Валерий Большаков - Марс наш!
Висенте наполовину осмотрел, наполовину ощупал свое воинство.
С ним на задание выходило семь человек Сбрелось только четверо.
Пятый сидел в гермокабине.
– Mierda…
– Может, они вернулись?
– Ага! Решили, что-то ветрено сегодня!
– Я там кое-что видел, мне кажется…
– Что именно? Не мнись, Хуан!
– Да черт его знает… Лучше показать!
– Стоять!
Висенте нащупал борт марсохода и снял с него буксировочный трос – плоскую ленту.
– Все цепляем трос к поясам! Вперед, Хуанито…
Сгибаясь под ветром, космопехи двинулись, как альпинисты в связке.
– Черт, уже не видно…
– Да что видно-то?!
– Мне показалось, что я видел гусеницу краулера… Она торчала из песка…
Висенте сделал еще шаг и неожиданно провалился в песок по колено.
– Это зыбучка! – заорал он.
Пытаясь выбраться, он лишь сильнее увязал в холодном и рыхлом грунте.
– Тащите меня! Живее!
Втроем Баку вытянули из ловушки.
Задыхаясь, Висенте сказал:
– Значит, тебе не показалось… Майер там, вместе с краулером. Mierda…
Постояв, потоптавшись, Бака двинулся к марсоходу сгибаясь под ветром.
Как здорово, подумалось ему, что он в скафандре и песок не хлещет в глаза.
Далеко бы удалось уйти, двигаясь вслепую?
– Волосатик! – окликнул Висенте водителя «Конестога», лысого, как яйцо. – Направление!
– Юго-запад!
– Карту на экран!
– Готово.
– Место падения «Либерти» там отмечено?
– Вот оно.
– Далеко еще до него?
– Километров тридцать, если по прямой. Только на запад.
– Вот туда и держи. Мы все будем слева от тебя, в ветровой тени.
По машинам!
Подчиненные малость ожили.
Никто не спрашивал Баку зачем им место крушения – все, как и он, надеялись найти там убежище.
Чтобы тепло было, и попить можно, и поесть.
И подышать!
Три краулера двинулись, держась сбоку от вездехода, вот только выдерживать строй получалось плохо – ветер не учитывал желания водителей.
Ближе всего к марсоходу находилась пара Меските Джона и Мигеля Состенеса.
Они ехали на старой модели краулера – это была открытая платформа на четырех автономных «гусянках».
Сверху пара сидений и клетка багажника.
Ни дут безопасности, ни откосов – ничего.
Если перевернется краулер Висенте, то он как «багги» упрется рамой, а вот если кувыркнется Меските…
Их обоих накроет танкеткой. Как тараканов – тапок…
Висенте будто подгадал – ветер ударил таким порывом, что марсоход не выдержал.
Он накренился, сгибая флекс-колеса, да и опрокинулся – прямо на краулер Меските Джона.
Мигеля задавило сразу, он и пикнуть не успел, а Джону повезло – Меските так шустро отпрыгнул, что отделался синяками, да и то потому, что свалился на соседний краулер, ударяясь о раму безопасности.
– Волосатик! Hijo de la puta! Ты что творишь?
– Да я-то тут при чем?! Сам нос разбил!
– А Мигель – черепушку!
– Висенте! Я же…
– Vete a la chingada! Меските, сядешь на багажник… Парни, ко мне! Цепляем марсоход и ставим на колеса!
Объединив усилия, космопехи вернули машину в нормальное состояние.
– Едем отсюда! Скорей!
Висенте не стал добавлять, что запасы кислорода стремительно тают.
Ромеро – идиот! – озлился Бака.
Решил забросить им кислород на МПА – прямо из «Порт-Годдарда».
Вот только не учел, придурок, что погода нелетная.
Взлететь-то можно, «Порт-Годдард» почти не задело бурей, так, поддувает немножко, но сесть…
Это будет не посадка, а крушение.
И как быть?
Даже если они пару раз «набьют» баллоны скафов из цистерны на марсоходе, им этого хватит часа на три, от силы.
Ну, может, на четыре.
А потом что?
Подыхать?
Стоило переться на Марс, чтобы тут дуба врезать!
Идиотство…
– Висенте! Впереди ярданг!
Этим звонким словом называли глубокие борозды с крутыми склонами и острыми гребнями между ними.
Выглядят они так, будто их выкопали экскаватором, а на самом деле это ветер постарался – выдул грунт, избороздил его так, словно выгреб, канаву за канавой.
– Вдоль или поперек?
– Вдоль! По пути нам.
– Вот и шуруй по нему…
– Ага!
Марсоход первым спустился в борозду, краулеры двинулись следом.
Узкий гребень ярданга курился песком и сеялся пылью.
Бака, весь в тревогах и страхах, съехал последним.
Краулер Хуана катился перед ним, как вдруг ярданг будто ожил – гребень его поплыл, кренясь, и обрушился, погребая танкетку под собой.
– Mierda! – возопил Висенте, тормозя.
Соскочив с танкетки, он бросился на выручку.
Хорошо еще ветер тут дул слабее, сдерживаемый ярдангом.
Руками отбрасывая песок, Бака вскоре нащупал дугу краулера.
Меските, пыхтевший рядом, крикнул:
– Я добрался до скафандра!
– Копай, копай!
Спотыкаясь, подбежал Боб, упал на колени и стал ожесточенно рыть песок.
Меските Джон неожиданно застыл и медленно выпрямился.
– Кончай, ребята… – сказал он сдавленным голосом. – Хуана закапывать впору…
– Что-о?!
– Его каменюкой шарахнуло по шлему, там, в песке, глыба была…
– Шлем лопнул?
– Шлем целый, а вот шея…
– Mierda… – застонал Бака. Помолчав минуту, он сказал с ноткой усталого безразличия. – Поехали отсюда…
Двумя часами позже Висенте понял, что они промахнулись мимо того кратера, где гробанулись ТМК, и удаляются в пустыню.
Трое живых, растерявших своих павших, прислонились к вздрагивавшему борту марсохода.
Бака откинул голову, и шлем глухо клацнул.
Закрыв глаза, лишь бы не видеть этой кружащейся мути, Висенте думал о близком конце.
Никто им тут не поможет, никто не спасет.
Русских позвать?
Ага, чтобы доставить им удовольствие?
Слава богу, скажут, эти придурки сами себя истребили!
Все верно, дурачье и есть.
Почему-то вспомнилась жаркая Аризона, окраина Финикса, где он родился, где пошел в школу.
Бака вздохнул.
Там тоже пустыня вокруг, и много красного колеру.
Скалы выпирают из осыпей, словно продрали земную кору и высунулись.
А среди красных, кирпичных, ржавых утесов и гряд зеленеет можжевельник и серебрится полынь.
Вот только небо голубое.
И воздух хороший…
Травой пахнет увядшей, шалфеем…
Бывало, разожжешь костер, да подбросишь в него креозотовых веточек… Хорошо!
Даже оленины не нужно, чтобы счастье испытать и умиротворенность, достаточно пары сосисок.
И кофейника, булькающего на углях…
А ночь – синее синего, койот жалобно подвывает, словно подачку выпрашивает…
Конь скромно хрумкает в сторонке…
Ну ладно, ладно, один только раз он на лошади прокатился, а так – на мотоцикле.
Все равно хорошо…
– Висенте…
Бака медленно раскрыл глаза.
