Город с львиным сердцем - Екатерина Звонцова
– Кто?.. – Материк сощурился, словно припоминая. Потом рассмеялся и фыркнул. – А. Этот. Да, да, он большая проблема. Планетарного, скажем так, масштаба.
– Он не проблема, он, кажется, хочет помочь… – начал было мальчик, но Материк оборвал его таким хохотом, что каждый звук словно падал на пол металлическими шариками.
– Помочь?! Помочь, Город-на-Холмах? Прошу, не будь таким глупым! Та его шутка про коллекционирование голов куда меньше шутка, чем ты надеешься. Он идёт с вами не просто так. И если не поторопишься, скоро он тебя… скажем так, удивит.
Дыхание перехватило. Мальчик прикрыл глаза: голова кружилась сильнее, чем после бесконечных боёв. Боёв со Смертью, учившим его выживать. Смеявшимся. Подбадривавшим. Одними губами он повторял лишь: «Нет, нет…» – но его оборвали:
– Да. Уж поверь, Кара боится его не зря; странно лишь то, что вы ещё живы. Он будет тебе мешать, и тогда не церемонься с ним. Многих спасёшь, не себя одного. Самое главное… – Материк помедлил. – Не слушай его болтовню и не давай ему приблизиться ко мне. А в идеале…
Слова не нужно было продолжать – они читались в хищной гримасе. От них снова щипало глаза и сжималось горло. Вымарать их из рассудка уже не получалось.
– Я понял, – сдавленно сказал мальчик, упираясь взглядом в рыжие цветы под гробом. Они закрывали венчики, будто собираясь отойти ко сну. Вопросов были ещё сотни, горькие сотни, но силы кончались, а смысл – выспрашивать, выторговывать, молить – терялся. Время там, наверху, бежало. И с губ сорвалось безропотное, жалкое: – Отпусти меня.
В темноте блеснула довольная улыбка.
– Запомни. – Материк чеканил слова, как монеты. – Кулон. Девчонка. А убив Смерть, ты выиграешь время всем нам.
Он снова хлопнул в ладоши и рассыпался, за ним и остальное: тело в стекле, цветы, факелы, огонь и вода. Песок, в который всё это превратилось, всколыхнулся вокруг мальчика, оплёл и потащил вверх. Не дыша, сжимая губы и закрывая уши, он зажмурился. В эту мучительную минуту хотелось задохнуться.
Когда он открыл глаза, вокруг была тихая ночная пустыня. Всё тот же свет Небесной Матери лился сверху, особенно ярко мерцало голубое кольцо. Мальчик посмотрел на цепь своих обрывающихся следов и пошёл назад. Внутри было по-прежнему же пусто, и всё, на что он тратил последние силы, – не думать. Нет, нет, нет. Он не мог, просто не мог. А впрочем, думать было и не о чем, кроме одного: послушать хранителя или нет.
Разве не обрадуется Рика, зная, что её Герой вернётся и вновь станет Героем? Разве нет?
– Нет. Её ведь не будет.
Холодную правду бросил в окружающем безмолвии смутно знакомый, сильный, мелодичный голос. Он напоминал о ком-то, но о ком? Мальчик содрогнулся и огляделся. Никого рядом. Мысли вновь овладели им, утяжеляя каждый и без того нетвёрдый шаг.
Так что же Кара? Разве не будет она рада, что её ошибку исправят? Может… он даже простит её? А может, она и не лгала? Вдруг просто забыла, как любовь сбросила её вниз? Вдруг, узнав, что натворила в Долине, она станет корить себя? Тогда он точно её простит, и… всё будет как раньше. Лучше. Намного лучше, а цена – одна лишь стекляшка и девушка, которую он с собой даже не звал. Не друг. Мало ли таких и похожих в его стенах? Мало ли их лежит под песком, живых и настоящих? Но…
– Пожертвовал бы прежний ты хотя бы одним существом во имя общего блага? Пожертвовал бы?
Теперь, резко остановившись, мальчик вспомнил этот бесплотный голос. Он принадлежал Мудрому графу. За голосом вспомнилось что-то ещё.
«Можешь прийти ко мне или позвать меня… может, тебе понадобятся другие советы».
Мальчик позвал, откуда-то точно зная: его услышат. И его услышали, песок рядом снова сдвинулся, сгустился. Небольшая струйка поднялась и сложилась в знакомую фигуру, на этот раз простоволосую, без очков, шляпы и сюртука, но в доспехе и с мечом меж опущенных окровавленных ладоней. Мудрый граф с усилием расправил плечи, как распрямляется после дуновения ветра тростник. Он совсем не выглядел удивлённым.
