Идеальный воин - Александр Васильевич Чернобровкин
— Вперед перебежками! — передал мне по рации командир взвода, которому перед этим доложил, что вышли на исходную.
Я продублировал приказ и первым перебежал дорогу, спрятавшись за деревьями на противоположной стороне. Бойцы по одному последовали моему примеру. Двум последним не повезло. Осколочный снаряд, скорее всего, выпущенный танком с закрытой позиции, потому что звук выстрела не слышали, рванул на дороге, когда один мой подчиненный уже был у деревьев, а второй только выбежал из-под их защиты. Обоих насмерть и легко зацепило — руку ниже локтя — третьего. Последнего перевязали и оставили присматривать за убитыми, которых оттащили на обочину. Заберем после боя.
Перебежками, прячась за стволы деревьев, добрались к краю леса, откуда опорный пункт был виден отлично. Сооружали его для круговой защиты: бетонные доты с узкими бойницами смотрели во все стороны, в том числе и в ту, с которой предстоит атаковать нам.
— Разбились на пары и разошлись в стороны, — приказал я.
Нас осталось всего восемь.
— Поехали! — командую я сам себе и первым вылетаю на открытую местность с недавно срубленными деревцами и кустами.
Одолев метров двадцать, падаю за лежавшей на боку елочкой, у которой хвоя еще зеленая. Пули свистят надо мной с большим запозданием. Или эти не по мою душу? Я стреляю одиночными по амбразуре, откуда они прилетели, давая напарнику возможность пробежать вперед. Это один из бывших зеков Шкворень, неповоротливый, тормозной. Я думал, погоняло у него такое, а оказалось, что фамилия. Не знаю, как он прошел отбор. Падает всего в двух метрах впереди меня.
— Стреляй по амбразуре одиночными! — приказываю ему и пробегаю еще метров пятнадцать по высокой зеленой траве.
Залегаю, веду стрельбу.
— Дальше беги! — приказываю рядовому Шкворню, который собрался было упасть прямо передо мной.
Он поворачивается и тупо смотрит на меня.
— Ложись! — кричу ему.
Пуля попала бывшему зеку в правое плечо и вышла слева сбоку из грудной клетки. Рядовой Шкворень, не выпуская из рук штурмовую винтовку и как бы неохотно, падает передо мной. Пустые карие глаза, не мигая, смотрят сквозь меня.
Тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, подскакиваю и бегу в сторону дота, падаю, опять бегу, пока не оказываюсь сбоку от него, в мертвой зоне. Здесь устало опускаюсь на траву и подрагивающей от напряжения рукой достаю гранату из разгрузки, разгибаю усики, выдергиваю кольцо, подползаю на четвереньках сбоку к амбразуре, отпускаю рычаг, отсчитываю раз и на два закидываю ее внутрь дота, чтобы не успели отправить в обратную сторону. Громкий взрыв, выхлоп черного дыма. Отправляю следом вторую и третью, хотя наверняка уже лишняя. Нервничать начал, а это опасно в бою.
Ко мне подбегают и залегают рядом оставшиеся в строю пять человек.
— Полезли потихоньку, — приказываю я не столько им, сколько себе.
Мы забираемся на бруствер рядом с дотом, спускаемся в окоп. Подхожу к проему, ведущему внутрь. Там полумрак, со света ничего не разберешь. На всякий случай отправляю короткую очередь в темную кучу: то ли человек лежит, то ли вещевые мешки сложили.
— Сидим здесь, наверху, — решаю я, хотя рядом еще идет бой. — Мы на сегодня свою задачу выполнили.
Из головы не уходит пронзающий взгляд мертвых карих глаз бывшего зека. Иногда какая-то мелочь цепляется за память, как репьях, черта с два отдерешь.
Вскоре на нас вышел в сопровождении двух бойцов лейтенант Монгуш, спросил:
— У вас чисто?
— Да, — подтверждаю я.
— Это все? — окинув взглядом бойцов возле меня, задает он второй вопрос.
— Один раненый остался у дороги, — сказал я.
— И у меня четверо погибших, — печально сообщил он и добавил: — Мухраев пулю в спину получил.
— Наверное, опять решил схитрить, — подсказываю я хороший выход из нехорошей ситуации.
Лейтенант Монгуш кивнул молча. Ему тоже ни к чему еще одно расследование во взводе.
41
Сегодня был черный день для третьей роты второго батальона Тридцать девятой отдельной гвардейской мотострелковой бригады. Второй взвод потерял девять человек. От роты остался неполный взвод. Я думал, что на этом неприятности и закончатся и начнется светлая полоса.
— Сдадим «закрепщикам» опорник и поедем в тыл на пополнение, отдохнем, — объявил старший лейтенант Леонидов.
Когда подразделение выводят на пополнение из-за больших потерь, всем уцелевшим дают отпуска на пять-десять дней. Я сразу раскатал губу, как смотаюсь в Виахту к Зуюк.
— Пока займитесь отправкой раненых и убитых, — приказал командир роты.
К захваченной нами позиции прибыли на автопилотах бронеавтомобили. В них уже грузили раненых.
— Перекинь мне место, где раненый и убитые остались, — обратился ко мне лейтенант Монгуш.
— Сам смотаюсь за ними, — предложил я.
Не хотелось мне оставаться на захваченном опорном пункте. Думал, что из-за тягучего чувства вины по поводу гибели рядового Шкворня. Не отпускала мысль, что виноват в ней я, а не его тупость.
— Давай, — разрешил командир взвода.
— Поехали со мной, Ваня, — позвал я стоявшего рядом ефрейтора Петрова, который стал относиться ко мне доброжелательнее после получения очередного звания по моей рекомендации.
Мы забрались в ближний свободный бронеавтомобиль, я перекинул со своего планшета в его блок управления координаты места, где оставили раненых, нажал кнопку «Старт». Тихо загудев, бронеавтомобиль приподнялся над землей, обогнул стоявших рядом собратьев и, набирая скорость, полетел к второстепенной дороге. Недалеко от нее нас и догнала взрывная волна. Бронеавтомобиль кувыркнулся дважды через нос и впечатался днищем в толстый кедровник. Мы оба сидели не пристегнутыми и без шлемов. Я въехал головой во что-то очень твердое и, как мне показалось, потерял сознание всего на миг.
Очнулся от сильного и ядовитого запаха горящего пластика. Не сразу понял, где нахожусь и что со мной. Лежу на спине. Всё болит, особенно морда лица. Надо мной пол десантного отсека бронеавтомобиля. Дотрагиваюсь до подбородка левой рукой, размазываю липкую кровь. Течет из носа и разбитых губ. Кто-то дергает за бронежилет, который зацепился за что-то в районе поясницы. Упершись руками, приподнимаю нижнюю часть тела — и меня протаскивают к открытой задней двери, к свежему воздуху.
— Сам! — кричу я, а в ушах слышно так, будто прошептал.
Значит, опять контузило. Переворачиваюсь, встаю на четвереньки и выбираюсь наружу, в высокую зеленую траву, которая кажется слишком яркой, словно фосфоресцирует. Ефрейтор Петров помогает мне встать. Меня
