Александр Кудрявцев - Железные Волки. Время секир
– Пошли, животная, пшенкой накормлю!
Взглянул на усмехнувшегося Ратмира, покраснел, откашлялся и снова напустил серьезность:
– Сам-то откуда будешь?
– Издалека.
– Зачем к нам пришел?
– По делу.
– По какому?
– Княжескому, – помолчав, ответил Ратмир. А про себя пожал плечами: он и сам не знал, зачем его сюда Короли Ночи отправили.
– И что за дело такое? – вслух принялся рассуждать провожатый. – Вроде посадник, это самое, справляется. И нечисть из камней вывел, и поганых с Бесова острова, это самое… разогнал.
Копыта Бурки застучали по деревянному настилу. Ратмир с любопытством оглядывался на низкие избы по краям крытой мостовой. Деревня, видно, была когда-то зажиточная, но лучшие ее времена прошли: настил главной улицы местами подгнил, а новых досок так и не положили, бурую от времени солому крыш домов давно никто не менял.
Зато над каждой дверью избы были вырезаны одинаковые кресты – такие же кресты были высечены на камнях, стоявших по сторонам порогов. И еще тихо было, словно перед грозой. Будто в деревне жили не люди, а тени.
Пустыми стояли огороды за частоколами, не было звонко на улицах от играющих ребятишек, не было видно и взрослых.
– Где ж все? – спросил провожатого Ратмир. – Деревня как вымерла.
– Каются, – ответил Ероха. – Сегодня, это самое, день покаяния. Вот и каются. В церкви. Вон, видишь? А я на службе, мне сегодня не надо, – с достоинством уточнил он.
Он показал на возвышавшийся посреди села высокий дом из крепкого сруба. Его крыша круглилась, будто надутый парус, из центра которого торчала массивная мачта.
– В том доме-корабле? – спросил Ратмир.
– Да не мачта это, – усмехнулся Ероха. – Это крест. А дом – церковь называется. Там жгут смолу и молятся всеединому могущественному духу. Богу, это самое, – поправился он и мелко перекрестил грудь в видавшем виды некрашеном льне. – Плохо молишься – конец тебе. Хорошо – после смерти в рай попадешь.
– Рай? – повторил Ратмир, вспомнив монаха Варфоломея, и покачнулся от резкой боли в груди.
– Ну да, – снисходительно посмотрел Ероха. – Место такое. Здоровенная горница в небе. Попал туда, сидишь себе на облаке и смотришь вниз. Как в котле грешники варятся и визжат. И так всю жизнь. Только еще дольше. Вечность, – уточнил Ероха. – И ангелы вокруг поют. Красота!
– Красота, – неуверенно повторил Ратмир, невольно представив, какую кашу образует смесь пения ангелов с воплями из котла.
– Чудесник сказал, это самое, – добавил Ероха, – что мы бы всей деревней в аду варились. Из-за Каменных Змей. За то, что они с нечистью якшались. Вот нас верховный дух, бог, это самое, покарал проклятьем. Но он, Чудесник, вовремя до нас добрался и спас нас всех. Так что теперь на облако, – он шмыгнул носом, – если грешить не будем, конечно. Бог все видит.
Он, как показалось Ратмиру, с досадой посмотрел в небо и шмыгнул носом.
– Чудесник – так посадника вашего зовут?
– Ага. Он. Чудесник, после того как нас спас, церковь велел построить и каяться там через день.
– За что каяться-то?
– За то, что с Каменными Змеями с острова знались. И камням доверяли. На остров многие приезжали, чтобы Змеи их болезни исцеляли. Деревня за счет этого хорошо жила. Гостевые дома при каждом дворе были. Хорошо жили мы тогда, с достатком, – вздохнул Ероха, потом снова покосился на небо и добавил: – Но Чудесник сказал, это все бесы делали. Чтобы мы этим бесам верили. А не богу.
– А что случилось-то?
Ероха остановился у большого дома в несколько этажей.
– Вот – единственный гостевой дом остался на всю деревню. Да и тот пустует. Сюда мужики брагу приходят по вечерам пить. А кого жены домой потом не пускают, здесь и ночуют. Пока не протрезвеют.
– А ты откуда знаешь?
– Дак я отсюда, – рассмеялся мальчишка. – Ладно, слезай, приехали! Садись за стол, я сейчас еду справлю. Только коника твоего привяжу в конюшне. Мамка болеет, батю медведь в том году задрал. Так что по хозяйству я сейчас главный.
Он посерьезнел, взросло вздохнул и отправился с конем во двор. Ратмир толкнул покосившуюся дверь и вошел в полутемный зал.
* * *Два длинных стола вдоль закопченных стен, в углу мигала красным каменная печка, недалеко от нее навис над кружкой пьяный здоровяк. Услышав шум шагов, он с трудом поднял голову со спутанными темными волосами, обильно вымоченными в пиве.
– А кто это к нам пожаловал? – просипел пьяница, попытался встать, но тут же грузно хлопнулся обратно на лавку.
Состояние местного забулдыги Ратмир расценил как весьма полезное для расспросов. Тот был еще в сознании, но достаточно пьяным, чтобы выболтать здешние тайны.
– Меня зовут Ратмир, сын Браги Сигурдсона, – приветливо сказал он.
Пьяница с широкой улыбкой простер к нему объятья и снова попытался привстать. Поняв, что не удастся, он нахмурился и погрозил кому-то пальцем. Посмотрел на нового знакомого ярко-голубыми, по-детски светлыми глазами на смуглом лице.
– Хват я, коваль[22], – объявил он. – Ты садись, не обижу.
Хват попытался зачесать назад буйную гриву и заправить ее в хвост кожаным ремешком с серебряными заклепками. Несколько прядей снова выбились на высокий лоб. Кузнец смахнул их с лица широкой ладонью человека, всю жизнь имеющего дело с железом.
– Две кружки пива, – сказал Ратмир, увидев входящего Ероху, – и дай нам что-нибудь поесть. Ну что здесь готовят.
Мальчик покосился на мутно уставившегося на него кузнеца, буркнул что-то под нос и скрылся.
– Как-то раз, – доверительно сказал, повернувшись к Ратмиру, Хват, – я прямо в кузнице нажрался. Пожар был – чертям в аду не снилось. Навес рухнул, мне ноги переломал. Ножищи срослись, конечно, но как-то не так. Ходить нормально уже не могу. Последнее предупреждение богов мне было! Ну что делать – внял. Три года больше ни капли, – сказал кузнец и, свесив голову, глухо пробубнил в кружку, – до сегодняшнего дня.
– Что стряслось? – спросил Ратмир.
– Жена заболела, – могучая грудь тяжело поднялась и опустилась, – вот уже три дня лежит. Знахарей к ней водил, все руками разводят. Даже Чудесник сделать своими молитвами ничего не смог. Только свечку поставил и сказал, что так богу угодно, – кузнец вдруг поднял голову и грохнул кулаком по столу. Взвились в воздух кружки и блюдо с куском желтого пахучего сыра. – Богу угодно, а мне нет! – взревел он и вновь умолк, уставившись в столешницу. – Слушай! – с надеждой посмотрел он на Ратмира. – А ты случаем не этот, не знахарь? Или как вас там? Людей не лечишь, а?
– Нет, – покачал головой Ратмир.