Плащ и галстук - Харитон Байконурович Мамбурин
Пришлось здорово постараться языком, чтобы убедить Палатенцо в том, что существуют неприятные вещи, которые её необходимо делать и ощущать. В первую очередь из-за себя, симулируя то, что она не может ощутить. Человек растёт как личность преодолевая неприятности и решая проблемы. Тот, у кого их нет, останется на том же уровне.
— А знаешь, почему именно я тебе всё это объясняю, Юль? — закончил я первую вводную лекцию, — Потому что я тебе нужен. Ты согласна слышать меня. Ту же Веронику ты слушала только тогда, когда она говорила тебе приятные и интересные вещи. Потому-то она тебя, кстати, и обманула. Поняла?
— Н-не знаю. Мне надо подумать.
— Правильный ответ.
После разговора ноги меня сами понесли к холодильнику, руки сами взяли две бутылки водки, а затем совершенно уставший от всех этих баб организм, слегка лишь желая заглянуть одним своим органом назад к Янлинь, потопал к Салиновскому. Расслабиться и всё такое.
У Паши оказалась баба. Причем знакомая. Причем, не в гостях. То есть кошка. Та самая, из кафе, трехцветная. Она сидела на стуле в пашиной комнате, разглядывая стоящего в дверях меня недоуменно и брезгливо.
— Ой, ну вас нахер! — психанул я, вручил Салиновскому водку, а затем сбежал к ядреной матери на свежий воздух.
Перед крыльцом стояли двое. Слегка испуганный и настороженный Вася, который Данко, и сильно настороженный Шахбазян Ваган Варагович, который наш участковый. Милиционер смотрел на мальчика, пытаясь выяснить степень его пожароопасности, ну а ребенок просто смотрел на незнакомую рожу и чувствовал себя не очень, как и любой ребенок при виде незнакомой взрослой рожи.
— Товарищи, а пойдемте есть мороженое?! — громогласно произнес я с крыльца, разглядывая это непотребство, — А то так курить хочется, что нажраться не с кем!
Далеко мы пойти не могли, но на лавку в парк? Вполне. Туда я и приволок пакет эскимо, попутно всучив три мороженки охреневающему от духоты пулеметчику на проходной. Сами тоже хорошо посидели, причем, кажется, мы с Васей были в одинаковом молчаливом восторге от того, что жрём эскимо с милиционером. Настоящим, живым!
За эти краткие посиделки и разговоры почти ни о чем, я добрал того, что не успел добрать в кафе с Салиновским. Мир вновь расцвел если не всей палитрой красок, положенной мне по возрасту, так хоть перестал казаться вонючей дыркой в земле, где всем адаптантам и криптидам дан шанс жить, только если они из кожи вон лезут, стараясь причинить пользу… по Уставу и чужой указке.
Вася хавал угощение, крутил по сторонам головой, задавал Шахбазяну обычные детские вопросы из серии «сколько преступников вы уже застрелили из этого «макарова», а я наслаждался видом аккуратно отвечающего милиционера, чердак которого до сих пор гнулся и трещал от горящей головы ребенка.
А затем пришла ищущая своего соседа Викусик. Всучив растерянной девочке пакет с оставшимся мороженым (а там было ого-го!), я, недолго думая, из чистого хулиганства и позерства превратился в туман, подхватил одним концом свои вещи, да и улепетнул в общежитие, насладившись зрелищем участкового, которого жизнь к такому категорически не готовила.
Пришла пора браться за жизнь всерьез.
Тренировки на развитие возможностей? Да, необходимы. Изучение материала второго курса? Однозначно, несмотря на то что я уже достаточно компетентен как программист, которых выпускает мой ВУЗ. С избытком… Так, что дальше? Основа основ у меня — это Палатенцо и работа с тем, что сейчас заменяет ей мозг. Причем, именно уделять ей время будет катастрофически неверным, надо очень аккуратно подводить её к правильным мыслям, формируя психопортрет обычного человека. А для этого Юлька первым делом должна погрязнуть в глубинах самоанализа. Утонуть в нем. Утопить эмоции, выхолостив их от лишнего. А это все требует времени, которого у нас отнюдь не вагон, но пока Окалина-младшая не приведет свой чердак к покорности, мы не можем ей доверять. В этом наша психованная психологичка была полностью уверена — шок, испытываемый «призраком» от новой смены формы существования, был слишком велик, он дезориентировал.
Поэтому мы начали постепенно, вернув все на старые места. Вольфганг никуда не уходил, против возвращения Вероники не сказал ни слова, а вот сама Юля была этому моменту не очень рада. Кладышева, впрочем, за старое не бралась и соблазнять меня по новой не спешила, а наоборот, стала чрезвычайно занятым человеком. Теперь, кроме её рабочей рутины, появилось еще и обучение у Янлинь, плюс периодические (и частые) визиты к Окалине и Молоко. Наша карманная психиатресса стала связным.
Следующей немаловажной деталью, опять-таки связанной с миниатюрной брюнеткой, стал её отчет о «замедлении прогресса» с остальными призраками. Это весьма неприятное для Кремля объявление она мастерски замешала с данным по двум факторам: во-первых, потому что я стал меньше раздражаться и экспатировать из-за отсутствия личной жизни (плак-плак), а во-вторых, Кладышева начала жаловаться на несдержанность самой Палатенца, которую назвала бесконтрольной, высказав опасения, что если молодой «призрак» так сильно слетает с катушек, то те, кто дольше пробыл в таком состоянии, могут вообще лишиться разума.
Наконец, причем буквально на второй день нашего нового-старого быта, Вероника свет Израилевна начала шататься около нас с Юлькой, играющих в шахматы. Ходила-ходила, смотрела-смотрела, а потом неожиданно выдала:
— Вить, а ты не пробовал спать в туманном облике?
— А зачем? — непонимающе похлопал глазами я.
— Попробуй обязательно, — безапелляционно заявила малявка, — Если что, то мы тебя утром разрядом разбудим. Если вообще заснешь. Но постарайся, слышишь?
Мысль мне показалась интересной. Почему бы и нет? Конечно, был шанс, что я начну «утекать», потеряв контроль над своими способностями, но имея прямо в соседней комнате двух никогда не спящих соседок, одна из которых способна меня взбодрить шоком, опасности он не представлял. Решено, пробуем!
И… это оказалось неожиданно сложно. Как засыпать, когда у тебя нет мышц, расслабляющихся в лежащем положении и сообщающих мозгу, что пришло время вздрыхнуть? Мозга, что интересно, тоже нет, а значит нет и хаотичной путаницы засыпающего сознания? И, что самое интересное, я вполне мог НЕ думать! То есть висеть себе инертным объёмом, вроде пука в тесном туалете с забитой
