Сумрачный лес - Роннефельдт Каролина
Где бы он ни находился, на краткий миг в душе отшельника вспыхнуло редкое, давно забытое чувство. Он ощутил себя почти счастливым. И, решив, что всему виной ароматный суп, смело зачерпнул полную ложку.
Четверо квенделей оставили позади последние дома спящей деревни и вышли на луг, который плавно поднимался за Зеленым Логом к тропинке у живой изгороди.
Бледный лунный свет заливал безмолвный пейзаж, в серебристой траве шелестел ветер. Снова и снова они поднимали фонари, чтобы осветить дорогу, надеясь обнаружить самого Бульриха или хотя бы его следы. Не очень-то верилось, что их поиски могут увенчаться успехом еще до того, как они выйдут на нужную тропинку, но проверить стоило, ведь за последние часы случилось множество непредвиденного. Например, вместо Бедды в высокой траве за спинами Карлмана и Гортензии шагал старик Пфиффер, а за ним неотступно следовал Биттерлинг, то и дело тревожно оглядываясь по сторонам: не идет ли за ними по пятам и не приближается ли из темноты что-нибудь подозрительное.
Едва переступив порог дома Гортензии, Одилий попросил подробно рассказать о том, что они выяснили, и ничуть не рассердился, когда все заговорили одновременно, возбужденно перебивая друг друга. Едва буря мрачных предчувствий, подозрений, сожалений и жалоб немного улеглась, Одилий взял слово и с твердостью, не допускавшей никаких возражений, заявил, что при таком раскладе они с котом просто обязаны принять участие в поисках, а с Хульдой останется кто-то другой. Это предложение встретили удивленными и испуганными взглядами, но старик не отступал.
– Бедные мои друзья, – сказал он тогда, и в его голосе прозвучали жалость и беспокойство, – я и впрямь вынужден идти на поиски сам. Поверьте, у меня есть на то веские причины. Нет, – продолжил он после минутного колебания, – перечислить их я не могу, такое нельзя объяснить без долгих бесед у камина. Слушать о надвигающихся бедствиях лучше всего сидя в тесном кружке и накрепко заперев двери и окна. Таковы уж они, истории, которые я должен рассказать вам и всем квенделям, захотевшим их услышать. Но сейчас на это нет времени.
Он замолчал, и никто не решился обратиться к нему за подробными объяснениями. Его слова эхом отзывались в сердце каждого слушателя, и все как один невольно съеживались при мысли, что надвигается еще большая беда, о которой они не имеют ни малейшего представления. Что бы ни пытался сказать Одилий, вид у него был очень серьезный.
Карлман припомнил множество историй, которые рассказывал ему дядя Бульрих и которые он так охотно слушал всего пару-тройку лет назад. Иногда ему становилось страшно, ведь эти истории рисовали далекое прошлое – те времена, когда, как ни странно, в Холмогорье обитали не только квендели, но и другие существа. Кошмарные твари, которые, как он надеялся, появились только благодаря живому воображению его дяди. Но сейчас Бульрих оказался во власти одного из тех самых кошмаров.
Звентибольд с тревогой вспомнил о странном блеске под деревенской липой. Ему казалось, что заминка у дерева на обратном пути от дома старика Пфиффера – одна из причин, по которой Одилий отказался отпустить их одних. Кроме того, Биттерлинг полагал, что старик знает о Сумрачном лесе нечто такое, что неизвестно остальным.
Лишь Гортензия с сомнением нахмурилась, пытаясь во всем разобраться, но у нее ничего не получилось. Она вынуждена была признать, что в трудный час Одилий вселял в них надежду и уверенность. Наконец, нельзя было забывать и о кошачьих глазах его рыжего друга, непревзойденных по своей внимательности и потому незаменимых, особенно в ночных поисках. Райцкер различал то, что для квенделей было скрыто во тьме.
– О, пустотелые трюфели и серые поганки Холмогорья! Сколько же глупостей наболтали о кошках! С ними не сравнится и коллекция редкостей в ратуше Баумельбурга, – презрительно заметил Одилий, который, как любой квендель, знал, что в забитых до отказа подвалах ратуши под толстым слоем пыли хранятся бесчисленные, обреченные на забвение труды по истории страны и ее жителей. – Райцкер – и это его самое замечательное качество – ходит сам по себе, но всегда возвращается ко мне. Поверьте, он нам очень пригодится. А теперь пора в путь!
– А кто же останется здесь со мной? – раздался взволнованный голос.
Хульда с тревогой переводила взгляд с одного квенделя на другого.
– Я останусь! – сказала Бедда, к полному изумлению Карлмана. – Мне думается, что в пути я буду больше присматривать за Карлманом, а пользы это не принесет. Так что я останусь с Хульдой. Но если ты станешь дерзить, юный Шаттенбарт, – она грозно ткнула пальцем в сына, – то сначала тебя настигнет гнев Гортензии, а потом мой, едва ты снова попадешься мне на глаза!
Она напустила на себя строгость, но сдалась, увидев, что Карлман сияет и глядит в ответ со смесью гордости и смущения, как будто она только что сделала ему особенно драгоценный подарок. Бедде, которая на самом деле боялась отпускать сына, захотелось его обнять, но она сдержалась.
– Договорились, мы выступаем! – скомандовал Одилий, явно взяв дело в свои руки. – Бедда и Хульда, идите в дом и разожгите огонь в камине на кухне. Смотрите, чтобы не погас! Заприте двери и никого не впускайте, пока мы не вернемся.
Затем он проверил снаряжение, которое они собирались взять с собой: фонари и веревки, а также кожаную сумку, куда положили фляжки с водой и четыре пирога Бедды. Конечно же, никто из них не собирался устраивать пикник на опушке Сумрачного леса, но, если Бульриха они обнаружат голодным, тогда-то еда и придется как нельзя кстати. Гортензия принесла из сарая две старые дедушкины трости – гладкие дубовые палки толщиной с большой палец, которые венчали железные набалдашники. На их гладкой коре почтенный Самтфус-Кремплинг вырезал прелестные завитушки и всевозможные знаки.
Не говоря ни слова, она вложила одну трость в руку Звентибольда, а вторую оставила себе. Биттерлингу показалось, что теперь, вооруженные, они готовы противостоять любым кошмарам и хозяевам ночи. И уже вскоре, замыкая их небольшой отряд и опасливо озираясь по сторонам, он возблагодарил судьбу, что у него имеется хоть какое-то оружие для защиты.
В нескольких шагах впереди живая изгородь прорезала залитый лунным светом луг, словно высокая черная стена, пряча от глаз все, что за ней находилось. Стоял ли кто-то на тропинке, определить было невозможно, а вот яркий свет их фонарей наверняка был виден даже с большого расстояния.
Звентибольда одолевала зловещая мысль, что за ними наблюдают со всех сторон. Он не смог бы ответить, кто именно прячется там, в темных кустах, но с тех пор как они миновали последние деревенские дома, он тревожился тем сильнее, чем ближе они подходили к Сумрачному лесу. Звентибольд прибавил шагу, торопясь догнать Одилия, шедшего немного впереди, и, поравнявшись со стариком, заметил легкую тень, едва уловимо скользившую в темноте. Райцкер держался в стороне от света фонарей, и заметить его было непросто. Когда они покинули сад Гортензии, кот, как и предсказывал старик, то бежал совсем рядом, то уходил куда-то по своим кошачьим делам.
– Полагаю, Бульриха поблизости нет, – слегка отдуваясь, сказал Биттерлинг Одилию. – Будь он здесь, обязательно дал бы о себе знать. С этими фонарями нас видно издалека!
– Боюсь, нам и впрямь придется идти к опушке леса, – ответил тот. – Впрочем, сомневаюсь, что мы найдем там его следы. Как ты считаешь, получится ли сейчас найти то место, где вы с ним разговаривали? Бульрих мог перелезть через изгородь оттуда, а если так, мы поймем, в какую сторону идти.
– Может быть, и получится, – со вздохом ответил Биттерлинг. – Но мы мало что от этого выиграем, ведь Бульрих мог с таким же успехом пройти чуть дальше вперед или вернуться обратно по тропинке вдоль живой изгороди, а потом перелезть через нее совсем в другом месте.
– Нет, я не согласен. По-моему, он торопился, – рассеянно возразил старик, заметив, что Райцкер, коротко мяукнув, отбежал от него и боком скрылся в темноте.
