Красное на красном - Вера Викторовна Камша
Вот и сегодня ментор начал со старинной баллады. Дик упивался чеканными строфами, повествующими о том, как талигойский рыцарь, приняв вызов марагонского бастарда, одолел его в честном бою. Правда, олларианцы исхитрились и дописали нелепейший конец о том, как сраженный отвагой и благородством противника победитель перешел на сторону Оллара, но в это Ричард не верил, как и его сосед Арно, сморщившийся будто от кислятины. К несчастью, история не сберегла имени смельчака, который, несомненно, погиб при осаде Кабитэлы…
Из исполненного доблести прошлого унаров вырвал нагрянувший Арамона. С первого же взгляда стало ясно, что настроение у Свина хуже не придумаешь. Лицо мэтра Шабли окаменело.
– Я желаю проверить, что они знают по истории, – сообщил Арамона.
– Сейчас у нас лекция по истории словесности.
– А я буду спрашивать их просто по истории. – Свин плюхнулся в кресло рядом с кафедрой и заложил ногу за ногу.
– Извольте, господин капитан. Последняя затронутая мною тема относится к царствованию Фердинанда Первого.
Лицо Арамоны приняло озадаченное выражение – названное имя ему явно ничего не говорило, но отступать капитан не собирался.
– Они мне расскажут о… надорском мятеже.
– Господин капитан, – запротестовал ментор, – о столь недавних событиях мы еще не беседовали.
– Ну так это сделаю я! – рявкнул Арамона. – Ха! Они не вчера родились, должны помнить, что пять лет назад творилось, это даже кони знают. Унар Ричард, – капитанские буркалы злобненько сверкнули, – что вы знаете о надорском мятеже? Кто из дворян предал его величество? Какие державы подстрекали изменников к бунту?
Ричард молчал. Он слишком хорошо знал ответы, чтобы произнести их вслух. Лгать и порочить имя отца, сына и внуков герцога Эпинэ, Килеана-ур-Ломбаха, Кавенди́ша он тоже не мог.
– Так, – пропел Арамона, – понятно! Унар Ричард рос в лесу и ничего не знает. Выйдите сюда и станьте перед товарищами. Сейчас мы вас научим. Господа унары, кто готов ответить на мои вопросы?
Желающих хватало. Северин, Эстебан, Константин, Франсуа, Альберто, Анатоль… «Навозники» проклятые!
– Унар Эстебан! – поощрил капитан своего любимчика.
Эстебан изящно поднялся и пошел к кафедре. Он не торопился, не заискивал, а словно бы делал одолжение всем – Дику, ментору, краснорожему капитану…
– Итак, унар Эстебан, что вы можете сказать о последнем бунте?
– Его поднял герцог Эгмонт Окделл, – едва заметно скосив глаза в сторону Дика, сообщил «навозник», – с несколькими вассалами. Затем к мятежникам примкнули граф Гвидо Килеан-ур-Ломбах, граф Кавендиш, сын и наследник и четверо внуков герцога Эпинэ. Целью преступников было убить его величество, истребить августейшее семейство и защитников короны, в угоду агарисским еретикам уничтожить олларианскую церковь и ввести в Талиг чужеземные войска. После этого мятежники хотели разделить Талиг на несколько государств, расплатиться за военную помощь приграничными землями, разоружить армию, а флот передать в распоряжение Гайифы и ее приспешников.
– Унар Ричард, вы поняли?
Собрав все силы, Дик кивнул. Он и вправду все понял и все запомнил. Когда-нибудь он спросит и за эту ложь.
– Унар Альберто, кто стоял за мятежниками?
– За мятежниками, господин капитан, – безмятежно произнес со своего места кэналлиец, – стояло несколько сил. Их поддерживал и подстрекал Эсперадор и эсператистские ордена, о чем свидетельствует то, что уцелевшие вожаки бежали в Агарис. Мятеж был на руку ряду сопредельных Талигу государств, имеющих к нам территориальные претензии. В первую очередь речь идет о Гаунау, Дри́ксен и Кадане. Свои цели преследовала и Гайифа, оспаривающая у Талига первенство в Золотых Землях и потерпевшая неудачу в Багряных.
Не имея возможности победить нас военным путем, чужеземцы сделали ставку на внутреннюю смуту. В Гаунау и Кадане были собраны армии, оплаченные гайифским золотом. Предполагалось, что они вторгнутся в Талиг и соединятся с войском мятежников, но решение его величества оставить Северную и Западную армии на границах и выход герцога Алвы мятежникам в тыл через топи Ренква́хи сорвали замысел врагов Талига. Они были вынуждены отречься от своих связей с мятежниками и распустить наемников. Окделл и его сторонники остались одни против лучшего полководца Золотых Земель и были разгромлены.
– Унар Ричард, вы слушаете объяснения своих товарищей?
– Слушаю, господин Арамона.
Сколько можно об этом слушать? Святой Алан, сколько?! «Лучший полководец»… Преступник, убийца, предатель, которому по прихоти Леворукого все удается. Только безумец мог сунуться в Ренкваху весной, в пору паводков. Все книги по землеописанию кричат о непроходимости этих болот, но что для Ворона книги?! Он пошел и прошел… К вящей радости «навозников», вновь удержавшихся у власти.
– …и в честном поединке убил Эгмонта Окделла, – пискнул сменивший Альберто Анатоль.
Они это называют честным поединком! Ворон – первая шпага Талига, а отец вернулся из Торки хромым…
– Унар Ричард, вы все поняли?
– Да, господин Арамона.
– Повторите, – приказал капитан, смерив Ричарда нехорошим взглядом.
Кулаки Дика сжались, мир сузился до размеров Арамоновой пасти. Здравый смысл, предупреждения, честное слово – все летело в Закат. Юноша понимал, что сейчас ударит капитана, и будь что будет!
Дикий грохот заставил всех вздрогнуть. Стоявший рядом с кафедрой бюст величайшего поэта и мыслителя древности Иссерциа́ла рухнул с обрубка колонны, на котором покоился пару веков, и разлетелся на множество осколков. В воздухе повисло облако пыли, мэтр Шабли закашлялся, глотая широко раскрытым ртом воздух и судорожно цепляясь за полированное дерево. Дик, бывший к кафедре ближе других, едва успел его подхватить.
– Унар… Ричард, – прохрипел Шабли, – пыль… Выведите меня на воздух…
Норберт уже стоял на подоконнике, остервенело тряся разбухшую за зиму раму. Та поддалась, не выдержав бергерского напора, и в комнату хлынул холодный влажный воздух. Дикон дотащил вцепившегося в него ментора до окна и завертел головой в поисках чего-нибудь теплого.
– Благодарю вас, унар, – тихо сказал ментор, – все в порядке.
3
Вечером пришедшие в трапезную унары узрели привешенные к пустующему потолочному крюку Арамоновы панталоны вместе с ре́нгравами. Чем-то набитые, они важно и медленно кружились на Арамоновой же золотой цепи, продернутой сквозь разрезы. К той стороне, которую простолюдины именуют задом, неведомый шутник приладил
