Александр Кулькин - Когда наша не попадала
Не глядя по сторонам, упиваясь своей силой, гэндзины прошагали к воде, и остановились, как металлические фигурки в хитроумной шкатулке, подаренной отцу князя желтолицыми купцами. В детстве князь любил крутить ключик, чтобы потом смотреть на представление, когда же ключ переставал вращаться, то искусно вырезанные люди, животные и птицы застывали, как будто их охватывал сон. Но потом, как рассказывал Ивану учитель, князь охладел к игрушке, потому что понял: он не бог, чтобы оживлять пусть и механическую, но жизнь. Из раздумий юношу вырвал голос Хачиро. Смотря на бухту, он читал стихи:
Тайхэй но Нэмури о самасу Дзёкисэн Татта сихай дэ Ёру мо нэмурэдзу
– А перевести можно? – вежливо поинтересовался волхв.
Хачиро растерялся, но, немного подумав, ответил:
– Стихами вряд ли. Но если только общий смысл, то будет приблизительно так:
Безмятежный сон океана нарушили чёрные суда;
Всего четыре корабля достаточно, чтобы мы не
спали ночью.
– Теперь можно и к дансяку, – прервал тишину атаман. – Даже нужно.
Дворец местного князя был также сделан из деревянных планок и обнесён мощной стеной. Но Геллер всё равно скептически хмыкнул, покосился на Спеся и промолчал. Встретили их равнодушно, Хачиро пытался что-то сказать, но пожилой самурай только покачал головой:
– Дансяку занят.
Присев в углу двора на циновки, ватажники стали развязывать котомки, доставая нехитрую походную снедь. Путешествие приучило их не торопиться и не нервничать из-за ожидания. Грызя сухарь, Иван осматривал двор и замок местного владыки. Двор был чистым и тщательно ухоженным. Ни одной травинки не пробивалось сквозь тщательно уложенные камни, у открытых ворот статуями замерла стража, только дробный перестук деревянной обувки многочисленной прислуги нарушал тишину. Над причудливо изогнутыми крышами безжизненно повисли яркие флаги, ветерок, который бегал за ними весь день, исчез бесследно, и на людей навалилась духота.
– Дождь что ли, будет? – недовольно проворчал Спесь Федорович, и закинул в рот крошки с ладони. – Кости ломит.
– Долго ещё нам ждать? Иван, ты не хочешь нам что-нибудь рассказать? – заворчал Володимир, но волхв его не слышал. Он удивленно смотрел, как низко кланяются воины у ворот, и, главное, кому?! Обычному, хотя и крупному, барсуку! Тут парень вспомнил, помянул в сердцах Чернобога и посмотрел обычным взором. В ворота входил старик в серой простой одежде, с накинутым капюшоном. Из-под капюшона был виден только длинный нос.
Нос старика задергался, будто принюхиваясь, и, сменив направление, монах направился в сторону ватаги. Иван быстро вскочил на ноги и низко поклонился. Вслед за ним поднялись для поклона и остальные – волхв зазря кланяться не будет.
– Вижу, меня уже узнали, – довольно ответил барсук, отвесив ответный поклон. – Пойдёмте вместе к князю здешних мест. Уныние не подобает воину.
– Кто это? – прошептал Михайло на ухо волхву.
– Даитэнгу, так зовут меня здешние люди, любезный гэсту, – пряча улыбку, ответил барсук-оборотень. – И не надо шептаться. Не знать – простительно, не интересоваться – глупо.
– Не серчай, хозяин, – извиняющимся тоном пробасил Михайло. – Негоже во чужом хозяйстве жить по своему, обычая не зная.
Глаза Даитэнгу сверкнули во мраке капюшона, но голос остался тихим и доброжелательным:
– Не хозяин я. Даю я советы людям и нелюдям, и их дело, слушать или нет. А вот о тех, кто в гостях свои порядки устанавливает, мы и поговорим у дансяку.
Отодвинулась ширма, вся разрисованная ветками цветущего дерева, и низко поклонившийся воин провозгласил:
– Даитэнгу и сопровождающие его люди – к дансяку Апитомо!
Сидящий на циновке немолодой, но крепкий мужчина в простом чёрном одеянии резко поднялся и буквально вцепился глазами в идущего впереди всех Даитэнгу. Немного поколебавшись, он отвесил поклон как равному, и получилось так, что наставник людей и нелюдей поклонился одновременно с владыкой. Поклон же Хачиро был гораздо ниже, и ватажники повторили его. Разгибая спину, Иван подумал, что поклон спину не ломит, и пусть обычай странный, но они же в гостях.
– Зачем, наставник, ты привёл ко мне этих… – князь запнулся, подбирая слово, и барсук закончил за него:
– Гостей, почтенный князь.
– У меня уже были «гости», – губы дансяку исказила горькая усмешка, но тут он спохватился: – Садитесь, уважаемые! Если почтенный Даитэнгу говорит, что вы гости, то я прикажу подать угощение и позвать музыкантов.
– Ты опять спешишь, Апитомо, – старательно кряхтя, наставник расположился на циновке. – Эти гости пришли издалека, чтобы помочь нам справиться с бедой. Пусть внешне они похожи на гэндзинов, но нет лжи в их словах, а ошибки в их поступках – не от желания обидеть, а от простительного незнания. Поведай нам об своих бедах.
– Позволь, наставник, хотя бы подать вина, чтобы речь лилась свободно, потому что мало что могу я поведать.
– Вина? – Даитэнгу провёл ладонью по лицу. – Вина можно, но немного. Стоим мы на развилке дорог, и трезво надо сделать выбор, потому что пришло время перемен.
Вино принёс старый слуга и, расставив бокалы на низком столике, поклонившись, удалился.
В ответ на разочарованный только одним кувшином взгляд атамана, дансяку немного загадочно произнес:
– Всему своё время, и время каждой вещи под небом.
Разговор неторопливо брёл по узенькой тропинке между пропастью умолчания и горой гордыни, и вскоре Спесю Федоровичу это надоело.
– Давайте говорить конкретно! Я понимаю, что у вас своя манера и свои обычаи, но мы люди прямые и поэтому – когда бить будем?
Даитэнгу поперхнулся вином и, после дружеского Михайлиного похлопывания по спине, превратился в рассерженного барсука. Но тут же обратился обратно и извинился. Апитомо покачал головой.
– Не можем мы их побить, хоть и горько мне это признавать, но воин во мне уступает полководцу. Не готовы мы к войне и даже не знаем, что именно они хотят. Их командир только требует императора и не хочет понимать невозможность своих претензий.
– У него есть инструкции от его князя. Там всё сказано, – подал голос Иван, внимательно прислушивающийся к разговору. Вино в его чашке давно остыло; отхлебнув глоток, волхв отодвинул спиртное. Слишком молод он был для того, чтобы пить, – пей, но дело разумей, – и понимал это.
– И где он их прячет? – заинтересовался дансяку.
Иван задумался, но потом довольно щёлкнул пальцами:
– На самом большом корабле, в самой большой комнате, в металлической шкатулке. На крышке ещё какая-то птичка нарисована, вроде бы, он её орлом считает.
