Рене Ахдие - Ярость и рассвет
– Что? – Шарзад в замешательстве оторвала голову от шелка.
Весьма довольный взгляд Деспины был устремлен на шелковую занавеску, вырванную из ее крепления, которая лежала забытой грудой рядом с основанием кровати.
Румянец расцвел на щеках Шарзад.
– Хорошо справились, – поддразнила ее Деспина.
– Это не то, что ты подумала.
– Вы точно уверены? Ведь, если камис на вашей кровати принадлежит другому мужчине, значит, вы только что стали еще более интересной, чем были до того.
– Достаточно, Деспина! – В голосе Шарзад прозвучало предупреждение.
Деспина стояла подбоченившись, высоко подняв свои идеальные брови.
– Что случилось?
– Ничего.
– Извините, но эта ситуация и такая реакция не совпадают. – Собрав складки юбки в одну руку, Деспина подошла к основанию кровати и шлепнулась на ее край. – Что случилось? Расскажите мне.
Шарзад вздохнула от прокля́той настойчивости своей служанки.
– Всё.
– Вы не могли бы говорить более конкретно? В конце концов, секреты становятся намного полезнее, когда ими делятся, – промолвила Деспина дразнящим тоном.
– Лучше скажи это Халиду, – проворчала Шарзад. – Учитывая, что ты его предполагаемый шпион, он может на самом деле послушать тебя.
Выражение лица Деспины смягчилось в понимании.
– Халиф Хорасана уже давно ни к кому не прислушивался.
– Вероятно, и не будет. Не после вчерашней ночи.
Деспина скинула сандалии и села на кровать, скрестив ноги.
– Мы, женщины, много грустим, не так ли?
– О чем ты?
– Мы достаточно сильны, чтобы покорить мир с голыми руками, но при этом разрешаем нелепым мальчишкам делать из нас дур.
– Я не глупа.
– Нет, не глупа. Пока нет, – улыбнулась Деспина. – Но это неизбежно. Когда ты встречаешь того, кто заставляет тебя улыбаться так, как ты никогда до этого не улыбалась, плакать, как никогда до того не плакала… с этим ничего нельзя поделать, кроме как поддаться.
– Я… – Шарзад прикусила нижнюю губу.
– Можете говорить свободно, Шарзад. То, что вы скажете, останется в этих стенах.
Шарзад молчала.
Деспина придвинулась к ней.
– Когда я была маленькой девочкой, еще в Фивах, помню, как-то спросила у мамы, что такое рай. Она ответила: «Сердце, в котором живет любовь». Конечно, я захотела узнать, что представляет собой ад. Она посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «Сердце, в котором нет любви», – Деспина изучала Шарзад, пока говорила.
Шарзад ответила ей испытующим взглядом, играя серебряными шнурками ее шамлы.
– Твоя мать кажется весьма мудрой.
– Она была такой.
Шарзад с осторожностью подбирала свои следующие слова:
– Можно спросить, что с ней стало?
– Она влюбилась в неправильного человека. Он обещал ей весь мир, а потом оставил ее ни с чем, кроме ребенка в животе.
– Мне искренне жаль, Деспина.
– А мне нет. Она умерла молодой, но счастливой, а тот человек не способен был сделать женщину счастливой. Богачи не знают, как жертвовать чем-то ради любви, потому что им никогда не приходилось делать это. – Последнее утверждение Деспины было явно суровым.
– Это оно? – мягко спросила Шарзад. – Ты беспокоишься, что Джалал поступит так же?
– Я не знаю. Он неизменно верен своей семье, но я до сих пор не видела, чтобы он проявлял такую же лояльность к множеству девушек, влюбленных в него. – Уголки голубых глаз Деспины напряглись. – Я всегда считала, что человека нужно судить по его поступкам, а не по тому, что о нем говорят другие. Но Джалал аль-Хури делает очень мало, чтобы опровергнуть слухи о нем.
– Такое поведение кажется мне семейной чертой.
– Да. Это так.
– Я не… – Шарзад осеклась на полуслове, перед тем как умоляюще взглянуть на служанку. – Деспина, ты знаешь? Если да, то, пожалуйста, расскажи мне. Почему Халид убивает всех своих невест?
Деспина уставилась на отброшенный клубок паутинного шелка у кровати.
– Я не знаю.
– Тогда что ты знаешь? Прошу, расскажи мне.
– Я живу в этом дворце уже шесть лет и всегда считала ибн аль-Рашида достаточно замкнутым, однако все же странно благородным. До событий этих последних месяцев он никогда не давал мне повода усомниться в его характере.
– Но как ты можешь продолжать служить королю, который убивает девушек без объяснения причин?
– Я попала в это королевство рабыней и не могу позволить себе роскошь выбирать, кому служить, – сухо ответила Деспина. – Халиф Хорасана вполне может быть монстром, но для меня он всегда будет обеспокоенным королем с добрыми намерениями.
– Добрыми намерениями? – зашипела Шарзад. – Скажи это семьям тех девушек, у которых он отнял жизни. Скажи это тем, кто их любил.
Деспина вздрогнула, и Шарзад отвернулась, в спешке встав с кровати, чтобы скрыть свою боль.
– Шарзад…
– Оставь меня.
Деспина схватила ее за запястье.
– Если вы о нем заботитесь хоть…
– Не забочусь.
– Хватит врать, вы, жалкая трусиха.
Шарзад вывернула руку, впившись взглядом в Деспину, перед тем как повернуться, чтобы уйти в вихре глянцевой парчи.
– Вы заботитесь о нем, – настаивала Деспина. – И поскольку для вас так важны секреты, я раскрою вам один.
Шарзад остановилась как вкопанная.
– Вы в безопасности, Шарзад аль-Хайзуран. С вами ничего не случится. Ведь я слышала от приближенных к нему, что любая попытка навредить вам будет восприниматься как посягательство на жизнь нашего короля.
Желудок Шарзад сжался.
– Вы понимаете, избалованная халифа? – продолжила Деспина.
Шарзад посмотрела на свою служанку через плечо, в непоколебимой тишине.
Деспина вздохнула.
– Под страхом смерти… Вы важны для него так же, как и его собственная жизнь.
Сирень и бушующая песчаная буря
Джалал отодвинул отчет в сторону и забарабанил пальцами по краю стола из мореного дерева.
– Вы где-то должны быть, капитан аль-Хури? – спросил Халид, не отрывая глаз от своей работы.
– Нет. Не прямо сейчас.
Джалал продолжил постукивать правой рукой по резному красному дереву, пристально глядя в лицо Халиду.
– Кажется…
– Я хочу, чтобы ты доверился мне, Халид.
Непроницаемый взгляд халифа метнулся к Джалалу.
– И что сподвигло тебя к такому внезапному желанию близости?
– Вчера шел дождь. У тебя наверняка очень много всего на уме.
Халид изучал Джалала с нарочитым спокойствием.
– У меня, как правило, очень много всего на уме.
– И что насчет дождя?
Халид положил свиток, который был у него в руках.
– Дождь – это всего лишь один из элементов грозы, – в целом намек на то, что предстоит.
– Как и всегда, ты – идеальное подобие мрачности.
