Первый закон: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей - Джо Аберкромби
– Полковник Вест!
Он понял, кто это, еще до того, как обернулся. В лагере было не так уж много женщин, желающих поговорить с ним. Катиль стояла под летящим и тающим снегом, кутаясь в чужую шинель. Она казалась немного настороженной и смущенной, но ее вид все равно вызвал у Веста внезапный прилив гнева и замешательства.
Он знал, что несправедлив к ней. Он не имел на нее никаких прав. Он был несправедлив, но это ничего не меняло. Вест не мог забыть, как увидел лицо Ищейки и услышал ее всхлипы: ахах… ах… Такая ужасная неожиданность. Такое ужасное разочарование.
– Тебе лучше пойти с ними, – проговорил Вест с ледяным бесстрастием, усилием воли заставляя себя сказать хоть что-нибудь. – Там самое безопасное место.
Он отвернулся, но Катиль остановила его.
– Это ведь были вы? Там, у палатки… той ночью?
– Да, боюсь, что так. Я просто хотел проверить, не нужно ли тебе что-нибудь, – солгал он. – Я даже представить не мог… с кем ты там.
– Я не хотела ничем вас…
– Ищейка! – выговорил он, и его лицо исказилось от недоумения. – Ищейка? Почему он?
«Почему он, а не я?» – вот что он хотел сказать, но сумел вовремя остановиться.
– Я знаю… вы, наверное, думаете…
– Ты не обязана ничего мне объяснять! – прошипел он, хотя сам только что просил ее объяснить. – Кому какое дело до того, что я думаю? – Он выплюнул эти слова с большей злобой, чем намеревался, однако потеря самоконтроля лишь усилила его гнев. – Мне наплевать, с кем ты трахаешься!
Она вздрогнула и опустила глаза.
– Я не хотела… ну, в общем… Я знаю, я многим вам обязана. Просто… просто вы для меня слишком суровы. Вот и все.
Она повернулась и побрела вверх по холму вслед за северянами. Вест провожал ее взглядом, едва способный поверить тому, что услышал. Она была рада спать с вонючим дикарем, а он был для нее слишком суров? Это было так несправедливо, что он чуть не задохнулся от ярости.
Вопросы
Полковник Глокта ворвался в столовую в ужасной спешке, упрямо сражаясь с пряжкой на перевязи своей шпаги.
– Проклятье! – кипятился он. Пальцы не слушались. Он никак не мог застегнуть эту чертову штуку. – Проклятье, проклятье!
– Может быть, вам нужна помощь? – спросила Шикель, затиснутая между столом и стенкой.
Ее плечи были покрыты черными ожогами, отверстые раны зияли – бескровные, как мясо в лавке мясника.
– Нет, мне не нужна твоя помощь, черт возьми! – взвизгнул он, швыряя перевязь на пол. – Мне нужно, чтобы кто-то объяснил мне, что за чертовщина здесь творится! Позор! Я не потерплю, чтобы солдаты моего полка расхаживали голышом! Да еще с такими отвратительными ранами! Где твой мундир, девчонка?
– Я думала, вас больше беспокоит пророк.
– Не говори мне о нем! – рявкнул Глокта, ужом втискиваясь на скамью напротив нее. – Что насчет Байяза? Насчет первого из магов? Кто он такой? Чего ему на самом деле нужно, старому ублюдку?
Шикель улыбнулась милой улыбкой.
– Ах, это! Я думала, об этом все знают. Ответ в том…
– Ну! – выговорил полковник, и в горле у него пересохло от возбуждения, как у школьника. – В чем ответ?
Она засмеялась и похлопала по скамье рядом с собой: бух-бух-бух.
– Ответ в том…
«Ответ в том…»
Бух-бух-бух.
Глаза Глокты распахнулись. Снаружи было еще почти темно. Лишь слабый свет просачивался через занавески.
«Кто ломится в дверь в такой час? Хорошие новости приходят при свете дня».
Бух-бух-бух.
– Да, да! – прохрипел он. – Я хромой, но не глухой! Я прекрасно вас слышу, черт возьми!
– Тогда откройте эту треклятую дверь! – Голос из коридора звучал глухо, но стирийский акцент было ни с чем не спутать.
«Витари, чертова сука. Как раз то, что нужно посреди ночи».
Прилагая все усилия, чтобы сдержать стоны, Глокта бережно выпростал онемевшие члены из потных покрывал, покачал головой из стороны в сторону в попытке вдохнуть немного жизни в скрюченную шею, но потерпел неудачу.
Бух-бух-бух.
«Интересно, когда в последний раз женщина стучалась в дверь моей спальни?»
Глокта ухватил свою трость, как всегда прислоненную к матрацу, прикусил губу и с тихими стонами стал сползать с кровати на пол, пока одна ступня не шлепнулась о доски. Он бросил тело вперед, зажмурившись от острой боли, пронзившей позвоночник, и в конце концов принял сидячее положение, хватая воздух ртом, словно пробежал десять миль.
«Бойтесь меня, бойтесь меня, все должны меня бояться! Если только мне удастся выбраться из кровати…»
Бух-бух.
– Иду, иду, черт возьми!
Он оперся тростью об пол, перегнулся вперед и встал.
«Осторожно, осторожно. – Мышцы искалеченной ноги сокращались, заставляя беспалую ступню дергаться и трепетать, как издыхающая рыба. – Черт бы драл этот омерзительный привесок! Была бы совсем как чужая, если бы не болела так сильно. Однако спокойно, спокойно, мы должны действовать мягко».
– Ш-ш-ш, – прошептал Глокта, словно успокаивал младенца, нежно растирая омертвевшую плоть и стараясь дышать размеренно. – Ш-ш-ш!
Постепенно конвульсии утихли до умеренной дрожи.
«Боюсь, это все, на что мы можем рассчитывать».
Теперь он смог натянуть на себя ночную рубаху и прошаркал к двери, раздраженно повернул ключ в замке и потянул за ручку. Витари стояла в коридоре, прислонясь к стене, – темная тень в полумраке.
– Вы… – пропыхтел Глокта, ковыляя к стулу. – Вы не можете оставить меня в покое? Чем вас так влечет моя спальня?
Витари неторопливо прошла в дверь, презрительно рассматривая убогую комнату.
– Может быть, мне просто нравится смотреть на ваши мучения.
Он хмыкнул, осторожно потирая горящее колено.
– В таком случае сейчас у вас должно быть уже влажно между ног.
– Как ни странно, нет. У вас вид – краше в гроб кладут.
– А когда было по-другому? Вы пришли, чтобы насмехаться над моим видом, или у вас есть какое-нибудь дело?
Витари скрестила на груди длинные руки и прислонилась к стене.
– Вам нужно одеться.
– Это предлог, чтобы увидеть меня голым?
– Вас хочет видеть Сульт.
– Сейчас?
Она закатила глаза.
– О нет, мы можем не торопиться! Вы же знаете его.
– Куда мы идем?
– Когда дойдем, увидите.
Она ускорила шаг, так что Глокте пришлось задыхаться и превозмогать боль, пока они шли по сумрачным сводчатым переходам, по темным переулкам и серым дворикам Агрионта, лишенным красок в скудном свете раннего утра.
Наконец его сапоги неловко захрустели по гравийным дорожкам парка. Трава клонилась под тяжестью холодной росы, воздух был густым от хмурого тумана. Вокруг высились деревья, вздымая в полумраке черные безлиственные ветви-когти;
