Полумесяц и крест - Руслан Ряфатевич Агишев
— «Прокачивать» только войну бесполезно, если не хочешь последующего бунта гражданских. Бесконечно выкачивать деньги через налоги, чтобы потратить их на армию, не получится, — размышлял вслух Ринат, привычно уединившись в мечети; только здесь можно было на время спрятаться от всех, творя намаз. — Поэтому не развивать гражданку нельзя!
На Кавказе было много особенностей жизни, которые столетиями тянули за собой одну проблему за другой. Постепенно, многократно умножаясь, они превращались в настоящий клубок, который распутать было практически невозможно. Поневоле приходила мысль, а не обратиться ли к опыту Александра Македонского и не разрубить ли все проблемы скопом к едрене-фене⁈
Главной проблемой, которую предстояло, если не решать, то хотя бы ослабить ее остроту, была воинственность и непримиримость, как образ жизни. Эту особенность региона оценивали по-разному: и как неотъемлемая национальная суть горцев, и как следствие местных верований, и как генетической предрасположенности. Однако, Ринату, находящемуся в самой гуще событий и бывшему плоть от плоти Кавказа, было абсолютно ясно, что причиной всему был образ жизни. Кто не был в этих местах — не видел зажатых между горами крошечных селений, не ходил узкими тропами, едва не срывался в бездонные ущелья, тот вряд ли поймет поступки, ценности и взгляды горца.
Здесь буквально все подталкивало жителя к воинственности, жесткости и фанатичному упорству. Катастрофически не хватало пригодной для обработки пашни. Местные жители пытались использовать любой, даже самый крохотный кусочек земли под посадку. В связи с этим бытовала одна характерная легенда, которую довелось услышать Ринату в Махачкале еще в своем мире. Рассказывали, что однажды один чеченец Али нашел высоко в горах небольшой кусочек земли. Он очистил его от камней, вскопал, чтобы засадить зерном и собрать небольшой урожай. Утомившись, Али уснул. Когда же проснулся, то к своему ужасу не нашел того кусочка земли, над которым так долго трудился. Погоревав, он собрался домой и поднял бурку, чтобы надеть ее. Оказалось, его пашня скрывалась под буркой. Проблема малоземелья обострялась еще тем, что местные феодалы и знать давно уже наложили руку на всю возможные плодородные земли в регионе. За работу на ней требовалось отдавать большую часть урожая, что совсем лишало смысл работы земледельца.
Не надо забывать также про местные адаты, жесткость и, как правило, жестокость которых, столетиями плодила изгоев-абреков, от безысходности выходивших на большую дорогу; толкала сводить счеты с жизнью женщин и девушек, которые посмели проявить симпатию понравившемуся им человеку; создавала и поддерживала кровавый механизм кровной мести, уничтожавший целые семьи и роды; поднимала до небес размер калыма, препятствуя новым свадьбам. Некоторые из этих явлений принимали настолько чудовищные формы, что поражали воображение. Так, Ринат, после своего вселения в личину имама Шамиля, побывал в паре селений, где почти четверть взрослого населения была седыми, как лунь, бобылями и старыми девами, не знавшими мужчин. Из-за своего статуса они жили словно в вакууме: с ними не здоровались, не советовали, им не помогали. Ужаснее было то, что таких примеров в других селениях было не просто много, а очень много.На удивление Рината, все лишь разводили руками. Мол, редко кому удается раздобыть калым в размере пяти — шести сильных жеребцов или небольшого стада коров, или большой отары овец. От складывающейся картины у Рината под чалмой волосы дыбом вставали. Он задумал наполеоновские плану по строительству на Кавказе сильного единого государства, а тут четверть населения не может семью создать! Кто в итоге будет детей рожать, будущих воинов и крестьян? Он? Он столько физически не потянет…
Часть этого клубка проблем он уже начал распутывать. Первым и самым главным шагом стало строительство всей правовой системы Кавказа вокруг шариата, который должен был сплотить всю многонациональную массу народов региона вокруг понятных и единых для всех правил и вытеснить разнородные адаты за рамки правовой системы. Шариат, что было немаловажным для Рината, был неотъемлемо связан с сильной государственной властью, то есть целиком и полностью зависел от единого государственного центра. Адаты же были плоть от плоти разрозненного родоплеменного устройства общества. Их существование и практикование не требовали и государственного устройства. Для его жизнеспособности достаточно было рода или многочисленной общины.
