Первый закон: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей - Джо Аберкромби
«Не дышать… не дышать… не дышать!»
Он уже начал втягивать в себя большой глоток грязной воды, когда его снова дернули назад и бросили на пол. Глокта кашлял, пытался дышать и блевал водой одновременно.
– Ты – Глокта? – отрывисто прозвучал женский голос с сильным кантийским акцентом.
Женщина присела перед ним на корточки, положив на колени длинные смуглые руки. Мужская рубашка мешком висела на плечах незнакомки, мокрые закатанные рукава липли к тощим запястьям. Коротко стриженные черные волосы торчали сальными пучками-локонами. Через жестокое лицо тянулся тонкий бледный шрам, на губах застыл угрюмый изгиб, однако по-настоящему настораживали глаза: они мерцали желтым огнем в слабом свете из коридора.
«Неудивительно, почему Секутор так неохотно отправился за ней шпионить. Следовало его послушать».
– Ты – Глокта?
Отпираться смысла не было, и потому он, утерев с подбородка слюну, тряхнул головой.
– Да, я – Глокта.
– Зачем ты следишь за мной?
Глокта через боль принял сидячее положение.
– С чего ты взяла, что я стану отвечать какой-то…
Ее кулак врезался прямо в кончик подбородка. Охнув, Глокта клацнул челюстями, и один зуб даже вонзился снизу в язык. Он бессильно привалился к стене; голова закружилась. Когда он более-менее пришел в себя, то сквозь слезы увидел, как женщина смотрит на него, прищурив желтые глаза.
– Буду бить, пока не заговоришь. Или убью.
– Премного благодарен.
– Благодарен?
– Думаю, ты могла бы чуть отпустить мою шею. – Глокта улыбнулся, показав окровавленный зуб. – Ради тех двух лет, что я провел в плену у гурков. Два года во мраке императорских тюрем. Два года меня резали, пилили, жгли. Думаешь, пара зуботычин меня пугают? – Он рассмеялся ей в лицо, брызжа кровью. – Да мне ссать и то больнее! По-твоему, меня страшит смерть? – Он подался вперед и поморщился от прострела в спине. – Каждое утро… что я просыпаюсь… для меня разочарование! Хочешь ответов – отвечай и ты. Баш на баш.
Она долго смотрела на него немигающим взглядом.
– Ты был в плену у гурков?
Глокта указал на свое изувеченное тело.
– Вот чем они меня наградили.
– Ха, значит, мы оба потеряли многое из-за них. – Кантийка села на пол, скрестив ноги. – Вопросы. Баш на баш. Попытаешься соврать мне…
– Вопросы… Я бы показался негостеприимным хозяином, если бы не позволил тебе спрашивать первой.
Женщина не улыбнулась.
«Да у нее беда с чувством юмора».
– Зачем ты следишь за мной?
«Можно солгать, но что толку? Точно так же можно умереть и сказав правду».
– Слежу я за Байязом, а вы с ним друзья. За Байязом нынче следить затруднительно, поэтому наблюдаю за тобой.
Незнакомка нахмурилась.
– Байяз мне не друг. Он обещал мне месть, вот и все. И слова он все еще не сдержал.
– Жизнь полна разочарований.
– Жизнь – сплошное разочарование. Твой черед спрашивать, калека.
«Искупает ли она меня снова, получив ответы? Станет ли этот день для меня последним?»
Взгляд желтых глаз не выдавал ничего. Они казались пустыми, как у животного.
«Разве есть выбор?»
Глокта облизнул вымазанные в крови губы и снова прислонился спиной к стене.
«У меня есть только шанс умереть немного поумневшим».
– Что такое Семя?
Она нахмурилась чуточку больше.
– Байяз говорил, что это оружие. Оружие такой силы, что с его помощью можно Шаффу обратить в пепел. Он думал, что Семя спрятано на краю мира, и ошибся. Не очень-то этому обрадовался. – Женщина немного помолчала. – Зачем тебе Байяз?
– Он украл корону и возложил ее на голову бесхребетному слизню.
Женщина фыркнула.
– Тут я с тобой согласна.
– В правительстве некоторые люди обеспокоены тем, куда нас заведет его правление. Сильно обеспокоены. – Глокта облизнул окровавленный зуб. – Что задумал Байяз?
– Он ничего не говорит. Я не доверяю ему, он не доверяет мне.
– И тут я с тобой солидарен.
– Он думал обратить Семя против врагов. Видно, отыскал другое оружие и хочет втянуть вас в войну. В войну против Кхалюля и едоков.
По левой половине лица Глокты прошлась судорога, глаз задергался.
«Чертово мясо, выдает меня!»
Женщина склонила голову набок.
– Ты про них знаешь?
– Шапочное знакомство. – «Эх, была не была». – Я поймал одного едока в Дагоске, допросил его.
– Что он сказал?
– Говорил о правосудии и справедливости. – «Которых я в жизни не встречал». – О войне и жертвоприношении. – «Зато вот этого я навидался вдоволь». – Говорил, что твой друг Байяз убил собственного наставника. – Женщина даже глазом не моргнула. – Что его отец, пророк Кхалюль, до сих пор ищет мести.
– Мести, – прошипела она, сжав кулаки. – Я покажу им месть!
– Что они тебе сделали?
– Истребили мой народ. – Женщина поднялась. – Увели меня в рабство. – Она нависла над Глоктой. – Украли у меня жизнь.
Уголок рта Глокты пополз вверх.
– У нас и тут много общего.
«Но я чувствую, что мое время на исходе».
Женщина схватила его за грудки и яростным рывком поставила на ноги.
«Тело обнаружат в ванне?..»
Глокта часто задышал, свистя разбитым носом; сердце бешено колотилось.
«Уверен, даже мое изувеченное тело станет отчаянно бороться – за глоточек воздуха, понукаемое инстинктом дышать, от которого не избавишься. Я буду брыкаться и извиваться, точно как Тулкис, гуркхульский посол, в петле, когда ему выпустили кишки».
Глокта изо всех своих увечных сил постарался стоять прямо.
«В конце концов, однажды я был гордым мужчиной, пусть и в далеком прошлом. Не такого конца ожидал полковник Глокта – быть утопленным в ванне женщиной в грязной рубашке. И найдут меня перекинутым через край ванны, задом кверху. Хотя какая разница? Важно не как ты умер, а как жил».
Женщина отпустила Глокту и резкими движениями разгладила одежду у него на груди.
«К чему свелась моя жизнь в последние годы? О чем мне грустить? О лестницах? супе? боли? О бессонных ночах, когда не дают покоя воспоминания о прошлом? О пробуждениях по утрам в постели, полной моего же дерьма? Резонный вопрос: что же я сам не удавился, еще раньше?»
Глокта заглянул в глаза убийцы, холодные и яркие, как желтое стекло. И улыбнулся. Улыбнулся с облегчением.
– Я готов.
– К чему? – Она вложила ему в руку… трость. – Если у тебя будут еще дела с Байязом, меня в это не впутывай. В следующий раз я не буду такой вежливой.
Она попятилась к выходу – светлому прямоугольнику на черном фоне. Когда в коридоре стихли шаги, в комнате стало совершенно тихо. Лишь капала вода с плаща Глокты.
«Итак, я остался жив. Опять».
Глокта выгнул брови.
«Секрет, похоже,