– Ты звал меня, город… я тебе рад. Нашёл ты нам спасение?
– Нашёл, – прошептал мальчик и открыл рот, чтобы рассказать как можно короче. Но серый взгляд, так и не забытый, уже прожёг его до кончиков пальцев. В этом взгляде были пепелища, сражения, обгорелое тело, пыльная буря, красное сияние, сливающееся с золотым в тени верблюжьего силуэта. Хэндриш Олло помолчал и нахмурил брови.
– Уверен?..
– Я… – мальчик запнулся, в глазах защипало. Он почувствовал себя по-настоящему беспомощным. – Не знаю! Умоляю! Помогите! Вы же обещали…
Но углы его губ, только что улыбавшихся в приветствии, удручённо опустились, и он опёрся на меч – тяжело, как старик на трость.
– Я обещал тебе помощь и совет, если ты будешь в беде, малыш. Я не обещал тебе подсказку, предавать ли твоих друзей. Прощай. Мне пора умирать.
И граф рассыпался, и снова поднялся ветер, донеся обрывки воинственных криков и лязг мечей. Мальчик окликнул графа снова, протянул руку, чтобы поймать хоть песчинку, но они улетели прочь. А вслед за этим впереди раздались знакомые громкие голоса:
– Зан!
– Зан!
– Ты в порядке, малыш?
Трое бежали к нему, за ними неспешно следовал чёрный верблюд. Мальчик сделал глубокий вдох и пошёл навстречу. Вместе с этими голосами он ясно слышал другие. Родные.
Они всё ещё пробивались из песка.
Да. Солги им, мальчик-город. Солги, и пусть они поскорее уснут.
15. Сколько спят упавшие звёзды?
Он хотел попросить прощения, сказать, что испугался. Он готов был повторять это всем, лишь бы они ни о чём не догадались, но ему не пришлось. Даже Рика, потрепавшая мальчика по плечу, ничего не спросила. Им казалось, что они всё поняли. И, разумеется, они простили побег. Другое не простят, но он запрещал себе об этом думать.
Кара крепко обняла его и надолго прижала к себе. Он ответил, хотя никогда раньше так не дрожал от её прикосновений. Харэз, проходя мимо, пристально вгляделся в него, и привычный взгляд исподлобья – в противоположность объятьям звезды – обдал жаром. Мальчик старательно улыбнулся и даже не потупился.
– Я просто подумал, что скоро, как тот город… – залепетал он.
Не слушая, Харэз отвернулся, что-то пробормотал верблюду, шлёпнул его по шее. Тот подогнул ноги и послушно опустился. Харэз влез в седло.
– Поедешь со мной?
Мальчик немыслимым усилием выдержал второй взгляд и отказался. Всё-таки тот, кто так смотрел сверху вниз и так устрашал самыми ласковыми фразами, хорошо его обучил: выдержки и решимости прибавилось. На верблюда села Рика, и удалось даже не посмотреть на её мерцающий красным кулон.
Пустыня – тёмная, сонная – наползла вновь. Они проехали ещё отрезок пути, петляя, не ориентируясь ни по каким звёздам, хотя небо уже усыпалось ими. Возможно, они даже вернулись немного в сторону кратера. Остановились. И снова, почти привычно, Харэз сотворил из воздуха оранжевый костерок. Кара уже ярко светилась, широко зевала. Мальчик прилёг с ней рядом, и она не выказала никакого удивления, только накрыла его плащом и вместо «спокойной ночи» щёлкнула по носу. В сумраке он всё смотрел и смотрел на её лицо, пока не перестали подрагивать белёсые ресницы и не выровнялось дыхание.
Шли минуты – в бессмысленном безмолвии, бессильном бездействии. Прошёл час, и второй, и третий. Казалось, в бурю время летело намного быстрее. Мальчик, как и тогда, не двигался, закрывая иногда глаза, но чаще глядя в тёмное мерцающее небо. Думая или не думая, он не знал сам. Голова гудела. Сердце ныло.
Он обернулся. Рика тоже спала. Судя по положению Харэза, по его замершей правой руке, и он решил подремать. До них было около десятка шагов. И тогда мальчик медленно достал из-под накидки, лежащей вместо подушки, подаренный Озёрной графиней кинжал.
Только-только получив его, мальчик даже не присматривался: он не так чтобы любил оружие, разве что луки и рогатки. Теперь же перламутровая рукоять со вставками голубой эмали покорно легла