Нельзя забывать и то, что правовая система шариата была более прогрессивна и совершенна, чем адаты. Последние стойко и строго отстаивали законы, которые еще помнили времена родоплеменного строя. Надо ли говорить, какой вред они наносили народам Кавказа. Именно это Ринат и пытался донести во время своей военной экспедиции до седобородых аксакалов, которые «в штыки» принимали все его нововведения. Во главе сильного отряда он шел от селения к селению, выискивая сторонников хана Джавада и, одновременно, утверждая новый закон.
— Ты, старый пень, последние мозги растерял? — взорвался Ринат во время очередного разговора со старейшинами одного из крупнейших селений Дагестана, жители которого с настороженностью приняли известие о повсеместном введении шариата. — Совсем не понимаешь разницы⁈ Или власть потерять боишься?[1] А вы люди что молчите⁈ — Ринат резко развернулся к жителям села, собравшимся у мечети и внимательно слушавшим их разговор. — Хотите жить по-старому⁈ Я вас спрашиваю⁈ Хотите жить в страхе из-за того, что какие-нибудь молокососы с горячей кровью из соседнего села прискачут воровать ваш скот и умыкать ваших дочерей и сестер⁈ Да, этого ждете? Ведь об этом гласят адаты! Старики ведь вам об этом рассказывают⁈ — он обвиняюще затыкал нагайкой в сторону старейшин. — Говорят, что наездничество[2] — это молодецкая удаль и храбрость, это дело настоящих мужчин. Так ведь⁈ А разве не в адатах сказано про то, что за долги можно забирать ваших дочерей и сыновей⁈ Что молчите?
Ринат медленно пошел вдоль молча стоявших жителей и пристально заглядывал им в глаза, который они сразу же или отводили в сторону или опускали к земле. Неудивительно, что люди молчали и прятали глаза. Заговорив о плате за долги детьми, особенно, девочками, он ковырнул настоящую незаживающую рану на теле Кавказа. Столетиями ханы и беки использовали реальные или выдуманные долги для того, чтобы у своих же соплеменников отбирать дочерей и сыновей для последующей продажи османам. Суровая и тяжелая жизнь горца давала слишком много поводов для появления долга перед более богатым и удачливым: болезнь, неурожай, потрава зерна дикими животными или нападение волков на овец. Приходилось брать зерно, порох или свинец, чтобы протянуть до следующего урожая или хорошей охоты. Отдавать же приходилось с процентами, нередко в разы превышающими основной долг.
— Уже забыли, как за мешок полу гнилого зерна с вас спрашивали семь или восемь мешков? — громко, почти крича, спрашивал он, стоя перед очередным горцем. — Я же, имама Шамиль, ведающий и знающий волю Всевышнего, говорю вам — отриньте все это! По Шариату никто не спросит с вам проценты с долга[3]! Если же спросит, то не мусульманин он, а проклятый гяур! Может и про кровную месть вы забыли⁈
Он специально бередил их раны, говоря о самых тяжелых и страшных вещах. Ведь убедить местные общины в селениях можно было лишь тем, что им близко и знакомо. Перед ними бессмысленно плести кружево из красивых слов. Здесь требовалась максимальная доходчивость и эмоциональность.
-…Напомнить про вражду двух тейпов из верховьев горы Турег? Да-да, те тейпы, что режут друг друга уже почти полтора столетия. Больше четырех десятков мужчин погибло во взаимных потасовках и нападениях! Сорок здоровых мужиков, которые могли бы стать отцами! А из-за чего они враждовали напомнить⁈ — Ринат уже не говорил, а кричал, заведясь от абсурдности причины вражды. — Я вам, б…ь, напомню, если забыли! Курица, мать ее! Чертова курица! Они больше ста лет убивают друг друга из-за проклятого окорочка! Мы же сами себя убиваем… Так хотите и дальше жить⁈ Да?
Повисшее в воздухе молчание казалось могильным. Не раздавалось ни звука, ни шороха. Горцы, и так отличавшиеся сдержанностью, превратились в настоящие каменные статуи.