Танец с чашами. Исход Благодати - О. Зеленжар
– Да ты совсем озяб…
Дыхание обожгло живот блондина, руки потянули вниз мокрые штаны, губы горячим кольцом сомкнулись на головке члена, погружая его в горячий влажный тоннель. Язык нежно и настойчиво ласкал его. Горячо, очень горячо. Асавин запустил ладони в ее влажные волосы, ощущая, как они змеятся между пальцами на каждый кивок головы. Амара выпустила его член, облизнула губы.
– Я согрела тебя?
– Не совсем…
Асавин притянул ее к себе, стягивая платье с влажных упругих бедер. Амара, извернувшись словно змейка, скинула с себя остатки мокрой одежды. У нее был красивый живот, даже эти светлые трещинки растяжек его не портили. Он коснулся губами ее пупка и повел языком вниз, до темного треугольника волос, пальцы вклинились между бедер, вторгаясь в нее. Амара обхватила его руку, а другую положила себе на грудь, томно сомкнув веки. Бедра закачались, направляя пальцы, дыхание участилось, грудь соблазнительно заколыхалась. Асавин припал к ее соску, и Амара громко ахнула. У нее чувствительные груди. Должно быть, когда она кормила ими своих дочек, то страстно желала мужчину.
Амара остановила руку Асавина и толкнула его на подушки. Игры закончились. Она нежно сжала его член, направила внутрь себя и зазмеилась вдоль его торса, словно поток горячей упругой воды. Асавин припал к ее груди, и она протяжно застонала от удовольствия.
Дождь барабанил по шатру, заглушая крики Амары, когда она оказалась на пике. Они долго смотрели друг на друга, тяжело дыша, не в силах сказать ни слова, чтобы через некоторое время снова слиться. На это раз неспешно, плавно, чтобы продлить удовольствие. Во второй раз Амара не кричала, а томно промычала сквозь сомкнутые губы. Когда эмоции немного утихли, они легли, вслушиваясь в звуки дождя.
– Ты никогда не кончаешь в женщин, или это во мне дело? – спросила Амара.
– Не хочу плодить себе подобных.
– Отчего же? – она закинула на него бедро. – Подумаешь, жили бы где-нибудь на свете смуглые, белокурые ублюдки, вроде тебя.
Он спихнул с себя ее ногу.
– Прости, – шепнула она, погладив его по груди. – Но ведь я права, ты нечистых кровей. Кто потоптался по твоей матери? Айгардец? Рубиец?
Приподнявшись, Асавин пронзил ее холодным взглядом. Чего она добивается? Насмехается над ним и его прошлым? Но ее взгляд был сочувственным. Амара ласково погладила его по щеке, поросшей короткой светлой щетиной.
– Не злись на меня, больше не буду бередить твои раны. Мы, Дети Ветра – сборище никому не нужных ублюдков, и от этого грубеем. Думаем, что нет боли больше, чем наша.
Только сейчас Асавин заметил выжженное на ее лбу клеймо. Еще одно пестрело чуть пониже плеча. Где-то спряталось третье. Наверное, у основания шеи… Она провела пальцами по его плечу, где белел крупный плоский шрам – след срезанной кожи.
– Я пытался вытравить это из себя, – объяснил Асавин, сжав ее пальцы. – Но это невозможно.
Амара понимающе улыбнулась, потянувшись к нему губами. Что пережила эта женщина в своих долгих мытарствах? Он ее не спросит, а она не расскажет. Да и зачем? Они – лишь два голодных до тепла тела, не привыкшие обнажать свою внутреннюю боль…
Дождь лил весь вечер и всю ночь, смывая с улиц дневную пыль.
***
Асавин проснулся один. За пологом шатра слышался сонный гул лагеря, и уже с утра стояла душная жара. Наступил первый день Золотой Песни. Одежда, не успевшая просохнуть за ночь, неприятно холодила кожу. Он выбрался из шатра, сонно щурясь на солнце. Где его берет? Кажется, безнадежно утерян.
– Эй!
Асавин увидел Тьега. Что у него с лицом? Синий как покойник, на шее там что? Засос?
– Вижу, три маленькие бестии устроили тебе незабываемую ночку, – ухмыльнулся блондин, разглядывая рубийца.
– Ага, – смущенно улыбнулся Тьег и проворчал. – Не давали мне ни минуты покоя.
Асавин покачал головой. «Кажется, без белокурых ублюдков после сегодняшней ночи все же не обойдется», – подумал он.
Амару он так и не увидел. Рьехо только пожал плечами, когда Асавин спросил о ней. Это к лучшему. Прощания казались ему скучными и утомительными.
Под все нарастающим жаром они побрели в обратный путь. Мелюзга с визгом собирала валяющиеся в канавах грязные апельсины. Видимо, принесло дождем с благоприятных районов. Улицы Угольного порта утопали в грязи и мусоре, так что приходилось аккуратно выбирать путь. Зато брусчатка квартала Звонарей выглядела свежей и умытой, словно начищенный к празднику старый сервиз.
Они зашли в дом. Тьег обогнал Асавина на лестнице, а затем резко затормозил.
– Дверь открыта…
Асавин положил ладонь на дагу и медленно оттеснил парня плечом. Кончиком пальца подцепил дверь, распахнул. Тишина. Он заглянул внутрь и увидел, что комната пуста, и по ней гуляет ветер. В распахнутое окно натекло воды.
– А где Курт? – спросил Тьег за его спиной.
Оранганца нигде не было видно, да и сомнительно, что он оставил бы свой пост. Это был до зубовного скрежета серьезный мальчик.
– Он пропал, – сказал Асавин, убирая ладонь с рукояти даги. – Очень странно, что именно сейчас, когда мы ушли.
«Кто-то следил за нами, караулил, – мелькнуло у него в голове. – Только зачем им пацан? Разве что…».
– Одно из двух, Тьег. Либо на Курта кто-то положил глаз, либо кто-то узнал в нем оранганца, и тогда ему конец.
«И нам тоже, за общение с ним», – подумал блондин.
– Но мы были так осторожны, – покачал головой Тьег. – Если с ним что-нибудь случится…
«Какая трогательная забота о слуге», – подумал Асавин.
– Сиди здесь, я проверю оба варианта. И запрись-ка на случай, если кто станет ломиться…
– Пожалуйста, найди его.
Серые глаза смотрели с искренней мольбой. Как у голодного щенка. Асавин махнул рукой:
– Сделаю что смогу.
Он выбежал на душную улицу и затормозил в подворотне. Кто бы ни забрал Курта, он выгадал самое благоприятное время и сделал это, видимое, еще до дождя. Долго наблюдал за ним… «За нами, – мысленно поправил себя Асавин. – Что мешало украсть обычного нищего мальчика на улице и раньше?». Вариант с потным любителем детей распадался на глазах. «А по поводу оранганца поднялся б шум, и хозяева были б нам уже не рады… Стоп! Я кретин. Можно ж спросить». Он немедленно вернулся и постучал в квартиру владельцев дома. Хозяйка точно что-то знала, она грела уши на любой шорох.
На стук вышла потрепанная госпожа Дарио с неизменным томиком Закона Благодати в длиннопалых руках.
– А, господин Эльбрено, вы с племянником вчера не попали под этот ужасный дождь? Я думала, Ильфесу смоет за все наши прегрешения, – она картинно всплеснула руками.
– Нет, минуло, – ответил блондин, чтобы не ввязываться в долгий пустой разговор о погоде. – А
