Когда не горят костры - Джезебел Морган
Даже слишком реально.
На её лице один за другим открывались глаза, плоские, пустые, с горизонтальными зрачками, словно перетянутыми пополам, пульсирующими в странном усыпляющем ритме. «Не смотри, пожалуйста, не смотри», – взмолилась Лидия, даже не зная, кого просит, кого уговаривает: то ли себя, то ли Ингрид, то ли тварь под её кожей? Но она смотрела. Все равно смотрела, и медленно поднималась навстречу девушке, в которой когда-то пыталась увидеть нерожденную дочь.
– Просто позволь ему одарить тебя, милая Лидия. Хозяин добр, он ничего не попросит взамен.
Ингрид легко подхватила её под руки, словно Лидия уже ничего не весила, и увлекла к пропасти, к самому краю, к кромке тёмной неподвижной воды. Лидия коротко взглянула вниз и тут же отвела глаза. Просто вода, частица океана в природном бассейне. Лживая гладь, под которой скрыта бесконечная глубина.
Нежные чуткие руки мягко толкнули в спину.
– Иди же.
«Да, так будет лучше, – устало подумала Лидия. – За любые знания нужно платить, и если за историю о мире до Погружения надо платить жизнью, то это честная цена».
Где-то в глубине груди рождались тепло и покой. Вот оно – сокровище, за вереницей кошмаров, как за чередой замков. Они открылись перед ней, один за другим, осталось только руку протянуть…
Сухой хлопок вдребезги разбил морок, и Лидия вздрогнула, отшатнулась в ужасе от глубины, едва сумела удержать равновесие. За спиной с утробным стоном упала Ингрид, дрожащими руками цепляясь за гарпун в шее. Один за другим закрывались глаза на её лице, пока их не осталось вовсе, только неровная кожа, обтянувшая череп, без носа и рта.
– Лидия! – Майкл подскочил к ней, схватил поперёк туловища и оттащил назад, подальше от воды, туда, где у сталагмитов стоял Эррера. – Ты в порядке?
Дыхание медленно успокаивалось и перед глазами темнело – гасло алое марево, исчезали символы, только далёкие точки на своде пещеры продолжали мерцать зыбко и неровно. Лидия высвободилась из рук Майкла, подобрала упавшую книгу, нежно погладила обложку, расправила смятые листы.
И только потом ответила, спокойно и равнодушно:
– Нет. И никто из нас не в порядке.
6В центре управления они нашли Ингрид. Настоящую Ингрид, с нормальным, целым лицом, не обезображенным множеством жутких глаз.
Она тоже была мертва.
Эррера осторожно присел рядом с ней, проверил показатели на её браслете, удручённо покачал головой:
– Бедная девочка.
Лидия медленно подошла, всё ещё боясь увидеть вместо лица Ингрид множество пустых глаз или неровный бугристый овал, или оскаленный череп… Смерть не пожалела её. Мучительная агония наложила свою уродливую печать на тонкое юное лицо: закатившиеся глаза, распахнутый рот, жадно раздутые ноздри… и вода. Много воды, весь шлем, заполненный мутной сероватой водой, в которой и захлебнулась Ингрид.
Лидия отложила книгу на один из столов, опустилась на колени рядом с мёртвой девушкой и поддела застёжки шлема. Стоило только костюму утратить герметичность, как из него тут же хлынула вода, лизнула колени, растеклась огромной лужей. Она была настолько ледяная, что даже сквозь толстый костюм холод вгрызся в кости. Эррера чертыхнулся и отскочил прочь, а Лидия осталась сидеть рядом, гладить мокрые спутанные волосы девушки, непонятно о чём сожалея.
– Это не она к нам вернулась, – наконец, тихо произнесла Лидия, с трудом поднимаясь. – Пока мы разглядывали тела у запертой двери, она захлебывалась водой.
– И кто же к нам пришёл, а, дорогая? – голос Майкла сочился ядом и дрожал. Лидия удивлённо на него оглянулась – она никогда не видела его таким: злым, испуганным, ненавидящим. Словно что-то сломалось в нём, явив оборотную сторону, тёмную и грязную. – Призрак? Или общий глюк? И это он толкал тебя в пропасть? А может, и пропасти не было, и пещеры не было, и этого чёртова полиса не было?!
Он едва не срывался на крик, даже не пытаясь сдержать кипящее варево из паники и ярости, и Лидия не узнавала его, словно чужой, совершенно чужой человек стоял перед ней.
«Он всегда был чужим», – напомнила она себе, но легче не стало.
