Юрий Никитин - Начало всех Начал
— Отдыхай, — сказал он и поднялся.
Она испросила испуганно:
— Ты куда?
— Пройдусь немного, — сказал он. — Может быть, еще какого зверя догоню.
— Скоро ночь, Адам!
Он пообещал отстраненным голосом, словно находился уже на другом конце мира:
— Я скоро вернусь, Ева.
Ангелы наслаждались жизнью в удивительном мире, где можно превращаться в разных существ, можно спорить друг с другом и даже с Творцом, вообще делать себя такими необычными, как вон Ангрихон, что появляется в виде большого пылающего камня, усеянного блестящими кристаллами алмазов, рубинов, сапфиров и других отражающих свет образований.
Правда, большинство еще оставались бессловесными исполнителями воли Творца, всего лишь посланцами, но другие с удовольствием общались, чего раньше не делали даже они, ревниво смотрели, кто что придумал и в чем изменил себя, что узнал и как это понимает.
Азазель услышал, как на другом краю мира Нагдиэль рассказывал весело:
— …и когда Всевышний увидел, что они подкрались к запретному дереву и жрут плоды, Он крикнул в гневе: «Да чтоб вы подавились!» Те так и застряли у них там, где были в тот момент. У Адама застряло в горле, отныне то место будет зваться адамовым яблоком, а у Евы сразу два, покрупнее, она же начала жрать первой, аппетит разошелся…
Нехаштирон, самый туповатый из ангелов, но постоянно присутствующий среди тех, кто обожал смотреть на Творца с вызовом, спросил непонимающе:
— Тоже в горле?
Рогзиэль, самый нетерпеливый и всегда все быстро схватывающий, гаркнул сердито:
— В груди!.. Ты что, не видел, какие у нее там спереди торчат яблоки?..
— А-а-а-а…
Ангелы смеялись, кто тихонько, кто во весь голос, некоторые хохотали. Азазель подумал невольно, что люди, даже оставив сад Эдема, успели изменить не только сам сад, но даже ангелов. Хотя некоторые из них все еще копируют животных, но смеяться научились только от людей, никто другой в Эдеме этого не умел.
Нагдиэль, снова похохатывая, спросил хитренько:
— А кто знает, почему Адам у костра греется, стоя к нему передом, а Ева всегда поворачивается задом? И так будут отныне поступать все мужчины и женщины на свете?
Все смотрели заинтересованно, а Нехаштирон сказал нетерпеливо:
— Никто не знает. Говори, не томи!
— Не томи, — повторил Азазель и посмотрел на него с интересом: — Этого слова и даже понятия у нас не было. Много набираемся от человека!
Они переглянулись, Ангрихон буркнул:
— Может, потому Господь и убрал Адама из сада?
— Адам нарушил, — запротестовал Нехаштирон, — за что и был изгнан! За такое вообще надо было убить.
Такритейя, самый осторожный из присутствующих ангелов, вздохнул:
— Кто знает замыслы Всевышнего? Он мог все знать заранее.
Ангрихон возразил:
— Он знает движение каждой песчинки во Вселенной, потому что все в Его воле! Но только не человека. Он же вдохнул в человека часть Своей воли, потому человек и своевольный. Всевышний может раздавить человека, как мокрицу, в любой момент, но не может его заставить делать что-либо по Своей воле!
Нехаштирон вздохнул:
— Не понимаю, зачем Ему такое понадобилось… Ладно, так почему Ева греет зад, а мужчина прогревается спереди?
Нагдиэль объяснил с торжеством:
— Когда грешили на холодной и сырой земле, у него замерзли локти и колени, а у нее задница!
Все захохотали, Азазель заметил, что и хохочут по-разному, но пока не очень умело и не совсем адекватно: когда громче, когда тише, у человека все-таки получалось лучше.
В другом конце мира ангел Шахрирон, один из самых ревностных помощников Люцифера, собрал ангелов и доказывал, что Создатель потерпел сокрушительное поражение, когда Адам воспротивился Его воле и был изгнал из Эдема.
Правда, возле него находилось совсем немного ангелов, но для них нет расстояний, и его поддержали довольными криками и хлопаньем крыльев отовсюду, даже слушающие веселые придумки Нагдиэля. Всем приятно, когда кто-то сильный допускает промах, только Кассиль, как всегда угрюмый и одинокий, молчал и покачивал головой.
Шахрирон заметил, спросил задиристо:
— Ты не согласен, Кассиль?
— Нет, конечно, — ответил Кассиль.
— Почему? Разве не получилось вопреки воле Всевышнего?
Кассиль ответил хладнокровно:
— Не знаю.
— Что? Но ведь…
Кассиль покачал головой снова.
— Адаму было запрещено есть плоды с этого дерева. Но значит ли, что ему было запрещено их есть вечно? Возможно, им надо было дать время дозреть?.. Не получилось ли так, что Адам всего на день или два опередил события?.. И Господь разрешил бы?
Наступило молчание, озадаченные ангелы переглядывались. Шахрирон сказал наконец раздраженно:
— Кассиль, но все равно, разве Адам не вызвал гнев и не был изгнан?
— Все верно, — ответил Кассиль сумрачно, — я не знаю замыслов Творца, как и вы не знаете, но могу я предположить, что Он и так бы отпустил Адама за пределы сада, когда тот был бы к этому готов?..
Снова молчание, он видел, как они стараются понять, постигнуть, но большинство просто не умеют думать вообще, простые посланцы воли Господа, что так и не обрели даже зачатки своей. Только Азазель, самый вольнолюбивый, сказал резко:
— Кассиль, ты говоришь не о том! Адам изгнан из рая. Изгнан!
— Изгнан, — согласился Кассиль, — но не уничтожен. Господь проявил справедливость, но вместе с тем и милосердие. Адам совершил проступок, а не преступление. Творец разгневался на Адама, но…
— Но что?
Кассиль сказал медленно и раздумчиво:
— Мне кажется, Создатель не оставит его… полностью. Будет приглядывать… и уже приглядывает за своим дитятей издали.
В наступившей тишине Азазель проговорил веско:
— Тем более мы должны подтолкнуть Адама на поступки, что вызовут еще больший гнев Творца! И тогда он либо полностью отвернется от Адама, либо, если нам повезет, совсем уничтожит этот мир!..
Кассиль сказал задумчиво и медленно, как умел делать только он:
— Я не удивлюсь, если у Творца на все есть запасной вариант… Он планировал выращивать из Адама некоего человека, а того постепенно превращать… скажем, в… ну, не знаю, не дано нам даже близко постигать замыслы Того, кто создал нас одним словом и все так же стоит выше нас, как мы над червями земли! Я все еще думаю, что это вовсе не провал.
— А что?
— Некая заминка, задержка, встряска на дороге, которая раньше выглядела такой гладкой и ровной…
Нехаштирон, который все еще не научился понимать очень длинные и сложные фразы, прервал:
