Александр Кулькин - Когда наша не попадала
– Ну, так вот, – продолжил арап. – Когда войдёте в зал, сразу на колени – и так до самой императорской табуретки.
– Чего-о-о?! – поперхнулся Володимир и стал неторопливо засучивать рукава. – Я ему сейчас…
– Тихо! – прикрикнул атаман, подумал, и спросил. – А с нарушителями правил у вас что делают?
От страха распорядитель даже посерел, оглянувшись по сторонам, понизил голос, и жалобно поинтересовался:
– А нарушать обязательно?
– А то… – под общее согласие подтвердил Непейвода. – Иначе Дык нас не узнает.
– В угол ставит, – с отчаянием в голосе ответил уже светло-серый арап.
Все, как по команде, повернулись и внимательно посмотрели на дворец.
– В какой?
– В пятый, – умирающим голосом прошептал несчастный и упал.
Прикоснувшись к его руке, атаман успокоил.
– Жив, только сомлел. Ну что, братия, пойдём на ампиратора посмотрим? Заодно и подготовим парнишу к неофициальному визиту принцессы. Своих в беде не бросаем!
Бережно прислонив распорядителя к стене в тени, шумной гурьбой ввалились во дворец. И сразу уткнулись в скрещённые копья стражи. Вперёд вышел Геллер как лицо кровно заинтересованное.
– Мы к Дыку, отворяй!
– Моя твоя не понимай, – холодно отрезал правый стражник, но, получив в ухо, стал орать на понятном языке. Набежавшую толпу метелили долго и со вкусом, стараясь, впрочем, особых увечий не причинять. Трещали, раскалываясь, копья, летели прочь ассегаи и прочие ятаганы, иногда завязанные кокетливым бантиком. Заодно проверили и легендарную крепость голов. Арап был прав, двери раскололись сразу, от одного стражника. На бодрые возгласы и панические вопли подбежала ещё толпа. Эти были настроены недружелюбно, и мореходы стали злиться. Особенно расстраивался Володимир, ну сколько же можно… Тут к другу рвёшься, не жалея сил, а эти остриями в тебя тычут. Могут ведь и попасть, новую рубаху порвать. За всей этой замятней Ивашка наблюдал из тёмного угла, куда его затолкали по приказу атамана. Более того, ещё и Вбану его заслонил собою. Неожиданно в расколотой двери возникла смутно знакомая фигура и мрачно спросила:
– Давно угол не искали? Будете так шуметь, заставлю Великую теорему сначала сформулировать, а потом и доказать. По-о-опаданцы…
– Дык, это ты брось. Грозиться-то. Пиво будешь?
– Атаман!!! Братишки!!! – сметая всех на своём пути, император бросился к друзьям.
Прошли минуты дружеских хлопков по плечам и нечленораздельных воплей, потом Дык вспомнил, что он всё-таки не погулять вышел, а владыка и глава, и пригласил ватажников в зал.
Рассевшись на полу, впрочем, гладко оструганном, и откупорив заветный бочонок, приступили к обсуждению дел насущных. Спесь представил императору официального летописца, коротко охарактеризовал Вбану – «наш» и стал извиняться.
– Не надо, атаман, – прервал его император. – Я сам виноват, но она была… такая лапочка! Хотя почему была? Она и есть лапочка, моя главная жена.
– То есть как главная? – настолько удивился Спесь Федорович, что даже пива не отхлебнул.
Дык вильнул взглядом и жалобно произнёс:
– Дык нельзя по-иному, традиция, однако…
– И сколько их у тебя, традиционных?
– Много, – пригорюнился император – и радостно воскликнул: – А давай, я их вам подарю! Будете у меня наместниками в царствах, и у каждого по… – он поднял глаза к потолку, и зашевелил губами, – и у каждого по многу жён!
– Ты мне это прекрати! – строго приказал Спесь Федорович. – У нас княжий наказ! Ты лучше расскажи, как до такой жизни докатился?
– Пришлось, – тяжело вздохнул Дык. – Как понял, что остался, стал обживаться. А здесь непотребство сплошное! Племён много, все небольшие, но гордые… И зверья много, в реках – жуть, в джунглях – ужас! Детей стало жалко, и пошёл я людей убеждать, что гуртом и батьку бить сподручней. Где добрым словом, а где и руку прикладывать пришлось. Собрал наконец-то всех, а кому главным быть? Вот так и получил ярмо на шею. А там и женщин пришлось получить, по одной из каждого племени. Знаете, пане-братки, лучше у меня ещё одна заноза появится, чем людей воевать придётся. Одно спасает – лебёдушка моя чёрная, Кетура. Без её терпения давно бы всё бросил бегемоту под хвост. Братия, а может, возьмёте нас с собой?
Кудаглядов поставил на пол пустой бокал и жёстко ответил:
– А заместо себя кого оставишь?
Дык отвёл взгляд в сторону и промолчал.
– Вот то-то и оно! Поздно. Вот появится у тебя наследник, воспитаешь, обучишь, тогда милости просим. А раз взвалил на себя ношу сию, тяни и не хнычь! Взялся за гуж, не говори, что не дюж!
– Знаю, батько. И не плачу я, прости уж за слабину невольную. Сколько годов-то родных рож не видел. Куда путь-то держите? Или тайна сие есть?
– Никакой тайны! Ивашка, зачти-ка указ княжеский, можешь со всеми словесами, чай, не в акияне мы.
Достав изрядно помятый свиток, парень громко и с выражениями зачитал. В особо удачных местах император восхищенно крутил головой и бормотал себе под нос – запоминал, наверное.
– Мда-а-а, теперь я вижу, что служба у вас, а у меня так, службишка. Что, батько, как обычно? Пойди туда, не знаю куда, и принеси мне то-то и то-то? А слушай, а кто ещё с вами был?
Услышав про принцессу, джинна и караван, Дык только охнул, и пятерня привычно устремилась к затылку.
– Тут с одним еле-еле разобрался, а ещё лезут. Что им, мёдом тут намазано?
– Да что ты беспокоишься, – спокойно ответил Геллер, отрывая хвост у недружелюбно оскалившейся сушеной рыбешки. – Где и, главное, когда тот Багдад? Их же Синдбад вёз. Так что примешь дары, отдаришься в ответ, пообещаешь мир, дружбу, да и спи себе спокойно. Караванщик у них, Ибн-Комод, – хитрован ещё тот, но мужик стоящий. Так что, братка, не волнуйся, главное, чтобы твоя Кетура принцессу не увидела.
– Этого я не боюсь! – гордо заявил Дык. – Она – императрица.
С ним никто спорить не стал, только переглянулись – и стали наперебой рассказывать земляку о родных местах и милых новостях. Потом принесли ещё пива, местного, конечно, и ударились в воспоминания о походах. Воспоминания затянулись, пива было много, и только явление императрицы привело к окончанию дипломатического приёма.
Утром летописец понял мудрость богов, создавших рассол. К сожалению, местные боги до этого не додумались. Вернее, они явно что-то слышали и даже попытались создать огурец. Но на их произведение можно было ходить только с оружием, не зря же местные называли овощ «бешеным». Страшно было даже подумать, какой рассол вышел бы из этого огурца. Думать было не только страшно, но и больно. Прощание получилось скомканным, не зря же говорится: «долгие проводы – долгие слёзы». И долг не мог ждать, императорский и моряцкий. Молча обнявшись на прощанье, ватажники отправились в обратную дорогу, немного посторонившись, чтобы пропустить пышный, благоухающий дивными, или дикими, ароматами и звенящий музыкой кортеж принцессы Жасмин. Помахав Аладдину на прощанье и оставшись без ответа, потому что тот не сводил глаз со своей мечты, Ивашка побежал догонять своих. Дорога – она самая требовательная из женского рода, она никогда не может ждать.