– Вы, два психа! Это из-за вас Ингрид погибла! Из-за ваших приказов, присяг и бредней! И мы тоже из-за них умрём! Теперь довольны?!
Его голос сорвался на визг, и Майкл замолчал, тяжело переводя дыхание и морщась. Он переводил взгляд с Эрреры на Лидию и обратно, и отблески безумия отражались в зрачках холодным огнём.
– Держи себя в руках, Альтман, – оборвал его Эррера. – Иначе я вспомню, что выполнение приказа приоритетней сохранения личного состава!
Майкл отпрянул, как от пощёчины, обернулся к Лидии, спросил хрипло, почти шёпотом:
– Ну а ты чего молчишь? Будешь угрожать или оправдываться?
Лидия стояла неестественно прямо, одеревенев, и душу драло так же больно, как горло. Наконец она с трудом разлепила губы:
– Мне нечего тебе сказать.
– Я и не сомневался. Запомни, моя дорогая, – это ведь твой долг, запоминать и хранить, не так ли? – запомни, что Ингрид погибла лишь ради того, чтобы ты могла покопаться в чужом прахе! Ну и чтобы наш господин офицер исполнил-таки приказ, о котором мы ничего не знаем! Ах да, ты же помнишь только то, что было до Погружения! Все остальные события, все остальные жизни не стоят твоего внимания!
Он говорил тихо, отрывисто, чётко, и это пугало больше крика. Лидия не могла подобрать название тому, что звенело в его голосе, сверкало во взгляде. Ей было неуютно и стыдно.
Майкл замолчал и перевёл дыхание, прикрыв глаза. Устало побрёл прочь из центра управления, словно ему тошно и невыносимо было находиться с ними в одном помещении. У самых дверей замер, бросил через плечо:
– Я любил тебя, Лидия. Любил, даже когда понял, что ты любишь одну историю, – верил, что даже в истории ты любишь людей. Но я ошибался. Ты никого не любишь. Даже того, кто был после меня, не любила.
Дверь за ним закрылась с въедливым шорохом, оставив Лидию и Эрреру в неприятной, неуютной тишине. Лидия опустила плечи, словно с уходом Майкла из неё стержень выдернули.
– Не принимайте близко к сердцу, – мрачно посоветовал Эррера, старательно глядя в сторону. – Альтман не понимает, что творится, вот и злится. И срывается на вас, потому что угрожать мне кишка у него тонка.
Безопасник повертел в руках пистолет и с отвращением отложил его в сторону.
– Если уж на кого и злиться, то на командора. Если б всё дело было только в законе об истории, он первый бы им подтёрся.
Эррера наконец взглянул в лицо Лидии, и она удивилась, насколько же он молод, едва ли сильно старше Ингрид.
– Так что не вздумайте винить себя в её смерти или в наших злоключениях, что бы там Альтман ни говорил. Потому что ни один человек не может сотворить или предсказать такое.
– Самое страшное, что в глубине души я с ним согласна. В одном он прав – я действительно никого не люблю, кроме прошлого, его отзвука, его теней. Вот и кажется: раз он прав в одном, то и в остальном он тоже может быть прав.
– Вам лучше поспать, – резко оборвал её Эррера, снова став таким, как прежде. – До возвращения катера ещё двенадцать часов, и я сомневаюсь, что кто-то из нас захочет и дальше обыскивать полис. Я верну мистера Альтмана – не стоит нам разделяться.
Уже у дверей его настиг тихий вздох Лидии.
– Спасибо.
Он замер от удивления, обернулся:
– Спасибо? За что?
– А разве не за что? – Лидия отвела глаза в сторону. – Вы спасли мне жизнь.
Эррера замялся. Лидия видела – он борется с собой, мучительно решает – сказать то, что рвётся с языка или нет. Она даже догадывалась, что он может ответить: сухое «Это моя работа», разбавленное холодом и сожалением, – вот и всё, что она услышала бы от него ещё сутки назад. Но он промолчал, только кивнул отрывисто и вышел.
Милосердие иногда мучительнее любого приговора.
Спать не хотелось, да и что может присниться в этом проклятом полисе? Лидия неподвижно лежала на спине, прижав к полу распахнутые ладони. Из-за шлема затекла шея, но Лидия не пыталась улечься удобнее. Сон не шёл. В голову лезли мысли, одна другой тошнотворнее, и от каждой хотелось повеситься. В ушах всё ещё звучал голос Майкла, его тихие злые слова кислотой растравляли душу, потому что были правдой. Эррера мог считать что угодно, но Лидия знала себя, знала: там, в пещере, она действительно была готова обменять жизнь на знания.
Даже если эта жизнь принадлежит не ей.
Особенно – если
