит остальные детали: небольшие он передал Джессу, а с помощью лоскута ткани привязал трубочку к бедру. Трубочка доставала почти до колена, но зато толстая ткань штанов Томаса помогала ее скрыть. Джесс собрал другие детали и сложил их в своего рода ожерелье, завернув в другой тканевый лоскут, а потом попробовал повесить на шею, спрятав под рубаху. К груди он уже привязал Кодекс, так что механизм для запуска спрятал за переплетом. – Надеюсь, все детали подойдут.
– Подойдут, – сказал Томас. – Что еще?
– Санти сказал, нужно удостовериться, что у нас есть запасный выход отсюда на случай, если все пойдет наперекосяк.
– Ох, – сказал Томас и подобрал грубую лопату. Он передал ее Джессу, который чуть не рухнул под ее весом. – Значит, придется сделать выход. Ты начинаешь.
Джесс не смог сдержать стона.
Он ненавидел копать.
Прошло несколько часов, прежде чем выглядевший жутко нездоровым Дивелл, пошатываясь, вернулся к своему стулу у двери. Джесс подумал, что факт того, что Дивелл не вызвал другого стражника, чтобы его подменить, значил немало; взять чужую еду было равносильно ужасному преступлению, о котором лучше умолчать, а значит, и не рассказывать никому, почему ему нехорошо. И он боялся, что Томас на него настучит.
«Мы могли бы этим воспользоваться», – подумал Джесс. Он посмотрел на время – на грубые солнечные часы, использующие солнечный свет из окна, – и увидел, что знаковый час вот-вот настанет. Джессу бы хотелось чувствовать себя увереннее.
А еще ему бы хотелось знать, что с Морган все в порядке. «Вульф о ней позаботится, – сказал себе Джесс. – Занимайся своим делом». Не помогло.
– Чувствуете себя лучше? – поинтересовался Томас у Дивелла столь жизнерадостно, что тот зыркнул на него так сердито, словно желал Томасу гореть в аду. – Отлично. Можете передать сообщение господину Беку от нас: мы готовы будем показать ему его трофей в полдень. Уверен, он будет рад.
Дивелл устало заворчал. Негромко, но недовольно. На мгновение он опустил голову в руки, а затем кивнул и поднялся. Собрался было что-то сказать, но потом, вероятно, понял, что угрозы теперь не будут иметь смысла, так что лишь молча вышел. В таком состоянии ему, скорее всего, потребуется около получаса, чтобы доковылять до городской ратуши.
– А теперь мы ждем, – сказал Томас. – Вот. – Он подвинул неимоверно тяжелую наковальню, и под ней Джесс