Пепел и перо - Рэйчел Кейн
Джесс лишь не желал с этим соглашаться.
Когда он обернулся, Глен уже ушла обратно в тюрьму. Хорошо. Джесс не был уверен, что готов находиться рядом с ней дольше. Он чувствовал себя преданным, но казался себе дураком из-за своих чувств. Мысль о том, что он не прав, не даст ему теперь покоя. «Неужели нельзя сделать так, чтобы с Морган все в итоге было в порядке?» Ее использовали – либо в Библиотеке, которая, по крайней мере, о ней заботилась, либо сам Джесс и все остальные его друзья, которые о ней позаботиться даже не могли.
Джессу было ненавистно, что он не может ее защитить. Да и на самом-то деле не имел на это права.
Так что он вошел в мастерскую, скинул рубаху, разжег огонь и начал ковать буквы для печатной машины.
Джесс занял себя работой. Делать больше было нечего, а простой физический труд помогал очистить разум и забыть о тревогах, которые нынче всегда были где-то поблизости. Джесс едва ли замечал, как летит время. В какой-то момент к нему присоединился Томас, и они не разговаривали – ну, Томас пытался заговорить, но Джесс был не в настроении.
Только спустя полдня он спросил:
– Морган создает Кодекс?
– Да, – сказал Томас. – Я с утра сделал для нее иголку. Глен разрезала кожу от ботинок для переплета. Это хорошая идея…
– Не хочу это обсуждать.
– Морган нужна капля крови Брайтвеллов, чтобы привязать Кодекс к Брендану.
– Я не собираюсь помогать.
– Джесс, – сказал Томас. – Посмотри на себя. Ты рассек всю кожу на пальцах, делая для нас стекло. Весь в ожогах и синяках. Весь уже кожа да кости из-за того, что отдаешь свою еду мне, и не думай, что я не заметил. Нам всем приходится рисковать. Всем. Вместе.
«Это другое», – хотелось возразить Джессу, но он не мог. Прозвучало бы бессмысленно, а Томас как никто другой знал Джесса. Так что он продолжил работать и постарался об этом не думать.
Джесс так увлекся, что чуть было не заметил, когда к ним наведался гость.
– Все в работе, я погляжу, – произнес голос у двери мастерской, и Джесс, весь в поту от постоянного жара кузницы, вытер лоб, моргнув, чтобы сообразить, что к чему.
В дверях стоял капитан Санти. Ну, сказать, что он стоял, было бы преувеличением. Он упирался в деревянную дверную раму и держался за плечо профессора Вульфа, а без того и другого, скорее всего, не смог бы находиться долго в вертикальном положении.
Однако выглядел он куда лучше. Его рука была забинтована, но даже издалека от него странно пахло медом.
Джесс помог Вульфу усадить Санти на одну-единственную здесь скамейку.
– О, хватит вертеться вокруг, будто я разбитая ваза, – возмутился Санти. Щеки его слегка раскраснелись от усилий, потраченных на ходьбу. – Со мной бывало и похуже.
– Врешь, – сказал Вульф, но кратко, словно факт, а не обвинение. – Я знаю все твои великолепные боевые ранения. Никогда у тебя не было таких ужасных ожогов.
– Медом с хлебом меня тоже никогда не мазали. Неделя новых начинаний. – Санти обратил свой взор на Джесса: – Итак. Прогресс?
– Мы почти закончили, – сказал Томас, отходя от разгоряченной печи. На нем был самодельный фартук, сшитый из старого одеяла, и такие же рукавицы, а глаза он защищал чем-то вроде очков, сделанных из найденных в мусоре остатков битого стекла и тряпок. Томас весь сиял от пота, волосы прилипли к голове, а улыбка его выглядела ликующей, точно очищенной от всех лишних эмоций. – Капитан. Я так рад вас видеть!
Санти кивнул, давая понять, что слышит, но явно не желает ничего обсуждать. Вместо этого он спросил:
– Вы же понимаете, что как только построите эту штуку для Бека, он с легкостью сможет скопировать ее?
– Да, мы об этом позаботились, – сказал Томас. – И если что внезапно сломается, не будет даже нашей вины.
Санти улыбнулся, сначала неуверенно, но затем его губы растянулись шире.
– Вы двое, – сказал он, и прозвучало это как комплимент. – У вас пугающий талант к разрушениям.
– Учились у лучших, – сказал Джесс и ухмыльнулся в ответ. Все тело у него ныло, но он не мог не признать, что при виде Санти, живого и относительно здорового, настроение у него значительно улучшилось.
От Джесса также не скрылось и беспокойство Вульфа, которое тому спрятать удавалось плохо. Как обычно, капитан Санти себя не щадил. И Вульф пытался его удержать ради его же благополучия. «Знакомо».
Томас стер пот и копоть с лица тряпочкой, которая уже и так была вся черная. Он выглядел, подумал Джесс, как греческий бог Гефест [3], с голой, покрытой сажей грудью и тяжелым молотом в руках.
– Жаль, вы не можете мне продемонстрировать, – сказал Санти. – Я был бы рад увидеть, как что-то печатается.
– Я думал, профессор Вульф демонстрировал вам работу машины, которую мастерил сам?… – спросил Томас.
– Я уезжал, когда он ее строил, – сказал Санти. – Тренировал новый библиотечный отряд в Бельгии. Знал лишь, что у него какой-то важный проект, но о деталях не был осведомлен.
– И незнание спасло тебе жизнь, – сказал Вульф. – Тебя бы убили, если бы хоть мимолетно что-то увидел.
– Скорее всего, – тихо согласился Санти. – Когда же я вернулся с задания, то обнаружил, что Криса нет, как и его труда. Остальное вы знаете.
Остальное: заключение под стражу, пытки, удаление всех упоминаний о Вульфе из библиотечных документов, – для профессора уровня Вульфа это все равно что отнять бессмертие, сжечь работу всей жизни, и за что? За свою гениальность. За то, что Вульф является именно таким, за кого Библиотека изначально боролась. В груди у Джесса что-то сдавило, точно беззвучный крик. Какая же потеря. Сколько всего потеряно.
Джесс до сих пор не мог свыкнуться с жестоким, жутким фактом того, что все это продолжается сотни лет. Что архивариусы, поколение за поколением, уничтожают каждого, кто угрожает их власти – таких, как Томас и Вульф. Два примера тех, кого тысячу лет назад Библиотека бы восхваляла и обожествляла.
Спокойствие Санти теперь вызывало у Джесса холодок по коже, и это несмотря на то, что они находились рядом с кузничной печью.
– Когда вы будете готовы продемонстрировать работу? – поинтересовался Вульф. Томас быстро переглянулся с Джессом и вскинул брови.
– Не знаю. Через пару дней?
– Завтра, – сказал Вульф. – Мне бы хотелось, чтобы вы успокоили Бека поскорее. Чем дольше он нервничает,
