Когда луна окрасится в алый - Анна Кей
– Ты знала Кудзуноху?
Генко вскинула брови. Любопытно, откуда Йосинори ее знал.
– Кудзуноха была моей сорьо – начальницей над остальными лисами, верной соратницей и лучшей в том, что касалось сбора информации. Она могла узнать все, что пожелает, порой даже я не понимала, как ей это удается. Но она покинула меня и стала жить среди смертных. Ее стремление помогать талантливым людям оказалось сильнее желания выискивать тайны, – ровно произнесла Генко.
Порой, когда Генко еще жила как генерал Инари, она скучала по Кудзунохе. Эта кицунэ была умной, даже мудрой, всегда с радостью поддерживала практически любой разговор, когда Бьякко не могла или не желала общаться с сестрой. Но вскоре страсть Кудзунохи к искусству и наукам действительно стала сильнее, чем жажда собирать информацию по крупицам. Кудзуноха покинула Генко, ее сеть информаторов не то распалась, не то просто скрылась, и Генко долго не могла прийти в себя после такой утраты.
– Кудзуноха мертва, – неожиданно прервал ее воспоминания Йосинори ничего не выражающим голосом, только поза его кричала о едва сдерживаемой ярости. Ки его вспыхнула, по-настоящему обожгла, и Генко подавила горький вздох.
Она какое-то время молчала, а после коротко и невыносимо мягко произнесла:
– Мне искренне жаль, Йосинори.
Он стиснул зубы крепче, губы превратились в тонкую ровную полосу, которая сдерживала за собой злой крик или же резкое высказывание.
Генко порой задавалась вопросом, кто же из родителей Йосинори был ёкаем, но никак не могла определить. Аура, что всегда окутывала его, ощущалась для нее чужой, но знакомой ки, однако Генко никак не могла понять, кому та принадлежала. За свою долгую жизнь Генко повстречала немало кицунэ и дзинко[70], потому и не смогла сразу определить, чья именно кровь течет в Йосинори. Теперь же все становилось предельно ясно.
– Тебе следует быть осторожнее. – Фраза, сказанная Йосинори, была внезапной и несколько настораживающей. Что-то в том, как оммёдзи произнес ее, казалось неправильным.
– Что ты имеешь в виду?
– Моя мать перед смертью сказала, что они ищут тебя. Она не сообщила кто, однако узнала, что им нужна Хоси-но-Тама кицунэ. И что больше всего они жаждут заполучить твою жемчужину, потому что она сильнее, чем у других, – ответил Йосинори непривычно серьезно и холодно. Что-то еще скрывалось в его словах, какой-то тайный смысл, но пока Генко никак не могла уловить, что же ей не договорил Йосинори, однако и сказанного было достаточно.
Они уже приходили за ее лисьей жемчужиной. Тогда она не придала этому особого значения – в первую очередь она подумала, что демоны просто решили, что так легче избавиться от кицунэ. Но ведь тогда они сказали, что им нужна ее Хоси-но-Тама…
В тот раз Генко просто отмахнулась от врагов.
Но сейчас… Сейчас все выглядело иначе. Они, пропавшие боги, напасти на Сиракаву, все более частое появление демонов. Теперь она не могла игнорировать все эти знаки и жить как прежде. Кто-то пытался забрать ее жизненную силу и напасть на столицу? В конце концов, исчезновение богов происходило все ближе к Хэйану, где стояли главные храмы ками. Но сначала им придется разобраться с ней, а без боя Генко сдаваться не собиралась.
– Йосинори, – позвала она, когда его взгляд вновь устремился на дно пиалы. – Я не до конца понимаю, что происходит, многое все еще сокрыто, и это не дает возможности увидеть картину полностью. Однако ясно одно: как ты и сказал, кому-то очень нужна моя Хоси-но-Тама. И, судя по всему, они намерены забрать ее до Обона, когда я вернусь в свиту Инари-сама.
На мгновение Генко замолчала, чтобы пригубить маття. Йосинори ее не торопил, только наконец и сам сделал глоток уже порядком остывшего чая и вновь посмотрел на Генко. Требовательно и настойчиво, будто принял для себя какое-то решение и не намеревался от него отступать. А еще с чем-то, что отдаленно напоминало тоску и мягкость, которые больше подходили ему. Генко не могла дать точное название замеченным эмоциям, но пока что решила промолчать на этот счет.
– Сейчас я слаба, а ты, несмотря на всю уже имеющуюся мощь, не достиг вершины мастерства. Что бы ни предстояло нам в дальнейшем, я предлагаю стать сильнее. Потому буду ждать тебя на рассвете в горах, где погиб первый они, что напал на Сиракаву. Кодама проводит тебя.
– Я принимаю твое предложение. – Йосинори почтительно поклонился, выражение его лица не изменилось, но ки снова уплотнилась, словно оммёдзи принял какое-то решение и это успокоило его мысли.
– Ешь. Ты выглядишь изможденным. – Она кивком головы указала на стол, на котором за время беседы появилось еще несколько блюд. Убумэ стояла в углу комнаты с гордой улыбкой на лице.
Йосинори не стал спорить, молча взял палочки и принялся есть рис, изредка добавляя к нему закусок. Генко же тем временем смотрела на гостя и невольно видела в нем себя. Но Йосинори даже после смерти матери выглядел куда спокойнее, лучше контролировал себя, тогда как она хотела все уничтожить и тонула в такой тьме, из которой ее не мог вытянуть никто. Только время помогло избавиться от окружавшего ее мрака.
Впрочем, она не знала, что на самом деле чувствовал сейчас Йосинори. Понять его эмоции и переживания, ориентируясь на энергию, было сложно. Все равно что пытаться изменить прошлое.
Подавив тяжелый вздох, Генко присоединилась к трапезе, изредка глядя на Йосинори, ощущая тоску и грусть, когда смотрела на него.
«Было бы хорошо, если бы он вновь стал благодушным монахом, а не этой каменной статуей», – вдруг подумала Генко, но быстро отмахнулась от этой мысли и принялась за обед.
Аямэ крепко, до скрежета, стиснула зубы и покосилась на лес, где жила кицунэ и куда отправился брат, едва они прибыли в эту деревню. Они только приехали и устроились в комнатах, а он уже исчез, оставив ее одну, только бы встретиться с проклятой лисой. Аямэ понимала, что Йосинори гнала в первую очередь клятва матери, но как-то же протянула демоница без его присутствия этот месяц. Пару дней еще бы точно пережила.
Храм Аямэ обошла уже несколько раз, наткнувшись на еще нескольких относительно безобидных ёкаев. Если бы ей дали свободу, она бы тотчас очистила храм от скверны, вот только и каннуси, и мико благоволили мелким демонам, так что Аямэ ничего не предпринимала. Но она знала: однажды наступит момент, когда демоны прекратят скрывать свое истинное лицо, и тогда, если еще будет кого спасать, она сможет избавиться от всех ёкаев.
Сиракава была процветающей и удивительно мирной в столь напряженное время деревушкой. По улицам сновали женщины, носились дети, шумели спорящие мужчины, и только ближе к окраине становилось спокойнее. Аямэ, недолго думая, направилась исследовать эту местность.
Земли со стороны леса она решила не трогать, как и те, что были неподалеку от храма. Большую часть территории вокруг Сиракавы занимали рисовые поля, однако недалеко от въезда в деревню виднелось весьма отчужденное место. Отдаленное ото всех и идеальное для того, чтобы там скрывался какой-нибудь ёкай.
Основная дорога вела к рисовым полям, но небольшая тропинка уходила в сторону одиноко стоящего дома. Где, как не на этом отшибе, мог осесть демон? Йосинори обмолвился, что в деревне жил еще один ёкай, и Аямэ хотела лично убедиться, что он не станет представлять угрозы.
Первым, что она ощутила, приблизившись к небольшому домику, была не ки, а удушливый запах табака. С трудом поборов поднимающийся по горлу кашель, она тихо выругалась и подошла к огражденному редкими кустами зданию. На энгаве в облаках сизого дыма сидел старик с длинной кисэрой и не сводил взгляд с юноши, который отрабатывал ката. Движения парня были уверенными, сильными и быстрыми. Прежде Аямэ видела такую скорость только у оммёдзи, которые тренировались с детства, чтобы поспевать за нечеловеческой скоростью демонов. Но деревенский юноша? Она скрестила руки на груди, следя за его техникой.
– Мечом орудуешь? – спросил старик, и Аямэ резко повернулась на его голос. Она была уверена, что стояла так, чтобы не бросаться в глаза, не говоря уже о сокрытии своей ки. Но старик столь легко ее заметил, будто она и не затаилась. Аямэ ощутила, как внутри поднимается волна столь привычного раздражения.
Юноша завершил ката и обернулся на гостью, давая рассмотреть себя внимательнее. Он точно был простым человеком – Аямэ в этом не сомневалась, – даже
